ULTRAмарин - Валерий Зеленогорский

С тех времен столько воды утекло, что можно было в ней утопить средний российский город областного уровня, где она с ним жила в несчастливом браке.

Миле было двадцать лет, когда ее мама стала жужжать, что пора выходить замуж, все уже вышли, перед людьми стыдно.

Мила не слушала, но давление нарастало, ее маленькая личная жизнь с таинственными кавалерами имела место – один сделал ее женщиной и растворился в тумане, второй, женатый, сделал человеком – давал книги, отвечал на вопросы и очень нравился, но решительных мер не предпринимал. Так ничего и не случилось.

Летняя практика в чужом городе принесла результаты – появился парень из местных, роман быстро набрал обороты. Парень – красивый, жаркий, в страсти необузданный. Так и замотало Милу от летнего зноя и пристального внимания.

Он в дом позвал, показал родителям и предложил замуж. Ей не очень хотелось, но вроде парень неплохой, родители приличные – вот и пошла на поводу чужих желаний.

Приехали домой, родители захлопали: какой зять, по улице идешь, а он рядом, за плечи обнимает, все завидуют – какая пара. Вот так для людей было принято решение.

Свадьбы не было. Он въехал в ее комнату и сразу занял очень много полок в шкафу и все место в ее жизни и личном пространстве.

Ей даже показалось, что воздуха стало меньше. Рядом с ним она задыхалась, он, словно паук, затягивал ее, как в детской книжке про Муху-Цокотуху, а еще курить запрещал, нудел про здоровье, как санитарный врач, и пугал картинками с легкими в язвах…

Подруги говорили: если в постели крепкий, значит, брак будет нерушимым. Но он достал конкретно. Он тоже слышал, что жену нужно трахать так, чтобы других не хотела. Он и делал это и днем и ночью и замордовал этим до отвращения.

Она и вправду других не хотела, но как только благоверный приближался, озноб бил не любовный, а отвратительный, до пота липкого, как будто в пионерском лагере жабу в кровать бросили.

Все не по нутру было – тюбик в ванной он выдавливал по схеме, до последней капли, каждый вечер рассказывал, что ел на обед, да так подробно: какой гарнир, какой компот.

Потом ванную занимал, как барин, журчал и фыркал, а остальные ждали, когда их величество омоет члены свои и взойдет на ложе любви нечеловеческой.

Талант у него был на это дело, искусен был, затейлив. Другая бы ноги мыла, но не такая наша Мила. Так достал, что поймала себя на том, что, когда муж на рыбалку уезжает, она мечтает, чтобы он не доехал до дома.

С такими мыслями нормальному человеку жить нельзя. Мила пыталась найти в нем что-то человеческое, близкое, надеялась, что он увидит, переменит пластинку, но он так и остался на заезженной старой, только добавил мелочной жадности и делился по ночам своими заветными желаниями, как ее родители купят ему машину и они поедут на Кавказ покорять Эльбрус.

Скрипя зубами она отправилась с ним на Кавказ – пройти тропами хребет и выйти к морю на заслуженный отдых.

Она жестко вела его по маршруту, сама несла свой рюкзак, в конце дня падала с ног, а он смеялся и ночью пел у костра свои козлиные песни про горы и преодоления на пути к вершине. Пару раз ей хотелось прыгнуть в пропасть и пропасть в ней навсегда, закончить путь с этим недоделанным покорителем вершин.

С каждым днем раздражение накапливалось – находить понимание с совершенно чужим человеком не под силу никому.

Потеряв надежду на приведение дроби к общему знаменателю, Мила решила расстаться с ним, объявила, что уходит. Но партнер не понимал, считал, что это ее блажь, бабские штучки, пытался выяснить почему – почему его, красивого и охуительного, она выбрасывает, как наигравшийся ребенок старую игрушку? Он привык к ее дому, ему было удобно, а тут на тебе – пойдите вон! Нет, так не пойдет.

Он вел долгие мучительные разговоры, анализировал, чем нехорош, какие претензии, обещал исправиться, не понимая, что дело не в нем – просто закончился ресурс терпения. «Все кончено», – сказала Мила и перешла спать в проходную комнату, где толклись все члены семьи с утра до вечера.

Еще несколько месяцев он искал квартиру, параллельно пытаясь наладить отношения, но Мила нетерпеливо ждала, когда этот козел покинет ее территорию, и он ушел внезапно, не попрощавшись с ней и, что особенно возмутительно, не сказав спасибо ее родителям, которые были в этом конфликте на его стороне.

В комнате сразу стало больше света, аура поменяла знак, и чакры очистились. Она купила новый диван, и жизнь потекла, как река во время ледохода – мощно, ярко и стремительно.

Редкие новости долетали до нее о его новых женах, он заводил детей и бросал их – что-то сломалось в нем после неудачного брака с Милой. Потом она уехала в Москву, жила в новом браке, где все было по-другому – новый муж образцом красоты и силы не был, на руках не носил, картошку не чистил, но с ним ей хотелось быть. Он жил с ней немножко отдельно, у него всегда была отдельная территория, где ей не было места, она плакала, дралась с ним, но он твердо стоял на своем рубеже и позиций не сдавал.

Когда он уходил в пятницу к своим мужикам, с которыми пил и мерился письками, она не находила себе места – ее, красавицу и умницу, он меняет на каких-то старых уебней, тратит их общее время на посторонних людей. Но пришлось привыкнуть – такая у них была жизнь.

Он не ездил с ней отдыхать, не сочувствовал в болячках и недомоганиях, но он был свой, родной человек, с похмельной рожей и мрачный. Она бежала к двери снимать с него ботинки, кормить, рассказывать, слушать всякую ерунду и заходить ночью к нему в спальню, уложив ребенка, чтобы послушать, как он дышит.

За многие годы совместной жизни между ними было всякое, но она точно знала, что эти двадцать лет, прожитые вместе, она не поменяет ни на какие коврижки. Ей, конечно, хотелось больше женских игрушек, но она бы бросила их в мусорный бак, если бы он больше времени бывал с ней: весь этот антураж с бутиками и салонами – не более чем зал ожидания, когда он приедет в ее жизнь, позабыв о своей отдельной.

Выпив утром кофе и покурив, она задумалась, как ей поступить – стоит ли звонить в прошлое, где заблудился человек, случайно зашедший в ее жизнь?

Что ему надо, о чем он будет говорить, какие слова окажутся уместными для такого разговора?

Легкое чувство вины за его неудавшуюся жизнь у нее было – ее незрелость, уступка тогдашним обстоятельствам испортили человеку жизнь. Поступи она в ту пору по чувству, не на авось, он бы нашел другую женщину, принявшую его таким, каким он был, и жизнь его пошла бы по другому сценарию.

Еще несколько минут она думала о далеком прошлом, но звонок в дверь поднял ее с места – с ночного приключения вернулось настоящее исчадие ада, тварь, которая выключила телефон вчера в два часа ночи. До утра она не спала, замирая от каждого шороха лифта, самые темные сценарии нарисовались в ее голове. Ну, сука! Сейчас ты получишь!

Он зашел как ни в чем не бывало, с мордой, совершенно отстраненной, и сказал, что хочет спать. Все слова застряли в горле – живой, и слава Богу. Она сняла с него ботинки и стала ждать, когда их величество проснется и попросит супу, который был готов в пять часов утра.

Даун-шифтинг, или Восставший из зада

Товарищ Сергеева (далее ТС) вернулся из собственного ада, где находился полгода после трагического события личного характера.

ТС до тех времен скользил по поверхности бытия, подгоняемый ветрами успеха при почти полном фарте.

Полный фарт – вещь, конечно, немыслимая, если ты не в швейцарской клинике с отбитой до основания головой и оплаченной страховкой, в которую входят похороны на Хайгетском кладбище рядом с Карлом Марсом.

ТС нигде не лежал, жизнь его текла, как Волга, на берегу которой он родился. В детстве у него было лишь два огорчения: он хотел петь, а его не слушали, и девочки – они любили тех, кто петь умел, а остальное ему удавалось на раз-два.

Были деньги – сначала нормальные, от папы с мамой, потом ненормальные настолько, что другой бы сошел с ума, а он их принял, как само собой разумеющееся.

Он жил в России, как султан Брунея, – естественно и широко. Все удивлялись его размаху, но он знал, как надо. В прошлой жизни он был венецианским дожем. Он это почувствовал в первую поездку в Венецию, когда сошел со своей яхты на площадь Сан-Марко и все узнал – так бывает, когда приезжаешь в город детства, где прожил и откуда уехал навсегда.

К сорокам годам у него все было, но не было любви. То есть не совсем так: когда-то он любил жену-студентку, но вулкан потух, природу не обманешь, а новой не было. Просто девки его не трогали, секс как досуг он не признавал – лучше в карты поиграть или в баню сходить с товарищами, а бабы в бане – это грех, зачем портить святое дело?..

Он пробовал известных женщин: актрис, балерин и прочих жриц – своих и импортных, с обложек, и бывших жен людей, которым в молодости завидовал. Не покатило – на обложке хочется, денег не жалко, а в жизни что-то не цепляло, не шла лава из потухшего кратера, спал его вулкан до поры до времени.