Случайный попутчик - Иван Шишкин

– Это – честная сделка,- самодовольно произнес торговец.- Сделка! Когда будешь рассказывать про нее, не забудь все подробности. И не обращай внимания, если люди будут смеяться над тобой.

Бык в ярости зарычал, как зверь, так страшно, что рабы присели на корточки. Торговец нахмурился.

– Но я…благодарен тебе,- сказал он. – Вот!… – Торговец пошарил в поясном кошеле и протянул Быку маленькую монетку. – Не рассказывай про нашу сделку!

– Ладно, – приняв монетку, согласился Бык.- Но ты о ней тоже не рассказывай… Умеете же вы, купцы, торговаться…

– Это ремесло, как твое, как любое другое… – назидательно изрек торговец. – Надо стараться!

– Куплю вина! – весело сказал Бык, подбрасывая монету на ладони и любуясь ей. – Еще добавлю деньги за старикашку и куплю целый мех! Я выпью его, – сказал он торговцу,- с друзьями. Мы уже почти дома!

– Скажи, воин, почему в Империи так выросли цены? Я не помню такой плохой торговли. Я никогда так мало не наживал.- Торговец не торопился уйти.

– Перед войной всегда растут цены,- важно произнес Бык. – Зато потом – падают.

– Будет война? – заинтересовался торговец, заглядывая Быку в лицо. Бык приосанился.

– Я обещал тебе раба,- напомнил он торговцу. – Возьми любого, а хочешь того, который разыскал амулет? Все равно он не доживет до завтрашнего полудня – его либо рабы задушат ночью, либо я утром скормлю нашим собачкам…

– Нет. Однажды предавший, и еще предаст… – ответил гиккейской поговоркой торговец. Уходя, он оглянулся на Кадета. Кивнул ему. Кадет ответил ему длинным твердым взглядом, притягивающим, запоминающимся, заглядывающим в сердце – таким, что торговец споткнулся.

– Умеют же эти купцы торговаться! – с восхищением и почти по-приятельски сказал Бык Кадету, катая монету на ладони. – Что, Урод, жаль амулет? – Он расхохотался. – Теперь ты вообще никто: у нас в Империи амулетов нет только у животных. Даже рабам позволено иметь амулеты! А у тебя – ничего нет!… Можешь убить предателя – хоть такое утешение я тебе подарю. Можешь даже съесть его – дневной еды у вас сегодня не будет. Сегодня вы много отдыхали.

После ухода Быка рабы сели. Они о чем-то тихо шептались на неизвестном языке, посматривая на Кадета, отвернувшегося от них.

Он сразу лишился и Монаха и диска. Было две надежды, две опоры в этом чужом и опасном мире, не осталось ни одной. Но отчаяния не было. Нагромождение препятствий на пути к цели было знакомо ему. В прежней его жизни такое случалось много раз, и до сих пор ему всегда удавалось достичь цели, а единственным абсолютным условием успеха всегда было одно: надо было выжить. Вот и сейчас – он был пока здоров, и сила его не убыла. Кадет вздохнул, ему было грустно, и тревожили мысли о Монахе.

Сзади раздался негромкий шорох, он резко обернулся, готовый к защите, но она не требовалась: к нему осторожно приблизились три взрослых раба. Двое держали извивающегося у них в руках подростка-предателя, а третий зажимал ему рот.

– Убей его,- с трудом подбирая слова, произнес по гиккейски один из рабов. – Он нам не нужен.

Кадет отрицательно покачал головой. Рабы о чем-то посовещались и бросили подростка на камни. Он сжался в комок, втянул голову в плечи и закрыл глаза. Так он пролежал, как мертвый, не шевелясь, до того самого времени, когда тронулся в путь караван купцов. Мимо неторопливо покатились огромные повозки. Иногда за ними брели купленные рабыни, но Кадет Монаха не увидел, и понадеялся, что ему разрешили ехать в повозке, и его рана не разболится больше обычного. А подросток отбежал куда-то подальше от Кадета, спрятался в нестройной толпе.

…Они снова шагали по каменистой укатанной колесами повозок дороге, шаг за шагом преодолевая плоскогорье. Далеко слева, на западе, горы становились все выше, образуя гряду старых выветренных гор, а спереди и справа к ним приближалась другая, низкая гряда, за которой, как было нарисовано в Книге Монаха, и находятся земли Империи чугов. Дневной переход был длинный, очень длинный, потому что караван нагонял время, потерянное днем.

Вечером Кадет не ужинал. Уходить надо налегке. Да и в дороге два сухаря – вечерняя порция его еды – ему пригодятся.

В глубоких сумерках, когда прохлада легла на камни росой, а рабы уже начали сползаться ближе друг к другу в поисках тепла, но, встревоженные необычным многоголосьем криков и зычного мужского хохота в женском лагере, еще не спали, а Кадет решил, что сегодня его не закуют в цепи, шум приблизился, и вскоре во главе веселой подвыпившей компании надсмотрщиков с факелами в руках появился Бык. Он был в хорошем настроении и без бича в руке. Вместо бича у него в руке болтался полупустой мех вина.

– Давай, показывай! Ты нам обещал!… – орали незнакомые надсмотрщики Быку. – Мы хотим сами увидеть!

– Давайте завтра! – гоготал Бык.- Я устал от этих ваших баб, сколько вы их мне притащили? Что ж они так кусаются! И еще – я наелся! У меня сейчас нет аппетита!

Надсмотрщики еще громче и веселей захохотали: «Нет аппетита!!!». От смеха они приседали и топали ногами.

– Бык! Вдруг завтра нас встретит имперский патруль, уже не повеселишься! – уговаривали Быка приятели. – Давай сейчас!

Шум и свет факелов привлек внимание боевой охраны, и три всадника в полном боевом облачении с подскакали к веселящимся. У одного, старшего, в руке был факел, а у двух других – длинные гибкие пики.

– В чем дело? – громко и сурово спросил воин с факелом. Пики были взяты наперевес. – Почему не брошена пограничная веревка?

– Приветствую тебя, господин! – уважительно сказал Бык, сделав несколько шагов воину навстречу и поклонившись.- Не беспокойся, сейчас все будет в порядке и по правилам. Мое прозвище, с твоего позволения, Бык, это моя сотня рабов, а мы с друзьями хотим напоследок повеселиться, присоединяйтесь к нам, доблестные воины Императора, прошу. Еще есть немного вина…

– А-а, это опять ты, великан, – узнал Быка старший воин. – Мне сообщили, что ты устроил большой переполох, в женском лагере, – в его ровном суровом голосе прозвучала насмешливая нота.

– Это правда, мой господин,- согласился Бык, но голос у него не был виноватым. – Большой переполох.

– Одиннадцать рабынь сегодня познали силу Быка! – в два голоса крикнули веселящиеся надсмотрщики.

– Одиннадцать?!… Это правда? – недоверчиво и как бы растерявшись, спросил воин.

– Как мы смеем лгать тебе, господин! – загалдели надсмотрщики. – Одиннадцать! Мы считали! А первых трех Бык просто разорвал своим огромным корнем! Теперь они уже ни на что не годны.

– Бросьте их завтра собакам, им всегда мало еды. Пусть домой собаки прибегут сытыми,- изрек старший воин.

– Конечно, господин! Как ты мудр!

– Одиннадцать! – озадаченно повторил воин. – Это действительно достойно похвалы. Пусть все знают силу чугов. Ха-ха-ха… корня чугов… А в чем теперь веселье?

– Тебе понравится, господин, – скромно произнес Бык. – Ты мне позволяешь?

– Делай то, что хотел, но побыстрее,- сказал суровый воин и поудобней устроился в седле. Пики опустились к земле. – Дай-ка попробовать твоего вина, Бык…

– Это для меня большая честь, господин, – Бык передал мех с вином. – Только, прошу, оставьте мне один глоточек… запить.

– Запить! Ему запить надо! – Расхохотались надсмотрщики. – Давай, Бык, не тяни, начинай!

– Выше факелы! – Бык хотел внимания. – Встать, собачье мясо! – заорал он на рабов. Рабы вскочили на ноги и сгрудились. – Где тот мальчишка, что услужил мне сегодня? Пусть выйдет!

Рабы вытолкнули вперед подростка. Тот упал на колени, свернувшийся комочек умирающей от страха плоти.

– Я тобой доволен,- поставив ногу в огромном ботинке на спину раба, важно произнес Бык. – И я подарю тебе маленький кусочек жизни сверх той, которая была бы у тебя – в серебряных рудниках. Ты будешь служить. Мне! В моем доме!

– Спасибо, великий господин,- чуть слышно пролепетал подросток.

– И хорошо служить!

– Любое твое желание, господин…

– А то брошу тебя моим собакам.

– Я буду самым послушным из твоих рабов, мой господин!… – прошелестело в воздухе среди тишины.

– Тогда ставлю тебе мое клеймо!

Бык внезапно нагнулся и левой рукой вздернул подростка за ногу в воздух и в полном молчании окружающих принес его в центр, освещенный факелами. Там он рывком сорвал с подростка всю одежду, и голое полудетское тело заплясало в кругу колеблющегося света. Бык поднял подростка повыше, повертел в воздухе, чтобы все, кто хотел, увидели болтающееся у земли лицо с гримасой животного ужаса, судорожно дышащую худую грудь и спину и втянутый живот.

Все замерли и замолчали. А потом в свободной правой руке Быка оказался маленький нож-кадык, он бабочкой сверкнул в паху подростка, раздался пронзительный вопль, в ладонь Быка упала отсеченная мошонка, подростка Бык отшвырнул в сторону рабов, а сам направился в круг света, что-то вороша ножом на ладони. Подойдя к примолкнувшим зрителям, Бык показал им лежащие в его большой широкой ладони два маленьких голубоватых яичка. Кто-то из надсмотрщиков охнул. А затем Бык бросил яички в рот. Покатал их языком, довольно загоготал, глядя на перекошенные лица своих приятелей и сомкнул зубы. Раздался негромкий хруст. Бык с закрытыми глазами неторопливо жевал, потом протянул руку, и старший воин торопливо передал ему мех с вином. Бык сделал два больших глотка, сплюнул и рыгнул.