По пути в Германию (воспоминания бывшего дипломата) - Вольфганг Ганс Путлиц

Это, видно, тот самый молодой человек, о котором мы недавно говорили.

Мне же он сказал:

— Молодой человек, я бы хотел быть таким же молодым, как вы. Перед вами открыт весь мир.

Раумер бросил несколько хвалебных замечаний относительно моего интеллекта и хорошей семьи, из которой я происхожу. Когда Стиннес уехал, он сказал мне:

— Стиннес любит людей со старыми именами и хорошими манерами. Мне кажется, он клюнет.

Ввовь потянулись долгие, лишенные всяких событий дни. Наконец Стиннес дал о себе знать. С 1 апреля 1921 года я получил возможность поступить в качестве волонтера в акционерное общество «Гуго Стиннес фюр Зеешиффарт унд Юберзеехандель», которым руководил второй сын Гуго. Мне установили почти приличный оклад.

Отец был вынужден временно примириться с поражением, так как все его инструменты власти, и прежде всего угроза прекратить высылку денег, оказались теперь бессильными. В конце концов он примирился с неизбежным:

— Пожалуйста, попытай счастья. Не попав в воду, не научишься плавать. В конце концов не помешает, если ты присмотришься к деятельности купцов. Ты убедишься, что не подходишь для этой братии, и в один прекрасный день, раскаявшись, вернешься домой.

В то время в Гамбурге обитало немало дворянских отпрысков, которые, подобно мне, пытались сделать карьеру дельца. Ни один из них не стал тем, кого в хорошем, с точки зрения бюргера, смысле называют серьезным и солидным дельцом. Некоторые из них составили себе миллионное состояние. Кое-кто «вженился» в фирмы с мировым именем, другие с успехом занялись рискованными проектами. Однако большинство просто спекулировало и мошенничало. Вновь созданные и иногородние торговые дома довольно охотно брали на службу предприимчивых дворян и бывших офицеров. Фирма Стиннеса, расположенная на Юнгфернштиг, кишела ими. Однако старая ганзейская аристократия проявляла к нам немало здорового недоверия. Правда, нас охотно приглашали на танцевальные вечера, однако к делам нашего брата не допускали. [46]

Должен признаться, что я не испытывал особого удовольствия, выписывая счета, помечая для Южной Америки цены на потрепанных подборках образцов портретов святых или составляя конспекты писем с их извечно трафаретными фальшивыми фразами. Тем не менее моя новая жизнь в Гамбурге казалась мне вступлением в более свободный мир.

Здесь не было клуба гвардейской кавалерии, не было военных и дворянских клик, затхлая атмосфера которых удручала меня. Пусть эти крупные ганзейские купцы с их роскошными виллами у Альстера и Эльбы казались на первых порах несколько провинциальными, однако вся атмосфера, окружавшая их, была благотворной.

Я жил у старой дамы в очаровательном маленьком домике в Фонтене, чуть ли не в пяти минутах ходьбы от Ломбардсбрюке (Харвестехудерская сторона Ауссенальстера). Перед домом был парк, который вел прямо к озеру. Сквозь деревья можно было наблюдать лебедей и прогулочные лодки.

Фрау Вехтер — так звали мою хозяйку — была представительницей старого гамбургского высшего общества, большая оригиналка. Ей было более семидесяти лет. В свое время муж оставил ей большое наследство, однако теперь в результате инфляции оно растаяло, как снег на солнце. Кроме пяти пекинских собачек — самая любимая из них почти ослепла от старости — и сигареты в длинном мундштуке из слоновой кости, который она целый день не выпускала из рук, у нее была лишь одна слабость — игра в бридж. Почти каждый вечер двери ее дома были широко открыты, и карточные столы ожидали посетителей. К ней всегда приходили гости, и дом редко пустел раньше, чем в полночь. Приходили не только дамы, но и многие господа из старых, известных всему миру гамбургских крупных фирм «Беренберг — Гослер», «Форверк», «Амзинг», «Крогман», «Олендорф» и других. Игра велась на суммы, которые составляли для обычного человека целое состояние. Меня время от времени допускали к игре, в лучшем случае в качестве болельщика. Фрау Вехтер в большей или меньшей степени существовала на эту игру. Возможно, иногда ей сознательно проигрывали.

Очень скоро я получил доступ в лучшие гамбургские дома. Некоторые из них были обставлены с кричащей безвкусицей. Однако в общем для них был характерен высокий культурный уровень. Там встречались художественные коллекции, которым позавидовали бы некоторые бывшие княжеские дома. Особенно ценились тогда в Гамбурге французские импрессионисты. Здесь можно было найти десятки прелестных произведений Манэ, Ренуара, Сеслея, Коро и Сезана. Кроме того, в этих домах имелись прекрасные изделия из всех стран мира в зависимости от сферы деятельности фирмы. У Верманов преобладали африканские, у Шлюбахов — южноамериканские. Широко представлены были произведения китайского и индийского искусства. Нередко в этих домах устраивались концерты и вечера камерной музыки. Обычно прижимистые гамбургские купцы в этом отношении не были мелочными. Артисты с мировым именем охотно и часто выступали в таких частных концертах, получая высокие гонорары.

Мне, привыкшему за годы юности, проведенные в Лааске, к старопрусским обычаям, согласно которым к каждому завтраку положено два обязательных кружочка масла, а к каждому обеду — два куска мяса, весьма импонировали обильная кухня и превосходные вина. Да и гамбургские балы были веселее, чем дворянское общество в Потсдаме.

Летом два или три раза в неделю я с шести часов утра выходил на Альстер, чтобы до начала службы час или два покататься на лодке. Кроме постоянной работы в бюро, я почти каждый вечер проводил несколько часов в университете, лекции и семинары которого были специально перенесены на часы после работы, поскольку в университете училось большое число студентов-заочников. Я слушал лекции по политэкономии, государственному праву, международному праву, а также по истории и философии. Но лекции по логике и теории познания давали мне мало. Я никогда не мог по-настоящему понять и основной смысл экономического учения, в связи с чем часто внушал себе, что я глупее, чем остальные. Сегодня я понимаю, почему так сбивчиво выступали тогда профессора.

Вечером, лежа в постели, я жадно читал произведения, которые якобы раскрывали последние тайны мира. Это были в первую очередь труды модного в то время философа Освальда Шпенглера «Закат Европы» и графа Германа Кейзерлинга «Путевой дневник философа». Однако намного умнее от чтения этих книг я не стал. [48]

Проблемой, с которой нам ежечасно приходилось сталкиваться, была инфляция. Оклад, казавшийся в начале месяца достаточным, к концу его превращался в жалкую сумму. Большинство населения голодало. Каковы были причины этого? Где искать средства избавления? Как создать благоразумный и справедливый мировой порядок? Каковы правильные пути, которые могут обеспечить человечеству приемлемый уровень жизни в условиях продуктивной работы? Не существует ли тайного философского камня, который помог бы понять эти противоречия и ликвидировать их? Даже самые талантливые и интересные профессора не давали удовлетворительного ответа на эти вопросы. Нам рассказывали много умных вещей относительно значения и целесообразности трестов и картелей в современном народном хозяйстве. Самая рациональная организация производства и товарооборота! Получение высшей пользы при минимальных расходах! Стабильные и низкие цены в результате ликвидации излишних промежуточных расходов! Интенсивное использование технического прогресса! Слушая эти и подобные теории, казалось, что человечество идет навстречу веку всеобъемлющего благосостояния и постоянно растущего изобилия.