Говардс-Энд - Эдвард Форстер

Из темноты за кухней послышался голос:

— Лен?

— Ты легла? — наморщив лоб, спросил он.

— Угу.

— Хорошо.

Вскоре она позвала его снова.

— Мне хочется дочитать главу.

— Что?

Леонард заткнул уши, чтобы ее не слышать.

— Что такое?

— Хорошо, Джеки, ничего такого. Я книгу читаю.

— Что?

— Что? — переспросил он, подражая ее усилившейся глухоте.

Вскоре она позвала его снова.

Рёскин к этому времени уже посетил Торчелло и велел своим гондольерам отвезти его в Мурано.[14] Скользя по шепчущим водам лагуны, он размышлял о том, что мощь Природы не может уменьшиться из-за глупости, а красота ее не может увянуть из-за нищеты таких людей, как Леонард.

7

— О, Маргарет! — воскликнула тетушка Джули на следующее утро. — Случилось такое несчастье! Я никак не могла застать тебя одну.

Несчастье оказалось не таким уж серьезным. Одну из меблированных квартир в богато обставленном доходном доме напротив сняло семейство Уилкоксов, «без сомнения, приехавшее с целью проникнуть в высшее лондонское общество». То, что миссис Мант первой узнала об этом прискорбном событии, совершенно неудивительно, ибо эти квартиры ее очень интересовали и она неусыпно следила за всеми происходившими там переменами. Теоретически она с презрением относилась к их появлению — они нарушали старый добрый вид, заслоняли солнце, да и селились в них одни нувориши. Но сказать по правде, с появлением «Уикемских особняков» визиты в Уикем-плейс стали для миссис Мант вдвойне интереснее, и за несколько дней она узнавала о происходившем там больше, чем ее племянницы за несколько месяцев, а племянник — за несколько лет. Тетушка Джули прогуливалась перед доходными домами, заводила знакомства со швейцарами, спрашивала, какова арендная плата, восклицая, к примеру: «Как! Сто двадцать за цокольный этаж? Вам их никто не даст!» — «Попытка — не пытка, мадам», — отвечали ей. Пассажирские лифты, грузовые лифты, места для хранения угля (большое искушение для нечистого на руку швейцара) — обо всем этом она была прекрасно осведомлена и, пожалуй, даже испытывала облегчение, вырвавшись из политико-экономически-эстетической атмосферы, царившей в доме сестер Шлегель.

Маргарет выслушала новость спокойно, поскольку не считала, что приезд Уилкоксов омрачит Хелен жизнь.

— Хелен никак не назовешь девушкой, лишенной интересов в жизни, — объяснила Маргарет. — Ее голова занята множеством других вещей и других людей. С Уилкоксами был фальстарт, и теперь она не меньше, чем мы, будет стараться их избегать.

— Для столь умной девушки, как ты, дорогая, эти рассуждения весьма странны. Хелен не удастся их избежать, если они поселились прямо напротив. Она может встретить этого Пола на улице. И ей придется по крайней мере поклониться.

— Конечно, она должна будет поклониться. Но послушайте: давайте лучше займемся цветами. Я хотела сказать, что потребность интересоваться Полом исчезла, а значит, и все остальное не важно. Я рассматриваю этот злополучный эпизод (когда вы проявили к Хелен такое участие) как операцию, в ходе которой убивают нерв. Нерв мертв, и больше он ее не побеспокоит. Имеют значение лишь те вещи, которыми человек интересуется. А поклоны, даже оставленные визитные карточки, даже приглашение на обед — все это мы можем предложить Уилкоксам, если они сочтут наши действия уместными. Но другое, важное, никогда более не повторится. Неужели вы не понимаете?

Миссис Мант не понимала. И в самом деле, Маргарет высказала довольно сомнительное утверждение — что чувство, интерес, однажды так ярко вспыхнувший, может бесследно исчезнуть.

— Кроме того, имею честь сообщить вам, что мы тоже Уилкоксам надоели. В свое время я вам не рассказала — вы могли рассердиться, а у вас и так достаточно поводов для переживаний, — но я написала письмо миссис Уилкокс с извинениями за доставленные неприятности. Она мне не ответила.

— Как невежливо!

— Не знаю. Может, разумно?

— Нет, Маргарет, это крайне невежливо.

— В любом случае обнадеживающе.

Миссис Мант вздохнула. Завтра она уезжала в Суонидж, как раз тогда, когда племянницы особенно в ней нуждались. О многом приходилось сожалеть. Например, как великолепно она отвернулась бы от Чарльза, если бы столкнулась с ним лицом к лицу. Один раз ей уже довелось его увидеть — Чарльз давал распоряжения швейцару. И, кстати, выглядел в своем цилиндре совершенно по-простецки. Но, к сожалению, он стоял к ней спиной, и хотя она все-таки отвернулась от его спины, это нельзя было считать настоящей демонстрацией пренебрежения.

— Но вы будете осторожны, правда? — увещевала она.

— Непременно. Дьявольски осторожны.

— И Хелен тоже должна быть осторожной.

— Зачем это мне быть осторожной? — прозвучал голос Хелен, как раз вошедшей в комнату вместе с кузиной.

— Не обращай внимания, — сказала Маргарет, на мгновение почувствовав неловкость.

— Зачем мне быть осторожной, тетушка Джули?

Миссис Мант приняла загадочный вид.

— Просто некая семья, которую мы знаем, но не упоминаем, как ты сама сказала вчера после концерта, сняла у Матесонов апартаменты напротив — там, где цветы на балконе.

Хелен начала что-то со смехом говорить в ответ, но потом вдруг залилась краской, чем привела всех в замешательство. Миссис Мант смутилась настолько, что воскликнула:

— Но, Хелен, разве тебе не безразличен их приезд?

Щеки Хелен стали пунцовыми.

— Конечно, безразличен, — ответила она несколько раздраженно. — Вот только вы и Мег почему-то очень опечалились, хотя печалиться тут совершенно не о чем.

— Я вовсе не опечалена, — запротестовала Маргарет, в свою очередь немного раздражаясь.

— Но вид у тебя мрачный, правда, Фрида?

— Никакой печали я не чувствую — вот все, что я могу сказать. Ты ошибаешься.

— Она совсем не опечалена, — подтвердила миссис Мант, — и я тому свидетель. Она не согласна…

— Тише! — вмешалась фрейлейн Мозебах. — В холл вошел Бруно.

Дело в том, что герр Лисеке должен был заехать на Уикем-плейс за двумя младшими девушками. В тот момент он вовсе не входил в холл: на самом деле он появился через целых пять минут, — но Фрида, почувствовав деликатность ситуации, сказала, что им с Хелен лучше всего подождать Бруно внизу, а Маргарет и миссис Мант могут закончить перебирать букеты. Хелен с неохотой согласилась, но, чтобы доказать, что ситуация и впрямь не такая уж деликатная, остановилась в дверях и сказала:

— Говорите, апартаменты Матесонов, тетя Джули? Вы поразительный человек! Я никогда не знала, что женщину, которая всегда так туго зашнуровывает корсет, зовут Матесон.

— Пойдем, Хелен, — позвала кузина.

— Иди, Хелен, — повторила тетушка и почти на одном дыхании продолжила, обращаясь уже к Маргарет: — Хелен меня не обманет. Ей небезразлично.

— Тише! — шепнула Маргарет. — Фрида услышит, а она бывает очень надоедливой.

— Ей небезразлично, — настаивала миссис Мант, задумчиво перемещаясь по комнате и вытаскивая из ваз засохшие хризантемы. — Я знала, что ей будет небезразлично, что вполне естественно для девушки! Такие переживания! Что за ужасные, грубые люди! Я лучше их знаю, не забывай об этом; и если бы Чарльз подвозил от станции не меня, а тебя, ты приехала бы к их дому совершенно убитой. О, Маргарет, ты не понимаешь, что вас подстерегает. Они все собрались прямо перед окном гостиной. Там миссис Уилкокс — я ее уже видела. Там Пол. Иви, эта дерзкая девица. Чарльз — я его первого увидела. А что это за пожилой мужчина с усами и медным лицом?

— Наверное, мистер Уилкокс.

— Так я и думала. Значит, и мистер Уилкокс.

— Не стоит называть его лицо медным, — вступилась Маргарет за мистера Уилкокса. — Для мужчины его возраста у него на редкость хороший цвет лица.

Миссис Мант, торжествовавшая оттого, что оказалась права во всем остальном, могла позволить себе согласиться с Маргарет по поводу цвета лица мистера Уилкокса. Затем она перешла к обсуждению плана кампании, которого в будущем должны придерживаться ее племянницы. Маргарет попыталась ее остановить.

— Хелен приняла эту новость не совсем так, как я ожидала, но уилкокский нерв в ней в самом деле убит, поэтому у нас нет нужды ни в каких планах.

— Но его желательно подготовить.

— Нет, его не надо готовить.

— Почему?

— Потому что…

Мысль Маргарет возникала из туманных наитий. Она не могла сформулировать ее в многословных предложениях, но чувствовала, что тот, кто привык вечно подстилать соломку, скорее всего обретает защиту от неожиданностей в обмен на радость жизни. Необходимо готовиться к экзаменам, или к званому ужину, или к падению цен на бирже. Но когда речь идет о человеческих взаимоотношениях, следует вести себя иначе, в противном случае ничего хорошего не получится.