Троюродный дядя (СИ) - Тюмень Ульяна

– Хорошо, а то от моего моей магией нести будет. Постарайся никуда не выходить. Беги, мне тоже нужно бежать.

Я выдохнула и догнала сэнсэя.

14

Никита мне обрадовался!

– О, кого мы видим! Очень хорошо! Ты ж не на пять минут?

– Нет, с ночевкой даже, может, с двумя.

– Вот это правильно! И домашек своих еще нет?

– И домашек нет, на подготовительные курсы меня решили сдать, у вас при Академии есть.

– Конечно, у нас все есть, голодная?

– Не особо.

– Час потерпишь?

– Конечно.

– Все, не отвлекаемся! Много всего надо, на три голоса разложить, к зачету.

Мой спаситель пришел поздно вечером. Миша просто выдернул меня от Никиты и потащил к столу:

– Лера, ты что, не поняла этого одержимого? Ник, а ты куда побежал? Вернись, поешь!

– Запишу, вдруг забуду!

– Лера, порежь сыр, хорошо? И хлеб! Пойду, принесу этого гражданина, забудет он, как же.

Здоровый Миша, действительно, принес щуплого Никиту, как ребенка, потому что музыкант на весу что-то записывал в нотную тетрадь. Миша опустил его на стул, тот бормотнул, да, так лучше, продолжая писать.

– Вот, Лера, так и живем. Его даже положить можно!

– Мишка, да, да, согласен, допишу.

Я быстро приготовила бутерброд и положила к Никите прямо в тетрадь. Он похлопал глазами:

– Смотрите, у меня тут бутерброд возник.

Миша вытащил из кармана платок, повязал по-бабьи, запричитал:

– Ой, милок, да как же так, одного-то и оставить нельзя, все поест-попьет! Голодом сидим, горемычные, заморил нас, окаянный! Шаром в доме покати!

Никита смотрел завороженно на бутерброд, хлопал на нас глазами:

– Не брал вроде бы. Не помню даже!

Я не могла уже смеяться:

– Миша, Никит, все, поешьте лучше, мне еще амулет делать, и размяться надо. И какая комната свободная?

– Допивай, отведу тебя.

Резерв полный, сделала такой же амулет, как сэнсэю. Только кулончик был проще, не из серебра отделка, а из стали, и на шнурке кожаном. В принципе, большой разницы не было. На серебро легче повесить заклятия, но держатся они чуть меньше. Магзал тут проще, чем в «Парацельсе», там портал забирает магию, но при переносе отдает сторицей. Если там делала амулет час, то здесь часа полтора. На разминку не пошла, душ, и спать.

Проснулась рано, на часах шесть, а уже выспалась. Ну и замечательно. Размялась и спустилась вниз. А дома только Миша, остальные убежали, с танцорами так и не познакомилась толком. Мише к одиннадцати, это хорошо, вчера не спросила, как дом закрывается. Завтракали кашей с мясом, плотно. Уже в восемь утра подъехал сэнсэй, спросил, какие планы после церкви. Я растерялась даже, план был один, его жду и уходим. Если что-то надо докупить тут, земное, то портал есть, или закажу через Ксению. А главное есть, мелочи –  белье, колготки, я купила.

– Лер, я подумал, если жить будем рядом, то надо тебя познакомить с моей собачкой. Поедем с нами в лес? Часа на три? После церкви сразу? Потом заберу вещи и сразу вернемся.

– А можно? Я с удовольствием, отец егерем работал, для меня леса – родное такое.

– Решили! Теплое прихвати.

Поднялась наверх, вытащила теплую куртку, поменяла обувь, в лесу каблук не нужен.

– Садись, успеваем, –  посмотрел на часы, кивнул, – еще там крестик куплю, вчера, когда договаривался, лавка церковная уже не работала.

– Да зачем, я сама могу купить.

– Э, нет, крестный покупает крестик, всегда. Я крещенный, знаю. Крестный отец, это вообще серьезно, Лера, так и знай.

Я остановилась, испуганно посмотрела на него:

– Ой, кажется, я попала?

– Да, Лера, –  наставник аж зажмурился с предвкушением, – именно это слово. Даже не представляешь, как!

Миша встал в стойку, глаза смеялись:

– Лера, беги, прячься, я его задержу!

– Вряд ли, –  мелькнули Мишкины ноги, тело аккуратно свернули и нежно положили, прямо на пол, – все в порядке?

– Нет, – закряхтел Миша, – самолюбие тоже у порога…

– Это же хорошо, есть куда расти. Вернешься в Академию, подучу. Лера, в машину! К Штирлицу не лезь, он впереди.

Села и засмеялась, посмотрев на собаку. Это не Штирлиц, а чертик какой-то. Темно-серый, мохнатый, все торчит, ушки, шерсть, каждая шерстинка торчит, очень забавный. Сэнсэй обиделся:

– И что смешного?

– А какая порода? Не видела никогда такой!

– Фладрский бувье. Пастух, собственно, поэтому и выгуливаю. Или он меня. Пришлось, вот, машину купить. Хотел подарком назвать, мне его подарили, щенком, а попросили – Штирлицем. Ну, так и назвал.

Собака не человек, на человека воздействовать нельзя, а собаке можно передать, что я друг, буду ее любить, играть с ней. Штирлиц тут же потянулся ко мне. Мне легко с животными.

– Место, –  сказал внушительно сэнсэй.

Пес виновато посмотрел на меня, я передала, что все хорошо.

Из церкви вышли через час. Последние месяцы у меня на грани истерики, столько всего случилось.  А в церкви мне стало легко. Я шла и трогала крестик, и думала, отчего это произошло. Или все так совпало.

Далеко, в леса, не поехали, повернули на трассе и остановились. Штирлиц выскочил, такой довольный, как понесся за палочкой!

Мы шли по лесу, сентябрь, только прошло бабье лето, и деревья еще наполнены хмельным солнцем. Сэнсэй показал мне мухомор, бессовестно выросший прямо на тропинке, а я ему куст малины, откуда он тут. Как хорошо, что мы попали в лес!

Штирлиц возвращался, подбегал сначала к хозяину, потом ко мне, тыкался носом в ноги, опять уносился стрелой.

Убежал куда-то и вдруг загавкал зло, пронзительно.

– Иван, он нас зовет!

– Я слышу, а ты не показывайся!

Он побежал к Штирлицу, я за ним, чуть отставая.

У машины стояли двое, один снимал зеркало, второй копался у двери со стороны водителя. Иван подбежал со стороны зеркала, стукнул почти неслышно по шее, мужик осел молча, обогнул машину, встал за спиной у второго, спокойно спросил:

– Что мы тут делаем? Не получается?

– Щас получится, подумаешь, хаммер, это простая лада.

– Да, юбилейная, для прогулок брал.

Мужик рванулся, но где ему, только глаза закатил. Иван связывал руки и ноги, мне бросил:

– Посмотри под машину, что со Штирлицем.

Я нагнулась, оббежала машину, увидела молчащего пса – он вцепился в ногу еще одного мужика, вытащила обоих, Иван кивнул:

– Штирлица! Лови аптечку!

Нож торчал удачно для собаки, в мягких тканях задней лапы, явно били не глядя. Штирлиц выплюнул ткань ватных штанов. Я сняла амулет, нацепила на собаку, нашла магическим зрением вену, прижала. Сэнсэй стоял уже рядом.

– Надо воду, перекись и ножницы. Есть?

– Есть.

– Еще вокруг машины посмотрите, нигде еще нет никого, четвертого, например?

– Лера, посмотрел. Занимайся. Помощь нужна?

– Нет пока. Положить потом поможете.

Он вытащил телефон, звонил в полицию, объяснял, какая трасса, километр.

– Жгут нужен?

– Штирлицу – нет, вора еще не смотрела.

Вор очнулся, молчал, косился на Ивана, на собаку.

Я выстригла аккуратно вокруг раны шерсть, промыла все, туго забинтовала. Лечила животных не часто, отец успевал раньше, но доводилось.

К приезду полиции троица лежала на полянке, на расстоянии друг от друга. Всех Иван связал. Раненый получил помощь, а мой амулет висел на собаке. Может, я не права, но поступила так.

Полицейский постарше кивнул Ивану:

– На тебя напоролись в лесочке? Штирлица выгуливал?

– Да.

– Бедные. Это какие по счету?

Сэнсэй задумался, сказал неуверенно:

– Наверное, десятка два получается. А нож не стал поднимать, под машиной. И зеркало вон валяется.

– Придется нам забрать зеркало, Иван.

– Забирай, что ж теперь, вот Штирлица у меня ранили.

– Я б сказал, да девочка здесь, – покосился на меня полицейский, – Иван, тебе пора к нам идти. На работу.

– Кстати, о работе, пойдем-ка, поговорим, пока хлопцы грузят.