Песнь моряка - Кен Кизи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Боже правый в платье белом, Айзек, то ж «Чернобурка»!
Имя было знакомым, но Айк лишь пожал плечами.
– «Чернобурка», самая крутая яхта на флоте. Крыльевой парус. Чувак, ты шо, не знаешь, шо есть зам?
Айк сказал, что знать не знает никакого зама с тех пор, как давным-давно уехал из Калифорнии.
– Это всемирно известная плавучая студия Герхардта Стюбинса! – Грир плясал от возбуждения. – Герхардт Стюбинс!
– Режиссер?
– Всемирно известный режиссер. Значит, правду говорили: у нас будут снимать кино. Воа! Забудь про рыбу. – Грир пинком отправил выпотрошенного королевского в дальний конец палубы. – Полный вперед, Босли. Нас ждут звезды!
Айк забрал у Грира бинокль. Над баком и сквозь брызги он сумел разглядеть хромированный блеск трехъярусного верхнего мостика под большим крыльевым парусом.
– Какое разочарование для бедной Алисы – а она так спешила посмотреть на новый баркас своего старика.
Но он опять ошибся. Сегодня все шло не так. Когда они пыхтя приближались к ремонтному эллингу, он разглядел на причале Алису Кармоди с улыбкой от уха до уха. Она стояла в толпе у трапа яхты с непокрытой головой: обычно тусклый шмат волос вымыт до блеска, расчесан и уложен вдоль спины переливающейся спиралью. Айк в изумлении подкрутил увеличение бинокля. На Алисе было национальное платье-одеяло, разукрашенное пуговицами из мидиевых ракушек, бахромой из птичьих клювов, к этому браслеты, бусы и побрякушки, а на ногах темные чулки и туфли на каблуках! И что самое поразительное, она пила. Уже много лет никто никогда не видел пьющую Алису Кармоди.
– Это ж «Дом Периньон»! – воскликнул Грир. – Эй, Босли! Поддай газу!
Когда они шли мимо к берегу, Алиса их заметила и помахала рукой:
– Эй, вы! Саллас! Грир! Где вы были, ребята, на уток охотились?
Толпа ответила на шутку лошадиным ржанием.
– Привязывайте это старое корыто или топите к черту, – прокричала она. – Давайте сюда, будем общаться.
Грир обернулся к Айзеку, выгнув дугой брови:
– Сперва плохие новости в майонезной банке, потом Лулу Луп с сюрприз-супругом, теперь Алиса Кармоди транжирит имущество с голливудчиками. Tres[14] интерес, шо не? Какие прячутся тайны, а с виду все тихо.
– Tres, да, – согласился Айк.
Они привязали «Колумбину» под пустым навесом механиков и зашагали обратно к причалу. Их встретила Алиса – лицо ее пылало от шампанского и последних розовых лучей заходящего солнца. Она протянула Гриру бутылку, затем величественно обернулась вокруг себя в шуршащем, бренчащем платье:
– Как тебе мой наряд, Саллас? Классическая этника или нет?
– Как на портретах Эдварда Кёртиса[15], – ответил он.
Алиса сперва нахмурилась, потом засмеялась:
– Давайте, мужланы, – взяв обоих под руки. – Хочу вас кое с кем познакомить.
Она подвела их к собравшейся на причале небольшой толпе: оба брата Вон, Босли, несколько гиллнеттеров и полдюжины разнообразных мальков. Все пили «Лабатт» из жестяных банок и кивали, слушая стоявшего спиной человека – высокого, широкоплечего, на голове капюшон от меховой парки. По тому, как он удерживал всеобщее внимание, Айк решил, что это и есть знаменитый режиссер. Алиса шагнула вперед и хлопнула человека по спине:
– Мистер Саллас? Мсье Грир? Мой сын, Николас Левертов.
Мужчина обернулся, опустил капюшон, и тот улегся у него на плечах, как воротник слишком большого клоунского костюма. Только всклокоченный парик у этого клоуна не был ярко-рыжим – он был чисто-белым, он вился и бился вокруг лица, как ручная пурга.
– Не надо звать меня Николасом. – Его белая рука потянулась к руке Айка. – Зови меня Святой Ник.
Жжж-ззз! Айк отдернул руку и вскрикнул. Сиреневые губы растянулись в улыбку, белая ладонь раскрылась, показывая шутовскую пружинку. Все засмеялись: Грир, Алиса, мальки – все. Даже вороны поднялись в воздух, закружили и закаркали. Айк тоже смеялся. Но сквозь смех в его усталой голове уныло толкались вопросы: Почему здесь? Почему сейчас? Почему Куинак?
4. Барышни в беде, демоны прошлого, яхты будущего
Сначала надо понять, почему Аляска. Потому что Аляска – это конец, финал, Последний Рубеж Мечты Пионеров. Из Аляски уходить некуда. Когда-то таким рубежом была Бразилия, но она пала, отдалась за долги третьего мира второму и первому, которые и скормили ее «Макдональдсу». За десять мегамиллиардов.
Была надежда, что рубежом станет Австралия, но надежда обернулась очередной викторианской фанаберией, проеденной расизмом и термитами. Африка? У Африки никогда не было шанса – колесо стало кривым еще до того, как его изобрели всевозможные фортунщики. Китай? Легендарный спящий гигант пробудился в экономических цепях и смоге. Канада? Пока эти тормоза пялились на свой хоккей, запивая его пивом, из нее выкачали все ресурсы. Луна? Марс? Фрактальная ферма? Вне игры, к сожалению. Планета Земля – вот мяч, который нам брошен, играть надо с ним.
Значит, Аляска, финальный фронтир, раз уж мы ввязались в эту старую больную игру с мячом. Середина последнего иннинга…
Начать с того, что Аляска достаточно широка, а потому, при всех нефтяных разливах и мусорных свалках, заселена относительно слабо. Ее площадь – пятьсот восемьдесят шесть тысяч квадратных миль, или триста семьдесят пять миллионов акров. Даже сейчас, в двадцать первом веке, на большинство этих акров ни разу не ступала нога белого человека, равно как черного, красного или желтого, вообще не ступала нога млекопитающего, если на то пошло; хотите – проверяйте, дюйм за дюймом. Аляска пуста. Жизнь процветает исключительно вдоль береговой линии, которая, если считать в пропорции к линии моря, больше всех прочих береговых линий Соединенных Штатов, включая Восточное побережье, Гудзон, Мексиканский залив и берег от Сан-Диего, Калифорния, до Ванкувера, Британская Колумбия, вместе взятых! Эта протяженность до сих пор неустойчива исторически и геологически.
Алеутский желоб – один из наиболее сейсмически активных участков в мире. Это беспорядочная череда трещин и осколков, оставшихся после разлома Суперконтинента двадцать миллионов лет назад. И ей до сих пор нет покоя. Море давит своей тяжестью, отчего напряженные слои граувакки и осадочного сланца вздымаются и взламываются, подобно тому как открываются старые книги. Здесь самые глубокие стеллажи этой библиотеки (смотрите в приложении). На них первые выпуски «Тайм», «Лайф», «Тру сторис» и «Нэшнл джиогрэфик». В них истории. Одни – долгие и неторопливые, вроде миллионолетней саги об этом раздирающем душу разводе Суперконтинента; другие – напоминают короткие таинственные загадки, например: почему молекулы в определенном слое ракушечных окаменелостей (возраст – двенадцать с половиной тысяч лет), целую вечность укладываясь так, чтобы их отрицательные молекулярные хвостики указывали в одну сторону, на север, в очень близком следующем слое вдруг резко разворачиваются этими же отрицательными на юг? На стеллажах твердые факты –
