Свадьба отменяется. Осада - Вера Чиркова

Хисс изящно поднялся с кресла, обогнул ошеломлённо застывшую королеву и с невозмутимым видом двинулся к двери.

– Я прикажу… тебя схватить… – задыхаясь от ненависти и боли, прорычала Аннигелл, но советник только оскорбительно ухмыльнулся в ответ.

– Попробуй…

И спокойно вышел из кабинета.

Несколько минут королева скрежетала зубами, потом не выдержала, ринулась к столу, схватила самую большую вазу и с силой запустила в дверь.

– Скотина!

– Истеричная дура! – приоткрыв дверь, издевательски-ласково бросил Хисс и мгновенно захлопнул створку.

С довольной ухмылкой дождался очередного удара в дверь и звона осыпающихся осколков и жёстко глянул на застывших охранников, даже дыхание затаивших от страха. Эти люди точно знают, кто именно подписывает все важные приказы и от чьего слова зависит, премию или порку получит каждый из них.

Всё, вот теперь можно с чистой совестью идти в свою каюту, королева не успокоится, пока всё не перебьёт и не нарыдается до икоты. Потом выпьет стакан успокаивающего и к обеду приплетётся просить прощения. А он будет её утешать и признаваться в любви.

Так всё знакомо и противно… но деваться пока некуда. Зато теперь у советника гарантированно есть несколько часов, чтобы написать на дорогой зачарованной бумаге несколько важных писем и разослать их магической почтой. А главное, в тишине роскошной каюты спокойно поразмыслить, почему события неожиданно пошли совершенно не так, как было задумано.

Глава 7

Устройством грота для девушек занялись северяне, как-то незаметно оттеснившие от этого дела лже-герцога и его секретаря. Откуда-то достали внушительного размера ножи и принялись умело копать и отгребать землю из-под толстых корней росшего на краю обрыва дерева. Брант, посмотрев на их слаженную работу, хмуро сообщил, что отправляется собирать подсохшие обломки досок для костра. И деликатно намекнул на необходимость распределить дежурства; чуть позже придётся установить наблюдение за бухтой, наверняка хозяева склада не возвращаются раньше вечера.

Дорд не стал с ним спорить и настаивать на своём участии в копании укрытия тоже не стал, сразу видно, такая работа для парней просто забава. У него неожиданно появилась странная потребность всё время находиться рядом с Милли и делать всё, чтобы ей было удобно и спокойно.

Выбрав сухое и тенистое местечко рядом с огромным валуном, герцог тщательно очистил его от мусора и колючих стеблей ежевики, заполонившей крутой склон. Затем отобрал у Райта камзолы, расстелил на самом удобном месте и настойчиво усадил на них настороженно притихшую Милли.

Рядом с ней герцог пристроил степнячку, намереваясь присесть с другой стороны, однако травница его опередила.

– Цилия, иди сюда… и перестань дуться. Кто-то давно должен был тебе это сказать… сама понимаешь, кроме вас с королевой это ни для кого не секрет. И то… за неё я не стала бы ручаться.

– Ладно… – занимая место возле магини, ещё ворчливо буркнула маркатская графиня, но этим и ограничилась.

Почему бойкая и капризная графиня становилась заметно более покладистой, оказавшись возле Милли, герцог пока не задумывался. Втайне надеясь, что вскоре травница и сама расскажет ему все свои тайны.

А как же иначе? Ведь их жизни с недавнего времени тесно переплетены, жаль только, он не осознал этого с самого начала. Ну так и понятно почему, родная кровь сказалась. Вот и отец не сразу понял… про маму. Дорд сам пару раз слышал шутливые признания отца, как вовремя он вспомнил про оставленный оруженосцем под подушкой кинжал. Иначе всё не мог придумать повод, чтобы вернуться. Разумеется, когда-нибудь он всё равно бы к ней приехал, сердце звало, но опоздания не смог бы себе простить. После слов про опоздание отец обычно начинал сердито сопеть, и только ласковый взгляд или улыбка матери могли вернуть ему спокойствие.

Лишь после гибели родителей Гиз нехотя обмолвился, что миледи тоже была просватана, и даже свадьба была назначена на ближайший праздничный день. Если бы юный король оказался менее расторопным и решительным, никогда бы не бывать им вместе. Слишком строго относится к таким вещам, как обряд в храме плодородия, его матушка.

– Милли… а как ты думаешь… сколько нам тут сидеть? – устроившись поудобнее, примирительным тоном спросила Церцилия, тоскливо рассматривая окружающие их замшелые камни.

– Не знаю… – травница сразу помрачнела, – то заклинание… было очень скверным на вид. Я пока таких не изучала, но леди Тренна и Таргель были очень встревожены. Там мне было не до того, чтобы задумываться, а теперь припоминаю, как они кричали… если мы хотим жить, то дойдём… Значит, там, в зале, не оставалось никакой надежды на спасение.

Дорд, присевший прямо на землю у ног Милли, ошеломлённо застыл, потрясённый этими словами. До сих пор, занятый шквалом новых для него чувств, он даже не удосужился задуматься о произошедшем… и совершенно не тревожился за учителя.

Просто всегда был беззаветно уверен в его изворотливости и живучести. А вот теперь вдруг совершенно отчётливо осознал, что магистр никогда так не поступил бы. Не швырнул бы их с Райтом одних в неизвестность, если оставался хоть малейший шанс на спасение.

Герцог оглянулся на Райта, моля богов, чтобы тот не услышал и не понял…

Тщетно надеялся. Лицо кузена горько скривилось, резко дёрнулось плечо, и Райт, отвернувшись, помчался куда-то прочь, не глядя под ноги.

Дорд мгновенно вскочил с облюбованного местечка и ринулся следом, хотя ещё минуту назад собирался упорно сидеть там до того самого момента, когда можно будет подать травнице руку, помогая подняться с валуна.

– И даже не стесняются… – едко усмехнулся Шертанс и нахально уселся на место секретаря у ног Милли.

Причём позволил себе придвинуться намного ближе к её коленкам, чем Дорд.

– Это неправда! – неожиданно для себя вспыхнула магиня. – Ну зачем вы так говорите!

– А я ничего такого не сказал, – нахально разглядывая девичье личико, пожал плечами граф. – Вы сами, милая леди, что-то подумали… а раз так, значит, слышали разговоры… люди зря говорить не станут. Вот, например, про меня… говорят, будто я дамский баловень и дуэлянт… Против последнего спорить не стану, никому не позволю обращаться с собой, как с деревенским простаком. А вот про дам сильно преувеличено. Хотя я просто мечтаю, чтобы меня баловала какая-нибудь юная особа… с такими загадочными зелёными глазами, как ваши. И волосы тоже… бесподобно хороши… я ведь сначала думал – вы банальная шатенка, и только на солнце заметил, сколько в ваших локонах алого золота… да вы почти рыженькая, как очаровательно!

Милли даже растерялась в первый момент от таких откровенных комплиментов, но ещё больше от беззастенчивых мужских глаз, разглядывающих её с прямотой покупателя. Словно она выставленный на продажу щенок или лошадь… и можно вслух говорить про густоту шерсти и экстерьер.

А граф, пользуясь этой мимолётной заминкой, галантно взял травницу за пальчики и потянул руку к себе, словно намереваясь погадать по ладони, – недавно появилась такая новая забава у скучающих повес. Каждый из них, заучив названия пары линий, мнил себя великим хиромантом или просто пользовался модным пристрастием, чтобы безнаказанно потискать девичью ручку.

Милли испуганно дёрнула руку к себе, леди Тренна настрого запретила ей разрешать кому-либо гадать по ладони. Особенно мужчинам. Года три назад наставница сама посмотрела руку Милли и потом долго ходила мрачная, что-то вскользь буркнув про двойное переплетение, которое после каждого события может кардинально менять свое толкование.

– О, неужели вы боитесь, леди, доверить мне ваши сердечные тайны, – продолжая крепко держать её руку, игриво приподнял бровь Шерт. – Как интригующе! И кто же успел зацепить ваше нежное сердечко? Но кто бы он ни был – это страшная ошибка! Уверяю вас, никто не может по достоинству оценить нежность и красоту вашей души, кроме вашего преданного слуги!

– Так! А ну встал и отправился за дровами, преданный слуга! – негромко, но зло рявкнул незаметно подошедший к нему сзади Брант. – И нечего голову девушкам морочить, когда остальные работают!

– Я высказал свое предложение, но никто не захотел прислушаться, вот теперь и расплачивайтесь за свою трусость. – Шертанс ещё презрительно кривил губы, а в его глазах уже плескалось понимание.

Про Брантера Дрезорта тоже ходило достаточно сплетен, причём одна другой невероятнее. Но в одном все совпадали: капитан никогда не проигрывал поединков. И те редкие счастливчики, с кем он сводил бой к ничьей, после гордо считали себя его друзьями, зато над теми, кто проиграл, ещё долго потешалась вся знать срединных королевств. Поскольку Брант никогда не убивал поверженных врагов. Хотя некоторые предпочли бы умереть, вот только капитан всегда заранее оговаривал себе право в случае победы стребовать с проигравшего исполнения желания. Одного-единственного. Но вся интрига в том и состояла: никто и никогда не мог заранее предугадать, какой именно каприз придёт в голову победителю.