На улице Мынтулясы - Мирча Элиаде

Он сделал такой упор на последние слова, что Ликсандру действительно остановился и спросил: «Что ты хочешь этим сказать?» Драгомир взял его за руку и повел на бульвар Фердинанда. Они вышли неподалеку от Огненной Башни. «Оглянись назад. Видишь дом с белым балконом? Перед ним горит фонарь». — «Вижу». «Хорошо. Пойдем дальше. Сейчас только полночь, так что время у нас есть...» Когда подошли к Огненной Башне, Драгомир заставил Ликсандру обернуться. «Как далеко ты видишь?» — «До церковного двора». Драгомир кивнул и повел его дальше. Они прошли по бульвару Паке Протопопеску, миновали улицу Мынтулясы и вышли на улицу Отца Соаре. «Отдохнем», — предложил Драгомир, уселся на скамью и достал портсигар. И тут Ликсандру не выдержал: «Ну ладно, что все это значит?» — «А то, что некогда эта земля принадлежала нам, была землей Каломфиров. Теперь, кроме домов, которые тебе известны, у нас ничего нет, и это потому, что один из моих предков, внук Каломфира, захотел, как и ты, узнать, где и как живут те, кто оказался под землей». — «Не совсем понимаю», — отозвался Ликсандру...

Фэрымэ перевел дух и закурил.

— Надо вам сказать, — заговорил он снова, улыбаясь, — что в те времена на улице Отца Соаре была знаменитая корчма, с большим выбором всяких блюд, с садиком, укрытым под липами. Летом там появлялась девица, не то чтобы необычайно красивая, но дьявольски привлекательная. Все ее звали Ляна, хотя она качала головой и отвечала: «Меня совсем не так зовут!» Больше она ничего не говорила, потому что ей нравилось окружать себя ореолом таинственности. Ляна пела, и люди приходили сюда даже из других околотков послушать ее, потому что она знала старинные, забытые другими песни и исполняла их, аккомпанируя себе на лютне, что даже по тем временам было весьма необычно. В эту-то корчму и затащил Драгомир Ликсандру, и они просидели там до самого утра. Ляна пела, глядя только на них, но они ее не очень-то слушали, потому что Драгомир в это время рассказывал о жизни Йоргу Каломфира. Закончив песню, Ляна прислушивалась к этим рассказам, положив лютню на колени. Драгомир заметил это и пригласил ее выпить с ними вина. Сидя перед кружкой, Ляна слушала и мечтательно, задумчиво улыбалась, потом вдруг вскочила, словно вспомнив о своих обязанностях, и, прижав лютню к груди, запела... Я вам рассказываю все это, — принялся смущенно оправдываться Фэрымэ, — потому что у этой девушки, у Ляны, тоже была своя, необычайная история, и хотя Ликсандру никогда не пытался узнать ее до конца, многое случилось с ним лишь потому, что он познакомился с Ляной в ту ночь. Дело в том, что этот Йоргу Каломфир был мужем Аргиры — наипрекраснейшей Аргиры, как называли ее в те времена, то есть в начале восемнадцатого века. Женщина эта была одарена Богом всевозможными достоинствами: она была так красива, что слух о ее красоте дошел до Стамбула, а в Бухаресте память о ней хранилась еще более столетия, поскольку и в середине прошлого века лэутары распевали песни об Аргире. Но она была не только красива, она обладала редкими по тем временам качествами — любила театр и поэтов, была образованна и знала кроме румынского греческий, итальянский, испанский и французский языки. Однако был у нее один, но весьма существенный недостаток: она была невероятно близорука, почти что слепа. Ее отец, знатный боярин, и муж, Йоргу Каломфир, потратили целое состояние на докторов, привозя их с юга и с севера. В домах между бульваром Паке Протопопсску и улицей Отца Соаре всегда жили доктора и шлифовальщики увеличительных стекол, которые содержали мастерские для испытания разнообразных окуляров и подзорных труб. Возможно, от кого-то из европейских мастеров и услышал Йоргу легенды и поверья о волшебных кристаллах, которые лежат в земле и найти их могут только избранные люди, да и то с великим трудом. Может быть, мечта постичь подземную жизнь родилась от великой любви к Аргире, ведь ему предсказано было: если вера в исцеление искренна, то Бог поможет найти тот кристалл, что вернет Аргире зрение. Со временем это стремление проникнуть в тайну подземного мира превратилось у Йоргу в неугасимую страсть. В одном из своих погребов он устроил нечто вроде лаборатории, где колдовал вместе с чужеземными мастерами. И, как говорит легенда, Аргира вновь обрела зрение. Как это произошло — другая история, и, конечно же, в ту июльскую ночь, сидя в корчме на улице Отца Соаре, Драгомир не успел поведать ее, потому что Ликсандру не терпелось узнать о злоключениях Йоргу Каломфира, охваченного страстью познания подземных тайн. Наслушавшись всевозможных легенд и поверий, которые ему рассказывали чужеземные мастера: как зарождаются минералы и драгоценные камни от воздействия солнца и луны, как растут в горах железные жилы и как охраняют их кобальды и феи, — Йоргу вспомнил, что румынские крестьяне бросают на Пасху крашеную яичную скорлупу в речку, веря, что вода донесет ее до Страны Блаженных, где-то под землей, и что скорлупа возвещает этим Блаженным о наступлении Пасхи. Тогда Йоргу позабыл и мастеров, и рудознатцев и принялся ездить по стране, по всем своим имениям, разыскивая стариков и старух и заставляя их рассказывать все, что они знают о Блаженных и об их подземном царстве. Но и старики не поведали ему больше того, что он уже узнал, а именно: Блаженные эти суть существа добрые и сердобольные, а там, под землей, они дружно молятся и питаются тем, что доставляют им доброхоты. Известно также про этих Блаженных, что некогда они жили на земле и только после того, как у них что-то случилось, ушли под землю. Йоргу вбил себе в голову, что это поверье скрывает в себе страшную тайну и тот, кому удастся проникнуть в нее, не только узнает, как попасть в подземный мир, но ему откроются и все остальные тайны, раскрывать которые Церковь не имеет права. И вот как-то раз, вернувшись из деревни, Йоргу заперся на целый день в своем подвале. Потом он приказал обить дверь в подвал железом и навесил на нее замок, чтобы без него туда никто не проник. Что он там делал, этого никто не знал. Однако в один прекрасный день испуганный Йоргу вылез из подвала и приказал собрать людей с ведрами и ушатами, чтобы вычерпывать воду. Целую неделю и ночью и днем без передышки работали люди, но вода все прибывала и прибывала. Йоргу совсем извелся, не спал, не ел, весь всклокоченный, стоял он возле лестницы и как в бреду твердил: «Скорей, скорей!» Но все было тщетно. Через неделю вода полностью залила подпал вместе с лестницей. Тогда Йоргу воздел руки и воскликнул: «Господь не помог мне!» Он осунулся, и на бледном его лице ярко горели от бессонницы и усталости глаза. «Не помог мне Господь!» — повторил он несколько раз...

Фэрымэ перевел дух и, поклонившись, взял бокал с шампанским, который через стол протянула ему Анка Фогель. Потом закурил еще одну сигарету.

— А теперь, — снова принялся он за рассказ, — я должен уточнить, что легенду эту я узнал уже на следующий день в школе. Во время большой перемены ко мне в кабинет пришел Ликсандру. Даже не пришел, а влетел, глаза его лихорадочно блестели. Оглядываясь на дверь, словно опасаясь преследования, он подошел ко мне. «Господин директор, — заговорил он шепотом, — прошу вас не сердиться и не спрашивать меня ни о чем, но позвольте мне спуститься в школьный подвал. Только не смейтесь, пожалуйста, и ни о чем не спрашивайте», — добавил он, видя мое полное недоумение. В следующий миг дверь распахнулась и в кабинет вбежала девушка. Бросившись ко мне, она схватила меня за руки. «Господин директор, — закричала она, — не позволяйте ему спускаться в подвал, иначе ему несдобровать!» — «Но кто ты такая? — спросил я, стараясь высвободить руки. — Почему ты ворвалась, даже не постучавшись?» — «Если бы вы знали то, что знаю я, вы бы меня извинили, — проговорила она. — Люди зовут меня Ляна, хотя у меня совсем другое имя. Бог наказал меня за грехи, и я теперь пою по корчмам, хотя вовсе не для этого была рождена. Сейчас я пою в „Подсолнечнике“, вот тут, рядом с вашей школой. Вчера вечером я пела для них двоих, потому что они мне понравились, как только вошли. И я слышала, что рассказывал тот, второй, внук боярина. Я знаю, какая опасность подстерегает этого юношу, если вы разрешите ему спуститься в подвал...» Ликсандру все больше бледнел. «Не слушайте ее, господин директор, — заговорил он. — Ляне всюду мерещатся всяческие чары и колдовство... Пусть она выйдет вон и войдет второй раз, постучавшись!» — «Ничего не понимаю! — воскликнул я. — Садитесь оба и объясните толком, о чем речь. Начинай ты», — обратился я к девушке. «Не слушайте вы ее, господин директор! — вскочил Ликсандру. — Эта Ляна, вместо того чтобы развлекать посетителей, подслушивает их разговоры, ничего в них не понимая...» Резко повернувшись к Ликсандру, я посмотрел ему в глаза. Он залился краской и замолчал. «Я всю ночь не спала, — начала рассказывать Ляна. — И когда поняла, что он задумал, меня даже в дрожь бросило, так мне стало жалко его. Ощутив его горячую натуру, я догадалась, что его ожидает, и сказала себе: это просто грешно, если пропадет такой молодой мальчик, еще не отведавший любви. Потому-то я и не спала, а подстерегала его возле школы. Я ведь знала, что он явится сюда! Умоляю вас, господин директор, Господом Богом прошу, не позволяйте ему спускаться в подвал!» — «Почему же?» — воскликнул я, ничего не понимая. «Сейчас объясню», — начала было Ляна, но Ликсандру перебил ее: «Я сам нее скажу, но только вам одному». — «А я отсюда не уйду! — пылко воскликнула Ляна. — Поклянитесь, что не пустите его в подвал!» — «Клясться я не стану, потому что не знаю, о чем идет речь, — отвечал я. — Но можешь быть уверена, я не разрешу ему спуститься вниз, не выслушав тебя еще раз. А теперь, будь добра, оставь нас вдвоем и подожди в садике».