Кенигсберг дюз пуа - Константин Смелый

Но тут пошла свежатинка. Киракосян, сказали разведчики, тоже знала о своём убийстве. Более того, она сама его спланировала, вплоть до числа ножевых ударов и надписи на спине. Киракосян, объяснили разведчики, была фанатичной психопаткой. Опасаясь, что одна её смерть не переломит общественное мнение, она рассчитывала привести в Кёнигсберг малолетнюю дочь Рогера Линдберга, своего сожителя. Девочка должна была погибнуть вместе с ней.

Ребекка была не единственной, кто в этот момент позвонил на КТВ-2. Но немедленно вывели в эфир, естественно, только её. Гундящих разведчиков обрубили на полуслове.

Она говорила чуть больше десяти минут. Несколько раз умолкала. Отбившись от слёз, говорила дальше. Потом повесила трубку.

Нет, ну конечно же, это не всё. Когда она вернулась в две тысячи седьмом, из Мали, и фильм этот был, эта благотворительность, и что книжки обе читаются в один присест, и что при жеребьёвке на «Евровидение» она вытянула короткую спичку и не отказалась, - это тоже важно. Вставляйте в уравнение. Перемножайте. Ставьте себя на место жителей РЗР. Осознавайте, в какую бездонную жопу угодил главный герой Митя, наш порывистый кузнец своего несчастья.

А я пока в энный раз посмотрю в ютюбе, как Ребекка десять с лишним минут пыталась объяснить всё сразу. Кажется, не получилось. Но ведь пыталась же.

18. Дидактика

У одиночных камер есть очевидные достоинства. 

Митя задумался о них, когда проснулся на пластмассовом полу. Его только что сбросили с кровати. Повезло, что ночью досталась нижняя полка.

- … Мужики? – спросил он, открыв глаза.

- Приветик, – сказал портовый рабочий Лёша, повязанный за покупку секса у уличной проститутки. – Пан Якубовский, просвети его. Ты пиздеть умеешь красиво.

Якубовский, лысый менеджер, проворовавшийся в своём банке, присел на корточки рядом с Митиной головой.

- Молодой человек, – сказал он с нетронутым польским акцентом. – Вы меня хорошо понимаете?

- Понимаю, конечно, – сжался Митя.

- Это важно, чтобы вы понимали. Сейчас вам предстоит получить жестокой пизды от возмущённых жителей города Кёнигсберга.

- И области, – уточнил безработный Анкявичюс из Гусева, взятый за воровство городских велосипедов для продажи в Белоруссию.

- Жители Кёнигсберга и области не могут безучастно стоять в сторонке, когда такие мудаки как вы играют чужими жизнями. Узнаёте? – он поднёс к Митиным глазам фотографию Ребекки, выдранную из газеты. – Вы позволили себе натянуть дозу сорняка, чрезмерную для вашего хилого организма. Вы сели за руль в состоянии перегрузки. Вы надругались над правилами дорожного движения. Если по совести, вы не достойны даже целовать сандалии, которые эта девушка носит на своих прекрасных ногах. Но по вашей вине она находится на грани смерти, – Якубовский вернул фотографию Лёше и встал. – Пусть этот маленький инцидент народного гнева послужит вам хорошим уроком. 

И он засадил в Митин живот остроносый ботинок.

- Ойййй да вы чооооо, мужики!!! – заголосил Митя. Его челюсти клацнули от удара об собственное колено.

- Главное, по голове не надо, ребята, – напомнил Якубовский. – Его сегодня по телевизору будут демонстрировать.

- Обижаешь, шляхта, – сказал Анкявичюс.

Он подхватил Митю под мышки и отодрал от пола. Митя замахал руками, задёргался, пытаясь вырваться, но, как говаривала бабушка, мало каши ел. Лёша и Якубовский методично отметелили его руками и ногами, не обращая внимания на вопли о помощи. Заключительный удар нанесли по яйцам. Затем клешни Анкявичюса разжались, и Митя скуля рухнул обратно на пол.

Окошечко в двери камеры резко открылось.

- Чего это вы расхулиганились, ребята? – дружелюбно спросили оттуда.

- Помилуй бог пана начальника, – Якубовский направился к раковине, чтобы сполоснуть руки и побагровевшее лицо. – У нашего российского гостя падучая болезнь. Слишком много Достоевского читал в школе.

Как он и ожидал, никто из присутствующих не оценил его остроумие.

19. Господин Рыбаков

Генеральный директор компании «Янтарьгаз» г-н Рыбаков примчался на милицейский участок номер пять в начале девятого. Он имел указание пообщаться с Митей до пресс-конференции. Вместе с ним приехала 77 К онстантин Смелый – КЁНИГСБЕРГ ДЮЗ ПУА

съёмочная группа Первого канала, сонная и злая, как потревоженный улей. Она провела всю ночь на вечеринке по случаю второго полуфинала.

Кёнигсбергские журналисты уже заняли все скамейки и газоны вокруг участка. Ноздри щекотал запах кофе из десятков бумажных стаканов.

- Организуй-ка мне тоже чашечку, – бросил г-н Рыбаков своему секретарю.

Пока секретарь бегал за кофе, г-н Рыбаков переговорил с начальником участка.

- Пятнадцать минут, Михал Филипыч, – сказал тот. – Если больше, нужно с министерством согласовывать.

- Мне больше не нужно, – отмахнулся г-н Рыбаков. – Вы лучше мне скажите, жучки там есть?

- Зачем там жучки? – удивился начальник участка. – В МОНю и так пойдёт прямая трансляция. Их же камеры везде под потолком, как же…

- Это понятно, – оборвал его г-н Рыбаков. – Понятно, что МОНя всё сольёт через неделю, как обычно. Я не про них. Мне главное, чтобы журных жучков не было.

Он нервно обвёл глазами кабинет начальника участка.

- С этими всё чисто, – заверил тот. – Антимилиция зимой подняла хай, что журы нам платят за прослушку и плодят коррупцию. Так мы сразу повыдирали всё, пока можно. Правда, – поспешил добавить он, увидев просветление на лице г-на Рыбакова, – я не могу гарантировать, что они со стёкол не будут снимать, – он указал большим пальцем на окно. – По новому закону о СМИ им вроде как можно, «при подозрении намеренного сокрытия общественно важной…» Теперь они напокупали такой аппаратуры, что даже у вас в Шишке на последнем этаже возьмёт…

- Тьфуття… - г-н Рыбаков вздохнул. – Ну, найдите нам без окон чулан какой-нибудь, – его лицо приняло умоляющее выражение. – Мне б только день простоять да ночь продержаться… Здесь наших сейчас очень много. Если до конца «Евровидения» всё вылезет, мне такое вставят… – он махнул рукой в условном направлении Москвы. – Потом-то хоть трава не расти… А? Есть у вас без окон?

Начальник участка потёр указательным пальцем лоб.

- Ну чулан так чулан, – он выдвинул ящик стола и запустил в него руку. – А ваши-то, если не секрет, какую сказку будут запускать?

- Да кто их знает… – г-н Рыбаков встал со стула. – Придумают что-нибудь. Традиционное. Спасибо вам большое.

- Только из уважения лично к вам, Михал Филипыч… Так и вижу, что про меня завтра в «Балтийке» будет написано…

Начальник участка отвёл г-на Рыбакова с подоспевшим секретарём в подсобное помещение. На двенадцати квадратных метрах громоздились старые стулья, швабры и вёдра. Под потолком горела тускловатая лампа без абажура.

Следом подошёл Первый канал.

- Михаааал Филипыч! – заныла мужская половина съёмочной группы. – Ну как мы тут будем снимать! Темно, тесно, хлама выше крыши…

- Да шёл бы ты, Витя… – г-н Рыбаков сел на ближайший стул и закрыл глаза. – По мне, так хоть вообще ничего не снимайте…

- Михааал Филипыч!..

- Витька, кончай орать, – сказала женская половина. – Вытаскивай лучше всё в коридор. Давай-давай, живенько! Стены отличные. Снимешь правильно – сойдёт за карцер какой-нибудь.

Через две минуты в комнате остались стул с г-ном Рыбаковым и ободранная скамейка, видавшая советские виды. Съёмочная группа забилась в угол, ощетинившись камерой и лампой на 200 ватт.

Митю привели двое милиционеров.

- Спасибо, – сказал им г-н Рыбаков. – Прикройте дверь, пожалуйста. У нас пятнадцать минут.

Дверь закрылась.

Митя измученно ссутулился посреди комнаты. Его руки заметно дрожали.

Г-н Рыбаков с отвращением посмотрел на него. Затем отпил кофе из бумажного стакана и придал лицу участливое выражение.

- Садись.

Митя кое-как опустился на скамейку.

- Вот так очень хорошо, Михал Филипыч! – обрадовалась женская половина съёмочной группы. – Скажите только теперь что-нибудь, и мы всё.

- Варвара, – сказал г-н Рыбаков всё с тем же участием на лице.

- Меня Дмитрий зовут, – сказал Митя.

- Варвара, – повторил г-н Рыбаков. – Волчица ты, тебя я презираю. К Птибурдукову ты уходишь от меня. Всё?

- Всё, Михал Филипыч, спасибо! – телелампа погасла, и в комнате стало в три раза темней. – Пойдём-пойдём, Витька.

Съёмочная группа торопливо свернула удочки и убралась из комнаты.

- Так, теперь слушай меня внимательно, – г-н Рыбаков убрал с лица участие и вернул отвращение. – Я Михаил Рыбаков, гендиректор «Янтарьгаза». Фактически, посол России в Кёнигсберге. Понимаешь?

- Понимаю, – прошептал Митя. Его понимание, если вы помните, тестировали уже второй раз за утро, и первый раз кончился плохо.