Рождественское одеяло (ЛП) - Штайнер Канди

— Не могу поверить, что ты это помнишь.

— Отвечай на вопрос, мистер.

— И то, и другое.

Я выгнула бровь.

— И то, и другое?

— Я тренировался и как раз собирался в душ, — сказал он, ухмыляясь. — Но также мог провести немного времени один на один между этими двумя вещами.

— Так и знала! — Я хихикнула. — Ты был таким нервным, когда я вошла. А вообще, нечестно, что ты не пригласил меня на вечеринку. — Выпятила нижнюю губу, надув губы.

Ривер просто посмеялся надо мной, сделав большой глоток своего напитка.

— Твоя очередь. Правда или действие?

— Действие.

Он покачал головой, как будто уже знал это. Затем, после долгой паузы, он сказал:

— Выпей шот.

— Легко.

— Джина.

Услышав это, я поморщилась.

— Риииверрр… нееет.

— Означает ли это, что ты используешь свой пропуск?

Я прищурила глаза, решительно вставая.

— Черт возьми, нет. Наливай, большой мальчик.

Он так и сделал, и я выпила, и мне сразу же пришлось прикрыть рот и зажмурить глаза, чтобы избежать рвоты. Как только ужасная жидкость осела у меня в животе, я запила ее большим количеством воды и небольшим количеством гоголь-моголя, прежде чем снова настала очередь Ривера.

На этот раз он выбрал действие.

— Приклей свою голую задницу к этому окну и подержи ее там в течение шестидесяти секунд, — сказала я, указывая на окно с другой стороны рождественской елки. Конечно, было темно. И конечно, никто не жил достаточно близко по обе стороны хижины Ривера, чтобы увидеть это зрелище.

Но я знала, что окно было очень холодное.

Ривер застонал, глядя в потолок.

— Можешь пропустить, — поддразнила я. — Если струсил.

— Как пожелаешь, — сказал он, а затем вскочил с пола и, не колеблясь ни секунды, одним сильным рывком стянул с себя спортивные штаны и боксеры.

— Ривер! — сказала я, смеясь и прикрывая глаза рукой.

— Просто выполняю твой вызов.

Я снова засмеялась, качая головой, и, клянусь, что лишь слегка подсмотрела сквозь щелочки пальцев, когда он уходил от меня, наблюдая, как каждая великолепная мышца его подтянутой задницы двигается вместе с ним.

Когда он подошел к окну, то повернулся ко мне лицом, прикрывая руками свой член.

— Ладно, можешь смотреть, скромница. — Он усмехнулся. — Можно подумать, что ты что-то здесь не видела раньше.

Я закатила глаза, как только убрала руку, а затем, глубоко вздохнув, Ривер откинулся назад, прижимая задницу к окну.

Он втянул в себя воздух, широко раскрыв глаза.

— Твою мать, холодно!

Я хихикнула, и этот смех оставался со мной в течение целых шестидесяти секунд, когда он немного подпрыгивал, зажмурив глаза, ругаясь снова и снова, все время держа свое барахло и прижимая задницу к окну.

Возможно, я считала медленнее, чем нужно, но как только досчитала до шестидесяти, Ривер быстро натянул штаны, в то время как я отвернулась, не отрывая глаз от своего гоголь-моголя.

— Это было жестоко, — сказал он, когда снова оделся и встал задницей к огню. — Смейся, пока можешь, потому что я собираюсь отомстить. Правда или действие?

— Правда.

Он пристально посмотрел на меня.

— Ну и кто теперь струсил?

Я высунула язык, потягивая свой гоголь-моголь, пока ждала, когда он задаст свой вопрос.

— Хорошо, — сказал Ривер, снова плюхаясь передо мной на пол. — Сколько у тебя было мужчин?

У меня отвисла челюсть. Я ждала, что он сделает замечание или рассмеется, но он просто смотрел на меня, не дрогнув, и ждал.

Я могла бы воспользоваться своим пропуском. Часть меня хотела его использовать. Но я понятия не имела, что будет дальше в этой игре, и у меня было чувство, что дальше будет хуже.

Я сглотнула.

— Один.

Взгляд Ривера не изменился. Его зеленые глаза не отрывались от моих, пока я больше не могла выносить его взгляд, то, как он смотрел сквозь мой ответ, как будто за этим стояло что-то большее.

Нет, я ни с кем больше не спала.

Нет, это ничего не значит.

Кроме того, что я была слишком занята, узнавая мир, чтобы заботиться о том, чтобы с кем-то переспать.

Я прочистила горло.

— Правда или действие?

— Действие, — прохрипел он. — И на всякий случай, если тебе интересно, у меня аналогично.

Мое сердце сильно забилось в груди от его признания, от правды, которую я так отчаянно хотела знать, но боялась спросить.

Все это время… он тоже ни с кем больше не спал.

Что это значит?

Я поднесла свой гоголь-моголь к губам, строго говоря себе, что это ничего не значит. Во всяком случае, ничего такого, в чем мне нужно было бы разобраться.

Я оторвала взгляд от Ривера и вместо этого посмотрела на огонь.

Так и пошла игра.

Я бросила ему вызов сделать глоток виски, он бросил мне вызов лизнуть одну из игрушек Лося. Я спросила его, где было самое странное место, где он когда-либо мочился, и он попросил меня рассказать ему правду о дорогом браслете, с которым я пришла домой, когда нам было девятнадцать, и который, как он знал, я не могла себе позволить.

Чем дольше продолжалась игра, тем больше мы пили, смеялись и дразнили друг друга. Казалось, суровая обстановка, в которой мы жили большую часть дня, наконец-то исчезла, и я гораздо больше предпочитала ту, в которой мы находились сейчас.

Было уже около полуночи, когда Ривер выбрал действие, а у меня заканчивались идеи. Но один взгляд через комнату — и все изменилось.

— Помнишь то домашнее видео, которое твой папа показал мне, где в детстве ты был завернут в большое одеяло, и скакал вокруг, повторяя: «Смотри, пап! Я королева!»

— Мужчины не могут быть королевами, сынок. Мужчины — короли, — передразнил голос своего отца Ривер.

— Но… мальчики же могут быть королевами, верно? Я хочу быть королевой! — передразнила я, и мы оба рассмеялись.

Когда звук затих, в глазах Ривера появилось отстраненное выражение, он провел большим пальцем по краю бокала.

— Хорошо. Это твой вызов, — сказала я, щелкнув пальцами, прежде чем момент стал слишком тяжелым. — Я хочу повтор.

Вскочив с места, я схватила рождественское одеяло и швырнула в него. Ривер поймал его с драматическим вздохом, с усмешкой складывая ткань в руках.

— Начинай, — сказала я и села на диван, как будто была в зале, а пространство перед камином было его сценой. — Давай посмотрим.

Ривер тяжело вздохнул, но когда поднялся на ноги, то сразу вошел в роль. Он высоко поднял голову, накинул одеяло на плечи и позволил ему волочиться за собой, пока вальсировал вокруг, говоря: «Я королева! Я королева!»

Я смеялась и смеялась, катаясь по дивану, пока у меня не заболели бока. Когда Ривер, наконец, остановился, то встал перед камином, все еще с одеялом на плечах, наблюдая за мной.

Огонь освещал его сзади, оставляя видимым силуэт. Я пожалела, что нет электричества, потому что очень хотелось бы увидеть его в мерцании огней гирлянды, обвивающей рождественскую елку.

Тем не менее, гирлянда и украшения отражали пламя огня, и все свечи, которые окружали нас, отбрасывали на парня теплое сияние. Я наблюдала за миллионом различных эмоций, промелькнувших на его затененном лице, прежде чем Ривер раскрыл объятия, одеяло растянулось, как накидка.

— Иди сюда.

Я нахмурилась и не сдвинулась ни на дюйм, пока Ривер не ухмыльнулся и не кивнул головой, жестом приглашая меня присоединиться к нему.

— Давай, Элиза. Иди сюда.

Моя грудь и горло сжались, когда он произнес мое имя, и я попыталась, но не смогла сглотнуть, когда подошла к Риверу. Когда оказалась в нескольких футах от него, он улыбнулся шире, обнял меня и притянул к себе вплотную.

Рождественское одеяло теперь покрывало нас обоих, окутывая теплом. На мгновение я не знала, что делать со своими руками. Руки были неловко прижаты к бокам, пока Ривер не усмехнулся и не поднял их к своим плечам.

Затем он снова обнял меня, и мы начали раскачиваться.

Музыка по радио раньше была такой тихой, а мы такими громкими, что я даже не помнила, чтобы она вообще играла. Но теперь, когда мы замолчали, это было все, что я слышала, плавная мелодия и сладкий голос Бинга Кросби, поющего «Я буду дома на Рождество» (прим. Bing Crosby «White Christmas»).