Батый - Василий Ян

– Подождем, что скажет мудрый, испытанный в походах Субудай-багатур. Этот израненный злобный барс вместе с Джебэ-нойоном, Богурчи[62] и наместником Китая, Мухури, составляли четыре копыта победоносного Чингисханова коня. Только опираясь на эти четыре стальных копыта, Чингисхан мог проноситься от победы к победе. Нам надо не только избрать джихангира, но и вождей, исключительных по военному опыту, начальников правого и левого крыла и стремительного темника[63] передового отряда разведчиков, умеющего заманить врагов в западню… Пусть проницательный Субудай-багатур решит: годится ли в джихангиры Гуюк-хан? Удержат ли его руки поводья коня? Сумеет ли он повести войско для завоевания вселенной?

Пока ханы и царевичи договаривались об избрании более мелких вождей, старый Субудай-багатур, глава и руководитель будущего похода, сидел безвыходно в своей юрте. Никого туда не впускали молчаливые дозорные-тургауды, и никто не знал, что делал, что обдумывал дальновидный скрытный старик.

На кургане, где стояла юрта Субудая, в соседних с нею юртах толпились вестники, монгольские военачальники и кипчакские ханы. Они усаживались на войлоке возле помощников Субудая, юртджи,[64] и передавали им свои пестрые раскрашенные стрелы. Юртджи провожали некоторых из приехавших ханов к старому Субудаю, и тот, впиваясь своим единственным глазом в собеседника, говорил с ним отрывистыми словами либо отворачивался, буркнув: «Такого не надо!», либо передавал овальную пластинку, золотую пайцзу.

Получивший пайцзу начальник отряда обязывался подчиняться беспрекословно джихангиру, не колеблясь исполнять все его приказания и очертя голову бросаться в бой. Воспрещалось самовольно переходить с одного крыла на другое, идти неуказанной дорогой или медлить в выполнении приказа. За все промахи грозило только одно наказание – смерть.

Привезенная ханом или беком стрела с пестрыми знаками, означавшими духов войны, являлась залогом верности тысячи преданных всадников. К тысяче прикреплялся монгольский нукер, опытный в походах. Он наблюдал, чтобы строго исполнялись боевые правила, введенные Чингисханом, чтобы одна пятая часть захваченной добычи поступала в пользу джихангира, а вторая пятая часть отсылалась в далекую Монголию, в пользу великого кагана. Для войска оставались три пятых военной добычи. Монгольский начальник следил, чтобы не было ссор и вражды между отдельными отрядами. За малейшее нарушение правил, написанных в великой «Ясе»[65] Чингисхана, виновному грозила немедленная смерть.

Воины должны были явиться в поход на крепких конях, с исправным оружием, уже разделенные на десятки и сотни, где они были подчинены своим десятским и сотникам.

Наконец шаманы объявили, что боги, живущие за облаками, разрешают избрать джихангира, вождя предпринятого похода, в счастливый сорок первый день совещания. Только знатнейшие ханы и тысячники могли принимать участие в этом торжественном избрании. Остальные, более мелкие военачальники расположились со своими отрядами в степи, вокруг «кургана тридцати богатырей», ожидая решения ханов.

Хан Баяндер выехал еще до рассвета из своего кочевья для участия в празднике избрания. Золотая овальная пайцза с изображением летящего сокола висела у него на груди на желтом шнурке. Не легко было получить эту пайцзу. Накануне хан Баяндер лично привез Субудай-багатуру пять «тысячных стрел». Старый полководец вытащил из кожаной шкатулки золотую пластинку и сказал: «Пусть твои пять тысяч кипчакских джигитов в нападениях будут как кречеты, бросающиеся на соколов, а ты сам будь осторожен, как волк в ясный день, и терпелив, как ворон в темную ночь. Во время стоянок, пиров и увеселений пусть твои кипчаки живут с монголами дружно и невинно, как трехмесячные телята. Я проверю в боях смелость, доблесть и верность твоих кипчаков».

Хана Баяндера провожала пышная свита. Сотня лихих джигитов в шелковых халатах и белых бараньих шапках ехала за ним до подножия кургана. Самые знатные военачальники, сойдя с коней, поднялись на курган. Остальные ожидали в отдалении.

Среди избранных, прошедших вслед за ханом Баяндером, была его старшая жена, дородная и величавая Бурла-Хатун. Пышные складки ее шелкового платья покрывали всю спину коня – от гривы до хвоста. Младшие ханши и служанки помогли ей сойти с коня. Шурша просторной шелковой одеждой, ханша взобралась, задыхаясь, на вершину кургана. Распорядители заставили ее обойти золотой трон, предостерегая, чтобы она не ступила ногой на разостланный перед троном священный пестрый ковер. Ханша опустилась с левой стороны трона среди других таких же толстых, почтенных жен кипчакских ханов, утопавших в нарядных одеждах. Лица их прятались под огромными тюрбанами с пышными пучками белых перьев.

Вслед за старой ханшей проскользнули две смуглые дочери Баяндера, посматривая исподлобья, дико и настороженно. Тонкий стан обеих девушек был перехвачен золотым поясом с маленьким кинжалом.

В толпе зашептали:

– Вот будущие жены джихангира… Хан Баяндер привез их напоказ! Счастлив хан Баяндер, имея таких красавиц дочерей! Будет у него зятем монгольский хан…

Глава двадцать первая

Избрание главного вождя

Восток быстро разгорался. Золотисто-желтая полоса над горизонтом стала огненной. Наконец красный шар солнца выкатился на небосклон. Тотчас же раздался свирепый хриплый рев длинных труб, возвестивших начало торжественного праздника.

По древнему степному обычаю, все монголы, сняв шапки и повесив пояса на шею, упали на землю, поклоняясь небесному светилу. Шаманы, ударяя в бубны, нестройным хором запели молитвы и заклинания, прося заоблачных, всегда гневных богов стать милостивыми, дать успех и благополучие предстоящему походу, просветить ясным разумом головы съехавшихся ханов: пусть они выберут самого сметливого и самого счастливого из монгольских царевичей-чингисидов. Он возьмет в сильные руки повод Чингисханова коня и поведет войско для покорения вселенной.

Молодой Гуюк-хан сидел первым справа от пустого золотого трона. Довольная, счастливая улыбка пробегала по его пухлым губам. Кому же быть джихангиром, как не ему, сыну великого кагана, наследнику золотого трона монгольских повелителей! Он окидывал беспокойным взглядом других ханов, скрывающих мысли под каменной неподвижностью желтых, застывших в почтительной улыбке лиц. Гуюк-хан часто оборачивался: его тревожило отсутствие Бату-хана. Его нигде не было видно. Только братья Бату – Урду, Шейбани и Тангкут – с мрачными, настороженными лицами сидели тесной группой в стороне.

Вопли и завывания шаманов резко оборвались. Гуюк-хан, считая себя самым знатным, поднялся, желая говорить. Но хриплые трубы снова заревели, и Гуюк-хан опустился на ковер.

Тогда вскочил знаменитый полководец Джебэ-нойон, воевавший вместе с Субудай-багатуром как начальник его передового отряда разведчиков. Широкогрудый, сильный, прозванный за стремительность «Стрелой»,[66] он стал кричать могучим голосом любимые слова Чингисхана, обычно произносимые перед объявлением его приказов:

– Слушайте, войска непобедимые, подобные бросающимся на добычу соколам! Слушайте, войска драгоценные, как алмазы на шапке великого кагана! Войска единые, как сложенный из камней высокий курган! Слушайте, багатуры, подобные густой чаще камышей, выросших тесными рядами один подле другого! Исполняйте волю Священного Правителя! Только его слова мудры, только они приносят победы, только его приказы доставят вам обильные богатства, тысячные стада и немеркнущую славу!

Во всех концах нукеры закричали:

– Слушайте слова Священного Правителя! Слушайте почтительно и с трепетом!

Все бросились на колени, касаясь руками земли, и, подняв голову, слушали, что будет сказано.

Четыре писаря Субудай-багатура, мусульмане-уйгуры,[67] в белых тюрбанах, выбранные глашатаями за свои зычные голоса, встали на четырех сторонах кургана. Держа в руках пергаментные свитки, они одновременно стали читать, стараясь перекричать друг друга:

– Слушайте, непобедимые воины, слушайте! Вот что повелел десять лет назад великий Священный Правитель. Вот какие слова записаны в его завещании: «Мы возвели на высокий ханский престол нашего старшего сына, Джучи-хана, подчинив ему западные улусы. Мы повелели ему пойти дальше к закату солнца с войском непобедимых монголов. Мы повелели ему идти покорять вселенную до Последнего моря, до того места, куда сможет ступить копыто монгольского коня. Но тайный враг, подобно черной собаке, подползающей в дождливый день, подкрался к моему непобедимому сыну и обратил багатура Джучи-хана в пыль, развеянную ветром. Слушайте, мои верные сподвижники, багатуры и нойоны! Мы назначаем повелителем монгольского войска, идущего на вечерние страны, моего смелого, доблестного внука Бату-хана, сына Джучиева. Он поведет к новым победам и прославит собранный мною монгольский народ, для чего я даю ему знамя с рыжим хвостом моего боевого коня. Мы приказываем нашему верному слуге, опытному в военных делах Субудай-багатуру, помогать нашему внуку Бату-хану твердо держать золотые поводья. Внуку нашему повелеваем во всем слушаться советов осторожного и мудрого Субудай-багатура. Тогда Бату-хан сорвет с неба утреннюю звезду, уничтожит всех врагов, покорит вселенную до того места, куда проваливается солнце. Тогда прекратятся мор, голод и засуха и настанет всеобщий мир». Слушайте, воины, таково желание Священного Правителя, таким должно быть и желание всего монгольского народа!..