Самолет по имени Серёжка - Владислав Крапивин

Прыгали перед нами воробьи, вскрикивали о чем-то. Мне вдруг показалось: не просто чирикают, а стараются предупредить. Может быть: «Не ходите туда, там заколдованные места»?

Два длинных бетонных цеха с пустыми окнами, с решетчатыми сооружениями на крышах двигались навстречу, наплывали, как два океанских парохода, покинутых людьми.

А Серёжка молчаливо шел сзади, толкая кресло. Мне вдруг подумалось, что он не просто Серёжка. Может, он – волшебник или пришелец из какого-то Зазеркалья и хочет забрать меня с собой в другой мир?.. Ну и пусть заберет, если хочет! Значит, такая судьба! Лишь бы он, мой друг Серёжка, всегда был рядом…

Я спросил шепотом, не оглянувшись.

– Серёжка, может, это и есть Безлюдные пространства? – Впервые я назвал их вот так, со значением. С большой буквы.

– Конечно… – Серёжка сказал это беспечно, однако среди бетонных громад отозвалось необычное шелестящее эхо.

Потом цеха кончились и перед нами открылась громадная заброшенная территория. На ней там и тут виднелись причудливые технические постройки и великанские механизмы. Стояли кирпичные башни, оплетенные трубопроводами и лесенками. Темнели похожие на уснувших китов полукруглые ангары. Словно прилетевшие в давние времена и застрявшие здесь инопланетные корабли, вздымались над кустами ржавые шары с окнами, площадками и трапами. Над рельсами – кружево мостовых кранов и арок. А на рельсах – цистерны, вагонетки, товарные платформы. А еще всюду – какие-то будки, мачты, штабеля балок и ящиков, фундаменты недостроенных зданий, транспортеры, сооружения из рычагов и зубчатых колес… И все это – обвалившееся, поросшее сорняками. Не нужное никому…

Никому? Нет, оказалось, что это нужно нам с Серёжкой. Мы окунулись в забытую людьми страну, словно в джунгли и скалы необитаемого острова. «Остров» окутывала солнечная тишина. Из живых существ здесь водились только воробьи да бабочки. Травы тут вымахали выше головы. Было очень много мелких желтых цветов и розового иван-чая. Пахло теплым ржавым железом, но этот запах вовсе не казался противным. Наверное, потому, что смешивался с запахом чертополоховых джунглей…

Да, безлюдно было. И все же порой казалось, что есть тут кто-то, кроме нас. Этот «кто-то» был большой и невидимый. Он снисходительно следил за двумя мальчишками, которые без спросу забрались в его владения. «Ладно уж, не жалко…» Мы ощущали присутствие хозяина и говорили полушепотом.

– Серёжка, что здесь было раньше, а?

– Говорят, военные заводы. Потом они сделались не нужны, а на мирные переделать их не смогли. Вот и забросили…

– Ты же говорил, что люди уходят, а душа на Безлюдных пространствах остается…

– Ну да.

– Но на военных заводах душа не может быть добрая. Оружие – оно же для смерти… А почему тогда здесь так хорошо?

Серёжка подумал.

– Наверно, потому, что душа Пространства теперь отдыхает. Может быть, она измучилась от того, что столько здесь было всего… убийственного, и нынче довольна, что все это позади… Знаешь, Ромка, я в какой-то книжке читал: «Нет более мирных мест, чем заброшенные крепости и форты, где на солнце спят старые, никому не нужные пушки…» Вот и здесь так же…

Мне такое объяснение показалось очень-очень правильным. И захотелось еще дальше в глубь пустынной страны…

Ох, сколько мы тут лазили, бродили, пробирались! Серёжка даже затащил меня на решетчатую эстакаду, протянувшуюся от похожей на домну башни к полуразваленному цеху. Мы заглядывали в люки подземелий, качали скрипучие рычаги громадных насосов, старались повернуть ржавые шестерни непонятных машин…

Из бетонной будки высовывалась и уходила в землю широченная, с меня толщиной, труба. У ее изгиба, в метре от земли, приделано было колесо с ручками. Как штурвал. Я взялся за рукоятку, Серёжка за другую. В трубе что-то ожило, словно хрипло вздохнул мамонт. И вздох этот отозвался под землей и, кажется, прошел по всему Пространству. Мы отдернули руки. Глянули друг на друга – перепугано. Серёжка мигнул и засмеялся:

– Наверно, какой-то старый гидронасос…

– Конечно, – торопливо сказал я. А сам подумал: «Уж не рассердили ли мы задремавшего „Кого-то“?.. Ой…»

Но солнечная тишина быстро успокоила нас. И мы двинулись дальше – наугад среди зарослей, буераков и штабелей полусгнивших шпал. Кресло буксовало, Серёжка усердно толкал его, я вертел колеса из всех сил, и руки у меня уже гудели от усталости.

– Серёжка, ты же замаялся со мной…

– Ни чуточки… – Но дышал он часто.

– Давай отдохнем.

– Ладно… Эй, смотри, вон еще бутылка! – И он выудил из лопухов новую добычу.

Надо сказать, что здесь, в этом безлюдье, мы набрали около десятка бутылок. Сумка у меня под ногами отяжелела и брякала.

Мы устроились на бетонном блоке в тени съехавшего с рельсов товарного вагона. Неподалеку торчала из земли изогнутая железная трубка с медным колесиком крана. Из трубки капало. Серёжка покрутил колесико, и ударила тугая струя. Серёжка брызнул в меня, я обрадовано захохотал. Он тоже засмеялся и стал смывать с колен пятна ржавчины.

Меня-то Серёжка во время путешествия всячески оберегал, а сам порядком извозился. Особенно когда лезли через широченную, метрового диаметра трубу, в которой жило гулкое эхо. Серёжка тащил меня на спине, а сам полз на четвереньках.

Теперь, глядя на него, я понял, что никогда уже не смогу жить без этой дружбы.

Серёжка словно услыхал меня, взглянул мне в лицо. На его ресницах дрожали брызги, и в брызгах горели искры. Я заморгал, закашлялся и ворчливо сказал, что самое время вымыть бутылки.

– Правильно, Ромка! А то кто же их примет, такие грязные!

Я подавал Серёжке бутылку за бутылкой, а он мыл их под упругой струей, бултыхая внутри травяной жгут.

– Ой, Серёжка! – запоздало удивился я. – Ты же говорил, что здесь никого никогда не бывает! Откуда же бутылки-то?

– Ну… может, с прежних времен…

– Ага, «с прежних»! Смотри, наклейка совсем новая.

– Правда… Знаешь, Ромка, пьяницы – они везде пролезут. Даже анекдот такой есть. Прилетают американцы на Луну, вылазят из своего «Аполлона», а на камне стоит четвертинка из-под «Московской» и рядом надпись: «Джон, ты меня уважаешь?»

Я вспомнил, что недавно держал в руках теплое яблоко Луны.

– Серёжка! Я тебя сегодня видел во сне! Почти целую ночь!

– Правда?! – Он быстро сел рядом.

Я рассказал ему про все: и про свои прежние сны, и про вчерашний, где он, Серёжка, превратился в самолет и мы летали среди облаков и сели у костров, которые развели чуки…

И вдруг показалось, что вся эта безлюдная территория и солнечная тишина – продолжение того сна.

Серёжка слушал, не отводя взгляда. А когда я замолчал, он вдруг заулыбался так, словно что-то знал больше меня. Опустил голову, оттер с колена остатки ржавчины.

– А сон… это ведь не всегда просто сон. Это…

– Что? – спросил я с нарастающим замиранием.

– Бывает, что это… ну, вполне настоящий мир. Только он за пределами трех измерений…

Я догадался, о чем Серёжка говорит. Я и сам не раз думал о таком. Про всякое думается зимними ночами, особенно в больнице, когда никак не можешь уснуть и гложет тоска по дому…

– Измерений ведь гораздо больше трех, верно, Серёжка? Мы знаем только длину, ширину и высоту. А что дальше, пока никому не известно…

Серёжка кивнул:

– У меня это знаешь как сложилось в голове? Ну, такое понятие… Одномерное пространство – это точка, это как бы человек внутри себя, и вот он бросает взгляд на другую точку. Получается линия… А потом человек оглядывается – и возникает ширина плоскости, двухмерность. А трехмерное пространство – это как взмах во все стороны! Когда открывается простор: и вокруг, и в небе, везде! – Серёжка широко раскинул руки. И я сразу вспомнил, как он превращался в самолет.

– А четвертое?.. Четырехмерное? – спросил я шепотом.

– Это… будто вздох… – Серёжка и правда глубоко вздохнул, медленно опуская руки. – Когда вбираешь в себя все… все, что близко и далеко, и вообще… все, что можешь представить… Ну, даже не знаю, как сказать… – Он сделался виноватым.

Я тоже не знал, как про это сказать. Но я понимал. И вздохнул, как Серёжка, словно вбирал в себя и сон про полеты, и радость, что мой друг – вот он, рядом, и память о гулких барабанах Космоса, и эти солнечные загадочные пустоши…

– Серёжка! А Безлюдные пространства… они, может быть, тоже в четвертом измерении? Когда вот этот… вздох…

– Наверно, – тихо сказал Серёжка, не поворачивая головы. – Иначе трудно объяснить…

– Что объяснить? – Я опять ощутил замирание в душе.

– Всякие загадки… Например, про Заоблачный город. Вроде бы его не может быть, а он есть…

Мое замирание усилилось. Не потому, что опасность какая-то, а словно опять приблизилась необъятность Космоса. Где гудели гулкие барабаны… Серёжка говорил очень серьезно.