Электронное гражданское судопроизводство в России: штрихи концепции. Монография - Василий Пономаренко

Вторая отмеченная Н.А. Громошиной тенденция заключается в рассмотрении современными процессуалистами правосудия исключительно во взаимосвязи с судебной властью. Широкий спектр мнений в рамках этой тенденции может быть систематизирован следующим образом. Правосудие – это:

• основная функция судебной власти (А.В. Цихоцкий195, С.К. Загайнова196);

• цель судебной власти и совокупность определенных принципов (С.Л. Дегтярев)197;

• синоним справедливости (М.А. Фокина)198;

• поиск права (Г.А. Гаджиев)199.

При ознакомлении с приведенным перечнем бросается в глаза качественная новизна бытующих в современной науке точек зрения на само существо, правосудия и внутреннюю (смысловую) форму этого слова. По сравнению с советскими современные представления о правосудии не исключают из поля зрения и изучения его абстрактное проявление, ранее не рассматривавшуюся функциональную (идеальную) сторону рассматриваемого явления.

С одной стороны, нет оснований с этим не согласиться, поскольку качество идеи, принципа, некоего ожидаемого результата со всей очевидностью правосудию присуще. Однако, думается, впадать в крайности, двигаясь в этом направлении, тоже не стоит. И вот почему.

Охотно соглашусь с тем, что «правосудие может быть определено как существующее лишь постольку и до тех пор, пока протекает судебная деятельность, т. е. онтологически правосудие не существует»200. Однако это вовсе не означает, что не существующее вовне правосудие не оставляет своих «облагораживающих следов» на осязаемой материи.

Иначе почему, например, отдельные судебные акты не признаются правосудными, в то время как другие приобретают и бессрочно сохраняют свою общеобязательную законную силу? Полагаю, именно внешним проявлением своей правосудности (о которой можно судить по тексту судебного акта на материальном носителе) последние обязаны своим высоким званием – акта правосудия.

Пытаясь опровергнуть свой исходный тезис, возьмем за основу противоположный. Так, в заключение упомянутой выше статьи Н.А. Громошина приходит к следующему выводу: «Понимание правосудия как должной деятельности (полифункции) (курсив мой. – В.П.) в отличие от деятельности реальной, т. е. по конкретным делам, дает основание для выдвижения многоплановых характеристик и оценок правосудия. Прежде всего оправдан подход к оценке правосудия, как нормативно закрепленной функции судебной власти. Иными словами, объектом анализа будут выступать правовые нормы, определяющие правосудие во всем его богатстве. Но существует, причем не менее важный, другой срез – сопоставление должной деятельности и реальной (курсив мой. – В.П.): в рамках судопроизводства правосудие может осуществиться, а может и дезавуироваться. В последнем варианте судопроизводство (процесс) состоится, а правосудие – нет. И, несомненно, нужен анализ причин и условий, которые делают судопроизводство неправосудным, «бездушным»201.

На мой взгляд, приведенная характеристика правосудия заслуживает пристального внимания прежде всего как «высвечивающая» идеальную сторону его природы. В то же время другая имманентно присущая ее сторона (реальное проявление правосудия как идеи) остается без заслуженного внимания и акцента.

Для начала зададимся вопросом: может ли деятельность быть должной? Думается, нет, поскольку, не проявившись вовне, деятельность не существует вовсе, поскольку представляет собой «процесс активного взаимодействия субъекта с объектом (курсив мой. – В.П.), во время которого субъект удовлетворяет какие-либо свои потребности, достигает определенной цели»202. Таким образом, судить о соответствии деятельности какому-либо эталону (алгоритму процесса ее осуществления) возможно только в условиях ее реализованности, осуществленности т. е. при наличии ее внешних проявлений. Если же исходить из обратного – то вполне можно допустить признание неправосудным решения, которое по результатам реального судебного разбирательства не оглашалось, не было сформулировано и мотивировано, а лишь мыслилось судьей (ведь в этом случае оно вполне может соответствовать требованиям «должной деятельности» по осуществлению правосудия, однако удостовериться в этом невозможно).

Без сомнения, «правосудие на самом деле не может быть незаконным»203. Но ведь объектом оценки (заинтересованными лицами и вышестоящим судом) на предмет законности в каждом конкретном случае выступает объективированный результат реальной деятельности. Оценить на этот счет некую полифункцию (которая никогда не конкретна), мягко говоря, весьма затруднительно. Еще сложнее определиться с последствиями реализации правосудия (в абстрактно-полифункциональном его понимании) для вполне конкретных лиц, обратившихся в государственный орган за судебной защитой. Каковы эти последствия, если правосудие – это субстанция, относящаяся только к миру должного, но не сущего?

Утверждая, что «в рамках судопроизводства правосудие может осуществиться, а может и дезовуироваться»204, автор рассматриваемой точки зрения тем самым признает, что облагораживающее влияние некой полифункции изменяет объективные характеристики и результат всегда конкретной и реальной процессуальной деятельности. Отсутствие демонстрации механизма перехода идеи (функции, идеала) в объективную реальность (и самой возможности такого перехода в данном случае) видится недостатком аргументации этой теоретико-правовой позиции, которая, повторю, не беспочвенна и гносеологически не бесполезна.

Думается все же, что признание правосудия явлением исключительно абстрактного «мира должного», а не сущего логически исключает205 саму способность осязаемых результатов процессуальной деятельности (судебных актов) обладать этим качеством – быть правосудными.

А значит, продемонстрированный поход к понимаю правосудия не в полной мере отражает его существо во всех его проявлениях.

Как справедливо отмечает Н.А. Громошина, в ходе производства по конкретному делу правосудие может и не состояться, несмотря на осуществление участниками совокупности процессуальных действий.

Из этого бесспорного утверждения следует, что правосудие, совершаясь, изменяет наглядные характеристики реальной деятельности (которая после оценки ее хода и результата может и не быть признана правосудием). Только будучи реализованной деятельность приобретает способность быть оцененной в том числе на предмет ее соответствия процессуальной форме.

Подобно тому, как правовая норма (абстрактная модель) под действием юридических фактов получает свое реальное воплощение в правоотношении, правосудие материализуется в ходе реальной деятельности – судопроизводстве.

Но поскольку нечто реализуется в судопроизводстве (а может, в ходе его и не реализоваться) – следовательно, оно существует и вне реализации – как одухотворяющая идея со своими вполне определенными признаками и характеристиками.

Итак, по всей видимости, существует два «состояния» правосудия – идеальное (абстрактное) и реальное (конкретное). Если первое – универсально, то второе – всегда индивидуализировано в конкретном процессе, а его результат – в акте правосудия.

Конец ознакомительного фрагмента.