Тело, которому служишь - Евгений Лукин

— Все давали.

— Вот именно!

— Ты не волнуйся, — попросил Арабей. — Давай обсудим все спокойно… Значит, ты утверждаешь, что наше высшее начальство (начальство-начальство — получается так!) разработало план уничтожения Тела и теперь, стало быть, его реализует… Верно?

— Верно… — вздрогнув, подтвердил Крима.

— Сознательно, по твоим словам, приказ за приказом, предательски выводит из строя Почки, Печень, Легкие… Даже Ногти…

Крима промолчал. Ему было жутко.

— Зачем? — спросил Арабей.

— Что зачем?

— Зачем ему это? Ведь если Тело погибнет, то и мы вместе с ним. Все мы. В том числе и начальство…

— Какая разница… — обессиленно вымолвил Крима. — Главное, что оно это делает. А мы давали клятву…

— …точно и добросовестно исполнять приказы, — хладнокровно добавил Арабей. — Если помнишь, там и такой пункт был.

— На благо Тела! — завопил Крима. — На благо!.. А если само начальство умышленно причиняет вред…

— То что?

Крима ответил не сразу. В глазенках зрела страшная мысль.

— Его… надо… сменить… — с трудом одолевая каждое слово, словно бы в бреду выговорил он.

Арабей восхищенно посмотрел на юного бунтаря.

— Да я, оказывается, тебя недооценивал! И как ты это представляешь?

— Сбросить с Тела!

— Всех начальников сразу?

— Всех!

— Не жалко?

— А они нас жалеют?!

— Н-ну, допустим… Сбросили. А дальше?

— А дальше чертоматка новых нарожает.

— Хм… — Арабей усомнился. — Ты уверен, что новорожденное начальство будет лучше?

— Будет! — уверенно выпалил Крима. — Они ж наивные придут, с прозрачными рожками… копытцами… А мы их воспитаем, объясним…

— А кто воспитывать будет?

Крима задумался, заморгал. Вспомнились ему склоки между Эйло и Сормой, антагонизм Левой и Правой Рук… Каждый ведь на себя одеяльце потянет. Любой ценой. Такой шанс: наивное новорожденное начальство — дури его как хочешь…

— Знаешь, — подытожил Арабей. — По-моему, ты остановился на полпути… Самое правильное решение: сбросить нас всех до единого, а чертоматка новых нарожает.

Крима был сражен этой его фразой. Тоскливо оглядел небеса, сквозь которые по-прежнему необоримо проступал Тот Свет, и снова опустил рожки.

— Понимаю теперь… — нахохлившись, пробурчал он.

— Что понимаешь?

— Предшественника своего понимаю… От такой истины сам в Бездну прыгнешь…

— А кто тебе сказал, будто он прыгнул в Бездну именно от этой истины? Кто тебе сказал, будто то, что ты сейчас наплел, и есть истина?

— А что же?

— Так… Твои собственные домыслы, не более того…

— А как же… приказы?..

— Насчет приказов… Ну, насчет приказов ты прав, — вынужден был согласиться Арабей. — Насчет остального — нет. Что же касается истины… — Морпион осклабился, похлопал по взъерошенному плечику. — Истина, поверь мне, куда страшнее!

Смысл услышанного проник в сознаньице не сразу. Как? Еще страшнее?.. Куда же еще страшнее?!

— Ты с кем-нибудь об этом говорил уже? — спросил Арабей.

— Нет.

— Вот и хорошо. И не говори, ладно? Обещаешь?

Обещание свое Крима нарушил вечером того же дня. На Левой Руке сразу приметили, что Маникюр не в себе. Любопытный Балбел подкатился с расспросами — и Крима не устоял, раскололся.

— И ты молчал?! — ахнул темношерстый толстячок. — Знал — и молчал?!

— Ну так я сам только сегодня все выяснил…

— Погоди! — перебил Балбел. — Дай за народом сбегаю…

И побежал за народом. Привел дружка своего Арбао с Лэекафаром, не поленился сгонять на Локоть за Мниархоном. Видимо, по дороге он уже успел кое-что шепнуть, ибо все трое были заранее заинтригованы.

— Им тоже расскажи! — потребовал Балбел.

Рассказал. Выложил как на духу. Ни крупинки не утаил. Криму слушали, ошеломленно облизываясь. В широко раскрытых глазенках — не поймешь: то ли гнев, то ли восторг.

— Вон оно, значит, как… — скребя темечко, удрученно бормотал Мниархон. — А мы-то, дураки, думали…

Дождавшись конца истории, чертики переглянулись, выждали пару секунд, потом дружно вскинулись, загомонили:

— Да что ж это такое?..

— Вот они, начальнички-то, что творят!..

— Правильно ты сказал, Маникюр, правильно! Посбрасывать всех к чертовой матери!..

Крима попятился. Не ждал он, что речь его произведет на старослужащих столь сильное впечатление.

— Вы что?.. Вы что?.. — искусно притворяясь испуганным, вскрикивал Арбао. — Вы соображаете, что плетете? Это же — начальство!

— И что теперь? — запальчиво наступал на него Лэекафар. — Всем пропадать, раз начальство?.. Для тебя что дороже: начальство или Тело?

— Да, но… сбрасывать…

— А что делать?

— Н-ну… не знаю… Не сразу же! Послать кого-нибудь сперва, объяснить: так, мол, и так… народ недоволен… Пригрозить, в крайнем случае! Сбросим, мол… если не прекратите…

— Ага! Так они тебя и послушали! Сколько нас здесь? Раз, два, три… Четыре чертенка! Вот нас-то и сбросят…

— Да почему же четыре?! Правую Руку поднять!..

— Ее, пожалуй, поднимешь…

— Ноги поднять! Потроха! Весь персонал на борьбу поднять!

— Погоди! А кого посылать-то будем?..

Замялись для виду, задумались, потом вдруг вскинули рожки и, как бы осененные одной и той же мыслью, посмотрели на Криму.

Уламывали юного чертика долго. Низко льстили, откровенно брали на слабо. Особенно усердствовал Балбел:

— Да? Да? Нас подначил, а сам на попятную? Так, знаешь, не поступают!..

— Боязно, видать, в глазенки-то начальству правду резать… — ехидничал Арбао.

— Да не подведет Маникюр! — урезонивал их Мниархон. — Копытце даю на холодец, не подведет!..

Что такое холодец, Крима не знал, но клятва прозвучала убедительно.

— Я… подумаю… — выдавил он наконец.

— Думай давай! — сказали ему. — Только быстрее!

И убежали поднимать весь персонал на борьбу. Крима остался один.

На словах бунтовать легко, а вот на деле… И посоветоваться не с кем — не с Морпионом же! И Крима в растрепанных чувствах кинулся со всех копытцев под Левую Мышку, где его ждала, как вскоре оказалось, жуткая весть. Вместо престарелого труженика он увидел там его начальника Арарима, обычно предпочитавшего болтаться на Смотровой, переложив рутинные обязанности на сутулые плечики безответного подчиненного.

— А… где?..

Арарим поднял недовольное личико, тут же скривившееся в траурной гримаске.

— Нету… — глухо, почти враждебно ответил он. — Тю-тю… Отлетел твой Одеор, отшелушился. Ну так лет-то ему сколько было!..