Кандидат на выбраковку - Антон Борисов

Итак, размеры носилок были. Настало время думать, что они должны из себя представлять. Уменьшенная копия обычных носилок, с прогибающейся поверхностью, не годилась. Прогибающаяся поверхность могла стать причиной дополнительных переломов. Поэтому я попросил Виктора найти где-нибудь доску, с размерами близкими к нужным. Фанера слишком тонка. Поэтому решили остановиться на куске ДСП, древесно-стружечной плиты. Деньги на покупку ДСП я нашел, это было не очень дорого, но, как я понимал, Виктору все обошлось еще дешевле, возможно, тот кусок ДСП был взят на какой-нибудь ближайшей стройке или выпрошен у знакомого сторожа — у Виктора среди них имелись весьма обширные знакомства. Но я не стал ничего выяснять. Он и так исключительно много помогал нам, к тому же ему нужно было кормить семью.

Итак, носилки — взятый на стройке кусок ДСП, размером сто десять сантиметров в длину и сорок три сантиметра в ширину, с прикрученными обрезками железных труб, в качестве ручек — были готовы. Я так дотошно вспоминаю носилки и процесс их изготовления, потому что практически каждая мелочь, необходимая мне, или человеку в похожей на мою ситуацию, любая мелочь становилась большой проблемой. А еще потому, что в тот момент, когда я впервые лег на эти носилки, я и предположить не мог, что отныне они будут сопровождать меня повсюду, в течение следующих шести лет. И что благодаря им, этому простейшему сооружению из куска ДСП и двух железных труб, в предстоящие годы, я буду избавлен как минимум от сотни переломов. Итак, вещи собраны, носилки сделаны — все готово. Во всяком случае, я был в этом уверен.

Оставался день до отъезда. Мысленно я уже находился далеко от Астрахани. В этот день я мало старался говорить, больше пытался запоминать все, что вскоре будет очень далеко от меня. Я понимал — скорее всего, теряю это безвозвратно. И дело было даже не в том, что я не вернусь сюда, в эту квартиру. Могло случиться так, что я не вернусь в Астрахань совсем. Весь мой огромный опыт общения с врачами говорил об этом. Не знаю почему, но все врачи, пытающиеся лечить меня, точнее, даже не лечить, а обещая начать лечение, все они пребывали в уверенности, — я не переживу операции. Конечно, я мог верить, мог не верить, но с моим заболеванием было возможно все.

Самым грустным было то, что бабушку я, скорее всего, больше никогда не увижу. Поэтому я старался, чтобы в этот день, мой последний день общения с ней, между нами не возникало никаких ссор, никаких разногласий.

— Бабуля, ты завтра пойдешь нас провожать?

— Антончик, это очень рано. Ты ведь знаешь, как я себя по утрам чувствую. Все будет зависеть от этого.

Я понимал, что завтра утром, чтобы окончательно придти в себя после сна и встать на ноги, ей понадобится много времени и сил. Такое по утрам с бабушкой случалось все чаще и чаще.

— А ты решил, как ты доберешься до железнодорожного вокзала?

Ее вопрос сразил меня простотой, а также тем, что это было единственное, о чем я даже и не подумал.

— Нет. Бабуля, как думаешь, что делать?

— Позвони деду. Может, он что-нибудь придумает.

Звонок деду также ничего не дал. Наиболее пригодным для употребления был совет позвонить в облздрав.

В приемной облздравотдела долгое время никто не брал трубку. Наконец, раздалось долгожданное: «Алё!». Трубку взяла женщина.

— Здравствуйте! Меня зовут Антон Борисов. Завтра я должен ехать на лечение в Москву. Мне нужна Ваша помощь.

— А чем мы можем Вам помочь? Вы едете на лечение? Так езжайте и все.

После этих ее слов я не знал, что мне делать, плакать, смеяться, разговаривать с ней дальше или класть трубку прямо сейчас.

— Дело в том, что вы мне уже помогли, я имею в виду облздрав. Мне оплатили билеты на поезд. Для меня и двух моих сопровождающих. Потому что я не могу ходить. Но сейчас я не знаю, как я смогу завтра добраться до поезда. Как раз из-за этого. Из-за того, что я не могу ходить. Понимаете, я только лежу и в такси точно не смогу поехать.

— И чем мы Вам сможем помочь?

— Мне нужна машина, наподобие «скорой помощи», с носилками.

— Нужна? Звоните сами и решайте все вопросы с ними.

Решение проблемы, предложенное этой умной женщиной, мне показалось более чем странным. Однако ничего другого не оставалось, потому что она уже положила трубку, посчитав разговор оконченным.

После этого еще пару часов разговоров по телефону с различными маленькими, средними и большими начальниками в «скорой помощи» дали, наконец, результат. Мне пообещали, что завтра, к восьми утра, автомобиль с носилками подъедет к нашему дому и довезет меня до железнодорожного вокзала.

— А дальше, как знаете, — закончил разговор человек, сообщивший мне эту приятную новость.

После такого «телефонного марафона» и общения с десятком разных людей, думать о том, что может быть «дальше», совсем не хотелось. Твердо я уверен был только в одном: завтра я уеду.

«Оккупант»

В приемном покое Центрального института Травматологии и ортопедии мужчина в белом халате скрупулезно изучил документы, описывающие мои проблемы. Среди них находилось и то самое, «рекомендательное» письмо из Минздрава СССР. Принимающий придирчиво посмотрел сначала на письмо, потом внимательно — на пациента, и коротко бросил: «В шестое отделение», — после чего меня подхватили вместе с носилками на каталку и развернули, чтобы везти по больничному коридору к лифту. Увидев белые стены, длинный ряд дверей, я внезапно почувствовал, что «вернулся». Странно, здесь, в этом институте, я не был никогда. И все же, я — вернулся. Меня окружала знакомая, ставшая родной за годы моего «казенного» детства, больничная обстановка. Ноздри привычно выхватывали терпкий запах чего-то очень медицинского — запах вычищенного и продезинфицированного помещения. Он тоже был из моей коллекции «родных» обонятельных впечатлений. Я — вернулся. Вернулся в свою привычную обстановку. Неожиданно мне стало легко и спокойно. Все сомнения, страхи и переживания последних месяцев оставались там, в приемном покое, вместе с дедом и Виктором, которых еще ждала дорога домой, в то время как я уже прибыл на место. Я начинал новую жизнь, а им предстояло вернуться к старой. И эта старая их жизнь, как и моя собственная, сейчас меня совершенно не интересовали. Главное — впереди. Прощание ограничилось куцым: «До свидания!». Я даже не пытался проводить их взглядом, когда каталка разворачивалась, чтобы везти меня в неизвестность.

Это был последний раз, когда я видел моего деда живым. Он умер в 1991 году. Очень подвижный и веселый, мой дед, Андрей Аврамович, так много для меня сделавший. Казалось что все беды, валившиеся на него, он переносил играючи, без малейшего для себя ущерба. Он никогда не жаловался, во всяком случае при мне. Может быть напрасно? Я заметил: люди, переносящие удары судьбы без стенаний и слезного нытья: «Ну, почему я такой несчастный?» — будто провоцируют все новые и новые испытания. Словно кто-то невидимый, специально к ним приставленный, методично прессует, давит, ломает гордецов, бьет со всех сторон, выявляя «запас прочности», ожидая мольбы и жалоб.