Мифы об идеальном человеке. Каверзные моральные дилеммы для самопознания - Майкл Шур
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И знаете что? Несмотря на проблемы, которые мы уже отмечали при обсуждении принципа величайшего счастья, этот отвратительный эксперимент с таксидермией можно понять. Если бы вы ничего не знали о морали и делали только то, что написано в стишке Бентама, вы были бы порядочным человеком. Когда наши действия приводят к радости или боли, говорит он, эти ощущения можно определить по тому, насколько они интенсивны, продолжительны, верны, быстро проявляются, продуктивны и чисты. Если ваши действия приносят результаты только вам, ищите удовольствие и поступайте как хотите, но если они сказываются еще на ком-то, стремитесь распространять как можно больше радости вокруг[81]. Не причиняйте страдания, когда возможно, но если их не избежать, то сделайте всё, чтобы уменьшить боль, которую испытывают люди. Это не так уж плохо. Главное, что есть у Бентама и других утилитаристов, — первостепенная забота о других и вера в то, что счастье всех людей одинаково важно. Мое счастье ничем не отличается от счастья другого, что, по сути, исключает понятие элитарности. На утилитарном круизном судне нет кают первого класса для самых богатых пассажиров, все помещения одинакового размера, все едят в одном ресторане.
Итак… утилитаризм — ответ на наш вопрос?
Нет. Утилитаризм — не «ответ» (во многих случаях)К сожалению, при любой проверке на прочность выявляются существенные недостатки основных принципов утилитаризма. Если важно только преумножение счастья и сокращение страданий, мы быстро приходим к грубому выводу, скажем, что врач мог задушить невинного санитара и раздать его органы пятерым нуждающимся. Принцип величайшего счастья Бентама также предполагает, что если у свиньи достаточно помоев и грязи, чтобы валяться в них, то она «счастливее» (и, следовательно, более «успешна»), чем, скажем, Сократ, который, хоть и был блестящим мыслителем, раздражал всех в Афинах настолько, что правительство бросило его в тюрьму и довело его до того, что он выпил цикуту и умер. Любая этическая теория, допускающая, что жизнь грязной свиньи счастливее и лучше, чем одного из величайших мыслителей человечества, немедленно списывается со счетов[82], [83].
И действительно, с тех пор как Бентам представил миру утилитаризм, философы с удовольствием придумывали мысленные эксперименты, чтобы показать, насколько он хрупок. Вот один из них, мой любимый[84], [85]: представьте себе, что электрик (назовем его Стивом) работает на трансформаторе на телеканале ESPN во время футбольного матча чемпионата мира. Стив поскальзывается и падает за трансформатор, вклиниваясь между стеной и электрооборудованием, и его начинает трясти под током. Мы можем освободить Стива, но для этого нам нужно на несколько минут отключить трансформатор и прервать трансляцию. Для строгого консеквенциалиста вывод однозначен: десятки миллионов людей ужасно расстроятся, если трансляция прервется, поэтому извини, Стив, тебе придется еще немного потрястись, пока твои кости не будут просвечивать сквозь кожу, как в мультфильмах. Но нас этот ответ не устраивает. Нам кажется неправильным позволить бедному невинному Стиву страдать, пока другие радуются жизни. Вот к чему на самом деле сводятся проблемы консеквенциализма: иногда нам просто кажется, что вывод, к которому мы пришли, подсчитав общее «удовольствие» и «страдания», вызванные решением, не может быть правильным.
При этом у утилитаристов есть разумный ответ: если мы пришли к выводу, что от какого-то действия хорошего больше, чем плохого, но нам кажется, что поступать так было недопустимо с точки зрения морали, то… это означает, что мы неправильно рассчитали. Когда мы подводим итог, то должны рассмотреть картину целиком: сколько страданий я доставлю не только одному невинному человеку, но и всем, кто теперь знает, что произошло и почему общество сочло это допустимым. Теоретически это означает, что с ними может произойти то же. Знание, что Стив получил удар током, как грабитель в фильме «Один дома 2», когда прикоснулся к обложенной ловушками раковине Кевина, к которой был подключен электрический ток, просто чтобы мы могли посмотреть футбольный матч, опечалило бы многих, хотя бы чуть-чуть. По причине этого мы должны добавить их психологическую и эмоциональную боль к реальной физической боли Стива, и общее количество «плохого» становится больше, чем мы предполагали изначально. Это одновременно блестящая защита и отличная отмазка, поскольку всякий раз, когда утилитарный расчет приводит к неприятному результату, утилитарист скажет нам, что расчеты неверны.
И даже если учесть неопределенное количество боли/печали, причиненных миру в целом, консеквенциалист все равно может допустить убийство Стива. Конечно, теоретически, поскольку сейчас каждый понимает: раз общество допускает такие вещи, то нужно осознавать, что однажды это может произойти с любым из нас. Но, честно говоря, каковы шансы, что это случится с нами? Мы не электрики, не работаем на канале ESPN, и можно было бы (справедливо) списать это на несчастный случай. Кроме того, Стив наверняка понимал риски, когда шел работать «ремонтником трансформаторов». Любая работа сопряжена с определенным риском. Строгий консеквенциалист тщательно подсчитает гедоны и долоры и все-таки решит, что можно оставить Стива биться под током, чтобы мы все могли посмотреть последние восемь минут полуфинала Бразилия — Франция. А просчитать более широкие и вторичные последствия удовольствия/боли — наука очень неточная.
Другая проблема: чтобы определить результаты наших действий,
