Куколка - Генри Олди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Всецело полагаюсь на ваш вкус, Юлия.
— Ценю мужчин, которые не корчат из себя знатоков всего на свете. Редкий вид, вымирающий. Пожалуй, остановимся на «Алонсо». Молодое вино слишком быстро бьет в голову. Ну а я, дабы не нарушать гармонию, возьму грудку камышовой цесарки…
Лючано кивал, очарован и потрясен.
Дамой, ждавшей его в холле студии, оказалась Юлия. Стерва-Юлия, пиратка-Юлия, ледышка-Юлия, сама роскошь и обаяние. Жгучая брюнетка, как и Николетта Швармс, в отличии от пьяненькой и вульгарной гладиаторши она сделала бы честь любому дамскому журналу, снявшись для обложки. Ошалев от неожиданности, Лючано не заметил, как оказался внутри легкой серебристой капли аэромоба, рядом с помпилианкой, на заднем сиденьи. Управлял машиной не раб, а свободный, тоже помпилианец. Пять минут болтовни о пустяках — и вот они уже воркуют на террасе уютного ресторанчика, название которого мигом выветрилось из головы.
«Осторожней, дружок, — предупредил еле слышный Гишер. — Бабы, они…»
— Я польщен вашим вниманием, Юлия. Но не склонен заблуждаться насчет своей скромной персоны. Способен ли я всерьез увлечь вас? — нет, и еще раз нет. Я теряюсь в догадках. Статус семилибертуса является чем-то особенным? Притягательным? Возбуждающим?
Юлия залилась смехом.
— Если бы вы знали, насколько близки к истине! Семилибертусы действительно притягивают нас, уроженцев Помпилии. Я бы сказала, что дело доходит до патологии. Тем не менее, не надейтесь — я разыскала вас по другой причине.
— Мы настолько притягательны, — не удержался Лючано, — что стоит мне зайти в кафе, как вокруг завязывается драка?!
Он вспомнил ужин в «Requies curarum», и с опаской огляделся:
«Не намечается ли побоище и здесь?»
— Даже так? — брови Юлии взлетели на лоб. — Расскажите, умоляю!
— Курьезная история! Сижу вчера, кушаю салат «Цезарь», никого не трогаю. У стойки ваш декурион пиво с «Егерской» хлещет. На меня уставился, словно я ему кучу денег должен. А нотариусы хохочут: «Братца встретил, десятинщик?» Он озверел, и давай их полоскать…
— Вы в курсе, — внезапно перебила его Юлия, — как строится механизм подчинения в помпилианской армии?
— Ну… Как везде, должно быть. Генералы, офицеры, солдаты…
— Это система. А я говорила о механизме подчинения. Он строится не просто на званиях, уставах и приказах. Он строится на наших расовых особенностях. Подписывая контракт на воинскую службу, солдат или офицер отказывается от толики личной свободы. Становится частичным рабом своего командира. Фактически — семилибертусом. Добровольно. Это не совсем адекватно вашему статусу: вы — инорасец, с другой физиологией… Но близко, очень близко.
В ушах женщины колыхались бриллианты. Серьги на длинных цепочках из белого золота. Их блеск завораживал. Негипнабелен, как невропаст, Тарталья хотел и не мог оторвать взгляд от украшений. Розовые, изящные мочки ушей. Колючие звезды странной огранки. Витые цепочки с почти неразличимыми звеньями.
Цепочки.
Цепи.
Ошейники.
— Младшие чины теряют, как правило, до десяти процентов свободы. Отсюда и оскорбительное прозвище: «десятинщики». Офицеры — от семи до трех, в зависимости от звания. Это обеспечивает куда лучшее взаимодействие подразделений на всех уровнях, чем при обычном подчинении. Но больно бьет по самолюбию и гордости наших граждан. Правительство платит военным очень высокое жалованье. Выйдя в отставку, они получают ряд льгот и привилегий. Империя вынуждена компенсировать унижение, которому военнослужащий подвергается, жертвуя частью личной свободы. Вы слабо представляете, что значит для помпилианца — уподобиться рабу. Даже в ничтожной степени.
«Проклятье! Гай Октавиан Тумидус, надменный гард-легат, кавалер ордена Цепи и малый триумфатор! Когда мы торговались с ним на Китте, он… он уже!.. клянусь черной дырой! — я, свободный, вел переговоры с частичным рабом…»
Мир рушился в тартарары.
Представить, что легат Тумидус, оформляя заказ на услуги невропаста, был несвободен, означало сойти с ума. На пять, на три процента, на дамский ноготь! — добровольно, подчиняясь армейскому контракту…
«А ведь ты освободил его, малыш», — сказал маэстро Карл.
«Я?!»
«Ты. Из-за кого он был вынужден уйти в отставку?»
— В ситуации, описанной вами, даже трезвый помпилианец утратит контроль. Могу вас успокоить: вам лично ничего не угрожало. Декурион бы вас и пальцем не тронул.
— Он и не тронул…
Принесли заказ. Сразу стало ясно, почему Юлия не заказала салатов, закусок или десертов. Порции здесь были по-варварски огромны. Дичь с золотистой корочкой смотрелась восхитительно; тонкий аромат будоражил ноздри и возбуждал аппетит.
— О-о-о! — не слишком внятно выразился Лючано, пробуя кусочек птицы.
Помпилианка улыбнулась в ответ: мол, я зря не порекомендую!
— Юлия, вы — добрая фея! Я уже влюбился в местную кухню. Можно сказать, «с первого укуса».
— Только в кухню?
— Смеет ли скромный семилибертус говорить о большем?
— Скромному семилибертусу у нас позволено очень многое. Как балованному ребенку, любимцу семьи, тирану и капризуле. Свободный человек за такие шутки давно получил бы вызов на дуэль.
— Дуэль! Дуэль Гая с Титом! Гай настаивал на армейском механизме подчинения. Тит с наемниками были против, считая это унизительным. Теперь я знаю: почему.
В пяти метрах от их столика, плавая в круглом аквариуме, жирные рыбы разевали рты. Плямкали скользкими губами, комментируя чужой разговор. На самом деле эти карпы и лини, разумеется, ждали выбора клиентов ресторана, а после — гибели на раскаленной сковороде. Но казалось: в аквариуме собрался ученый совет, решая вопросы жизни и смерти.
— В итоге действия по сбору «ботвы» оказались плохо согласованы. Экспедиция понесла потери. Плюс ранение, необходимость спасать меня, своего раба…
— Вы быстро схватываете. Но вам дуэль не грозит. Пользуйтесь: кроме Гая, на вас фактически нет никакой управы. Если, конечно, вы не рискнете грубо нарушить закон.
— Например?
— Ограбите кого-нибудь. Изнасилуете. Убьете, — в голосе помпилианки самый внимательный слушатель не уловил бы и тени иронии. — Впрочем, насколько я вас знаю, вы на это не пойдете.
— И насколько же вы меня знаете?
Он подлил вина в бокал дамы, опередив движение Юлии. Семилибертусу позволено многое, но хороших манер еще никто не отменял.
«Она вскружила тебе голову, малыш. Будь начеку!»
— В достаточной степени, Борготта. — Юлия изящно вытерла рот салфеткой. — Думаете, к чему весь этот ужин? Я покупаю вас. Подкупаю, если угодно. Я курирую ряд лабораторий, где проводятся исследования аномальных возможностей психики и физиологии. В связи с этим…
— Спасибо за откровенность, фея. Ценю. Вам понадобилась лабораторная крыса? И вы готовы накормить крысу дичью, напоить вином…
Он вовремя остановился.
Не хватало еще хамить, пользуясь безнаказанностью статуса!
— Крыс мне хватает, — дама ни капельки не обиделась. — Мне не хватает опыта общения с артистами. Надо было сперва польстить вам, воспеть хвалу вашему могучему таланту… Потом расплакаться у вас на плече. Сказать, что без Лючано Борготты мир рухнет, а мои лаборатории разорятся. И вы прибежали бы ко мне сами — пешком через всю Галактику. Или я взяла бы вас у Гая в аренду. Дать обязательство, что вам не будет причинен вред — и Гай с радостью избавится от обузы. Верите?
— Верю.
Юлия говорила правду. Желай она любой ценой заполучить «крысу» для опытов — уже бы заполучила. Помпилианцы — мастера находить лазейки в законах.
— Я заинтересована в добровольном сотрудничестве. Мне нужны помощники, а не их тела в виде расходного материала. Я предлагаю вам контракт. В театре вы за всю жизнь столько не заработаете. Тем более, что и театр-то не ваш, а графа Мальцова.
— Контракт? «Десятинщиком»?
— Нет. Обычный контракт. Без ограничения свободы. Впрочем, любой контракт ограничивает свободу подписавшего. Не так ли?
— Но я… Я — собственность Гая!
— Об этом мы поговорим в другой раз. Есть варианты. Ну что, сумела я вас заинтересовать?
— Сумели, — честно признался Лючано.
— Тогда завтра жду вас в гости. Вот адрес — я сняла дом неподалеку. Имейте в виду, вас ожидает приятный сюрприз!
И Юлия лукаво подмигнула.
Контрапункт
Лючано Борготта по прозвищу Тарталья
(около десяти лет тому назад)
У каждого — своя картина мира.
Она складывается из тысячи мелочей, миллиона пустяков, пригоршни действительно важных деталей и кучи хлама, заслуживающего помойки, да все как-то руки не доходят. Мы пишем эту картину, добавляя мазок здесь, мазок — там; мы строим обжитую, уютную Вселенную, и счастливы, когда кто-то снаружи подтверждает ее правильность, значимость и полезность.