Пока Париж спал - Дрюар Рут

– Я все еще помогаю в булочной, когда там есть немного хлеба.

– Да, кажется, что очереди становятся все длиннее, не так ли?

Она отвернулась от Агнес.

– А как твоя учеба, Матильда?

– Хорошо, спасибо. То есть, я имею в виду, что все не всегда гладко, некоторые курсы отменили.

Мама кивнула.

– У тебя есть учебники, но это не то же самое, не так ли?

– Нет, конечно, нет, особенно с наукой.

– Конечно.

Казалось, что мама не помнила, что именно изучает Матильда.

– Bien. Тогда я оставлю вас, девочки. Я вернусь в восемь часов, так что у вас будет достаточно времени, чтобы вернуться домой.

– Но мама, это всего через час. Они живут недалеко.

– Нет смысла лишний раз рисковать.

Она развернулась на каблуках и вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь.

– Не переживай, Шарлотта, – сказала Матильда сочувственно. – Моя мама предпочитает, чтобы я возвращалась домой до комендантского часа.

– Шарлотта, – Агнес посмотрела на меня с беспокойством, – ты правда должна быть осторожнее, раз ты работаешь в этом госпитале для бошей. Я удивлена, что родители позволяют тебе. Люди могут не то подумать.

– О чем это ты? – Я почувствовала, как участился мой пульс.

– Ну, ты знаешь. Они могут подумать, что ты коллаборационистка.

– Нет!

– Ты знаешь людей. Они такие.

– Хватит, Агнес! Все знают, что Шарлотта не такая.

Матильда зло посмотрела на Агнес.

– Конечно, нет! Мы заступимся за тебя. – Агнес поднялась, расправила платье и посмотрела на картину на стене.

– Это Пикассо?

– Да, мама получила его на прошлой неделе.

Она подошла ближе к картине.

– Очень прогрессивно. Теперь ему нельзя выставляться, знаете. Нацисты считают, что это убогое искусство.

– Убогое? – Матильда рассмеялась. – Кто тут еще убогий?

– Должно быть, она стоила целое состояние. – Агнес продолжала рассматривать картинку.

– Это подарок.

– Подарок? – Она вскинула бровь. – Должно быть, твоя мама знает интересных людей.

Я уставилась на нее, гадая, что она думает на самом деле.

Глава 12

Жан-Люк

Париж, 5 апреля 1944 года

Два дня спустя Жан-Люк завтракал тостами с маслом – у них было масло! – когда перед ним вдруг возник начальник станции.

– Bien, bien. Что же ты с собой натворил?

Его рука машинально потянулась к повязке на лице.

Начальник станции смущенно стоял и разглядывал пустую постель Кляйнхарта, который только что отошел. Наверное, в уборную.

Жан-Люк отодвинул свой тост, от аппетита внезапно не осталось и следа.

– Нет-нет, доедай. Я только пришел посмотреть, как ты тут, и задать пару вопросов… Ты не против?

Начальник станции указал на кровать, как бы спрашивая, может ли он присесть.

– Конечно. Садитесь, пожалуйста. Тут хватит места.

Merde! Он должен был быть к этому готов. Как он будет выкручиваться?

Шаг первый: не показывать, что ты нервничаешь.

Жан-Люк снова положил тост перед собой и заставил себя откусить кусочек, но теперь он был холодным и сухим и застревал в зубах.

– Кажется, они хорошо о тебе заботятся.

– Да.

– Как твоя нога?

– Перелом бедра. Должно быстро зарасти.

– Рад слышать. Это очень… досадно.

Жан-Люк нахмурился. Ему показалось, что он намеренно преуменьшает.

– Я плохо помню, как это случилось.

– Да. Все произошло уже после того, как ты ранил лицо. Один из бошей… То есть один из немецких солдат… один из них подумал, что ему надо было указать тебе на ошибку.

– Указать на ошибку? – Сердце бешено застучало.

– Он подумал, что ты ошибся. – Начальник станции сделал паузу. – Ну, в каком-то смысле он ведь был прав? Эта часть путей была в полном порядке. Я сам проверял ее днем ранее. Что ты делал там с этим ломом?

Жан-Люк пытался найти правильные слова. Шаг второй: иметь в запасе подготовленные ответы.

– Ну… Пути были не совсем в порядке. Мне пришлось вернуть один рельс на место.

– На место? Но ты толкал лом в обратную сторону.

В этот момент появилась медсестра.

– Посетитель? Как замечательно.

Девушка улыбнулась.

– Мне только нужно измерить вашу температуру, а потом я уйду и не буду вам мешать.

Но Жан-Люк не хотел, чтобы она оставляла его наедине с начальником станции. Он открыл рот и слегка приподнял язык, чтобы сестра поставила градусник. И с облегчением осознал, что не сможет продолжать разговор, пока во рту у него стеклянная трубка.

Он откинулся на подушку и смотрел, как медсестра разговаривает с начальником станции. Краем уха он слышал, что они разговаривают о карточной системе, и удивлялся, почему они вышли на эту тему.

Жан-Люк попытался сосредоточится и придумать ответ на вопрос про лом.

Шаг три: будь внимателен и последователен в своих ответах.

Она вытащила термометр из-под его языка.

– Тридцать семь с половиной, – с гордостью сообщила она, как будто температура стала меньше благодаря ее усилиям. – Я вернусь за вашим подносом для завтрака через несколько минут.

– Красивая, – подмигнул ему начальник станции, как только она ушла. – Тут уж получше, чем в Дранси.

Он замолчал.

– Ну, стоило это того?

– Что?

Кусок засохшего тоста встал Жан-Люку поперек горла. Он закашлялся, и начальнику станции пришлось похлопать его по спине.

– О чем это вы? – спросил он, когда отдышался.

– О чем я? – повторил начальник станции. – Давай посмотрим.

Он наклонился ближе, чтобы только Жан-Люк мог его слышать.

– Ты о чем думал вообще?

Жан-Люк уставился на него округлившимися от страха глазами.

Начальник станции приблизился еще сильнее, так близко, что Жан-Люк почувствовал запах кофе, который тот, видимо, выпил с утра.

– Слушай сюда. Скоро тебя навестит немецкий следователь. Он задаст тот же самый вопрос: что ты делал с этим чертовым ломом? Что ты собираешься ему ответить?

Он давал ему шанс! Он был на его стороне и помогал ему найти выход из этой ситуации. Жан-Люк почувствовал облегчение во всем теле. Начальник станции был своим.

– Послушай, скажи ему то, что сказал мне – что необходимо было поправить пути, что необходимо было выровнять рельс в одну линию со стыковочным. Но не показывай, что нервничаешь или сомневаешься. К счастью для тебя, в тот день шел дождь, и яму, которую ты вырыл, размыло. К моменту, когда он ее осматривал, на следующий день было уже невозможно понять, где ты начал. Это может сработать. У тебя чистое досье.

Начальник станции замолчал.

– Что бы он ни сказал, придерживайся своей версии.

Как раз в этот момент Кляйнхарт вернулся на свою кровать. Он посмотрел на них.

– Что тут у нас – последний обряд?

– Нет, просто проверяю самочувствие своего работника. Но он должен жить, чтобы рассказать эту историю другим.

– Будем надеяться. Ему нужно еще раз увидеть эту медсестру, – засмеялся немец.

Как же Жан-Люк завидовал привилегированности его положения. Никто бы не стал приходить и задавать трудные вопросы.

После визита начальника станции Жан-Люк чувствовал постоянную тревогу, комок страха, который рос внутри него. Но шли дни, а следователь все не появлялся. Кляйнхарт время от времени пытался завязать разговор, негласным правилом было, что разговоры ведутся на его условиях, и то только тогда, когда он был в настроении.

– Мне нравится Франция, – заявил он в одно утро, когда перед ним положили хлеб и ветчину.

Жан-Люк научился ждать, когда ему зададут вопрос, прежде чем открывать рот, так что на этот раз он просто кивнул.

– Знаешь почему?

Он подумал, что это был риторический вопрос, и продолжил ждать.

– Дело в том, насколько тут все чертовски хорошо. Вкусные вина, невероятные женщины, изысканные произведения искусства. У нас в Германии нет этого всего. Только работа, работа, работа. Всегда так тяжело. У нас никогда нет времени, чтобы вот так посидеть, насладиться жизнью, как это умеете вы. Создавать, мечтать. Я всегда любил Францию. – Его голубые глаза сверлили Жан-Люка, как будто в надежде разгадать какую-то тайну.