Вечность и день - Виктория Чанселлор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если бы у него были руки, он с удовольствием потер бы их. Все развивается по плану господина. Через века заклинание все же подействовало.
Неудачливые любовники нашли друг друга. Морд чувствовал их пробуждающиеся желания, радовался их обоюдным стремлениям. Они были здоровыми, сильными, взрослыми людьми, и очень скоро они захотят предаться зову плоти. Они привяжутся друг к другу, будут одержимы мыслью об объекте своего желания. Их неудовлетворенность будет расти, питать его собственные способности, давая ему силу влиять на их мысли, их страхи.
Ему нужна сила, много силы. Скоро ему потребуется превратить свою пустоту в их реальность. Ему понадобится здоровое сильное тело, а пока он может внушать им мысли и делать это так тонко, что они даже не заметят его влияния.
Пока не будет слишком поздно.
Он знал, что секрет получения силы состоит в том, чтобы свести их вместе, одновременно разлучая их. Тогда их энергия увеличится. Он не позволит им удовлетворить их обоюдные желания, и не только потому, что они «влюбились» друг в друга по его воле.
Любовь. Что за смешное название навязчивого желания. Если бы они испытывали те же чувства, что и он, то есть получали удовольствие от умелого управления теми, кто слабее, они бы приняли его философию всем своим сострадательным сердцем.
Но они не знают — и никогда не узнают — его радостей. Они только по наивности могут пасть жертвой трагедии, взывать к судьбе, призывать на помощь божественные силы. Их человеческое существование зависит от его милосердия, их души принадлежат ему.
Навсегда.
* * *Прислонившись к перилам веранды, Гифф слушал, как волны лизали песок. Далеко в океане слабо гремел гром. Вечер прошел восхитительно, даже лучше, чем он ожидал. В Линде было все, что он хотел найти в женщине, даже без заклинания, которое руководило их чувствами.
У них было много общих интересов, на которые, несомненно, повлияли их прошлые жизни, прожитые вместе. Кроме того, она была умна и образованна. Ему доставляло истинное наслаждение беседовать с ней.
Ему повезло. Он пошел бы на все, чтобы освободить их души, но на этот раз судьба оказалась милосердной.
Ее окружало какое-то сияние. Нет, это не были лучи заходящего солнца или умелое пользование косметикой. Она светилась жизнью — несмотря на недавнюю смерть бабушки и печаль, спрятанную глубоко внутри. Он чувствовал, что она, вероятно, очень одинока.
Это могло быть связано с ним. Почти всю свою взрослую жизнь он был одинок, но он сам выбрал одиночество. Если бы окружающие знали его достаточно хорошо, они бы поняли, как он жил в прошлом. Он не мог вверить свою жизнь другой женщине, и не только потому, что судьбой ему было предопределено любить Линду. После смерти матери у него не осталось ни одного близкого человека, кто был бы рядом, не задавая вопросов, на которые он не мог ответить, или требуя обещаний, которые он не мог дать.
Линда может стать таким человеком, думал он. Она сможет заполнить пустоту, придать смысл жизни, которая проходила, словно в полумраке. Она станет его спасением.
Существует только одна проблема.
Внезапный порыв ветра коснулся его лица, прижал рубашку к телу. Он посмотрел в темноту ночи. Раскаты грома слышались уже близко. Да, одна проблема, которую скоро придется решать. Окончательно и навсегда.
Трудно определить невозможность, ибо то, что вчера было мечтой, сегодня становится надеждой, а завтра — реальностью.
Роберт Г. Годдард
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Дубовый комод с зеркалом был забит старинным столовым бельем с вышивкой и кружевами. Стеганые одеяла в бумажных мешках лежали вместе с вырезанными из журналов старыми рецептами и выкройками, сделанными от руки. Линда вспомнила, что в особых случаях бабушка пользовалась некоторыми рецептами, особенно когда собиралась устраивать «прием». Тогда на стол ставился фарфоровый сервиз, клались дорогие столовые приборы. Иногда подавался только чай и домашнее печенье, но за столом всегда было очень весело.
Когда Линда была ребенком, ей казалось, что бабушка получает от этих чаепитий такое же удовольствие, как и она. Вероятно, так оно и было. Почему этот дом казался ей каким-то особенным? Да потому, думала Линда, что здесь она чувствовала себя важной личностью, которой щедро дарили любовь и внимание. Это было так непохоже на ее жизнь в Нью-Йорке, с родителями, которых больше интересовала собственная карьера, чем семейная жизнь. Спасибо бабушке, в ее доме она обретала такое нужное ей душевное равновесие. Линда и сейчас не была близка с матерью. Отец умер несколько лет назад, до последних дней упорным трудом добиваясь успеха.
Если у нее будет дочь, думала Линда, проводя рукой по отделанным кружевами салфеткам, она будет устраивать для нее чаепития. Она постелет на стол красивую льняную скатерть и украсит стол свежими цветами. Она по-прежнему будет преподавать и заниматься исследованиями, но никогда не позволит своему ребенку почувствовать, что в списке неотложных дел он оказался на последнем месте. Она воспитает в своем ребенке чувство прошлого, научит его понимать историю развития личности и семьи в их необычной реальности, так же как бабушка научила ее мечтать и следовать своей судьбе.
Пусть она дала себе слово разобраться в доме и избавиться от некоторых вещей. Но как можно расстаться с этими салфетками и скатертями? Каждая салфетка вышита бабушкой или прабабушкой. Эти вещи связывают ее с прошлым, с семьей. Она положила в комод таблетки от моли и задвинула ящик.
Зевнув, Линда потянулась и с трудом поднялась. Нога затекла, спина болела — то ли потому, что она долго сидела согнувшись, то ли потому, что спала на мягком матрасе. Ночью ей удалось крепко поспать несколько часов, сказалась предыдущая бессонная ночь, долгий обед с Гиффордом Найтом, да и выпитое вино подействовало. Но утром она проснулась оттого, что увидела другой сон — на этот раз не кошмарный.
При воспоминании об этом сне краска стыда залила ее щеки. Все виделось смутно, словно в тумане. Его лицо, как всегда, оставалось в тени, но в Гиффе она узнала своего умершего офицера, шедшего к ней в ночи. Реальность смешалось с воображением, подумала она, представляя их вдвоем на освещенном луной берегу. В одной тонкой прозрачной рубашке она сбежала по ступеням и упала в его объятия, босые ноги едва касались влажного песка. Он был в форме офицера британских войск, шерстяной китель пропах порохом и потом, но для нее это был самый сладкий аромат на свете. Значит, он цел и невредим, он вернулся к ней, переплыв Ла-Манш. Его не поразила шальная пуля, не унес злой дух. Он держал ее в объятиях, их сердца бились рядом, потом он целовал ее как человек, истосковавшийся по родственной душе.