Радуйся, пока живой - Анатолий Афанасьев

— Олег в Европе, — напомнила она Сергею Петровичу, возлежавшему высоко на подушках, как поэт Некрасов на известной картине, — но если ты думаешь, что я не знаю, как с ним связаться, то ошибаешься. Или ты перестанешь паясничать и скажешь, что произошло, или…

Сергей Петрович посуровел.

— Стоит ли, Лизуха, озадачивать большого человека нашими маленькими бандитскими разборками… Кстати, помнишь некоего Игната Семеновича Зенковича?

— Да, помню… Хорек из высшего света. Посредник. Нефть, алмазы, автомобили. Кажется, внучатый племянник Самого… Почему ты о нем заговорил? Его же месяц назад…

— Не совсем.

— Что — не совсем? Убили не совсем?

Лихоманов попытался усесться поудобнее, но что-то себе повредил под бинтами: лицо исказилось в гримасе. Лиза вскочила на ноги и, бросив: — Я мигом! — покинула палату. Вернулась со шприцем. За день работы санитаркой она достаточно сориентировалась в здешней обстановке, чтобы не обращаться за помощью.

— Яд? — сухо спросил Сергей Петрович.

— Промедол.

— Давай, коли.

После укола Сергей Петрович разомлел, попробовал Лизу ущипнуть, но она держалась неуступчиво, в связи с чем он высказал ей горький упрек.

— Выходит, коли человек помирает, и побаловаться нельзя?

— Сережа, я жду.

В конце концов он рассказал ей свою историю.

Зенкович (Геня Попрыгунчик), как и все крупняки, естественно, находился в разработке у Конторы, скапливающей компромат на тот случай, если в государстве пойдет откат в обратную сторону и новым правителям понадобится, чтобы успокоить население, организовать несколько показательных процессов. Кроме того, криминальная информация была ходовым и выгодным товаром, особенно в период очередных свободных выборов.

Надо заметить, среди прочих монстров российского капитализма Зенкович выглядел безобидной фигурой. Вся его сила заключалась лишь в случайном дальнем родстве, сам по себе он никому из сильных мира сего не был конкурентом. Гуляка праздный, бабник, прожигатель жизни, этакий лишний человек конца двадцатого века. Контактный, беззлобный, готовый к любым услугам, только плати. Типичный новый русский на выпасе, с недоразвитым умишком, абсолютно лишенный нравственного чувства (в этом плане как бы и не совсем человеческое существо), но цепкий и прилипчивый, как пиявка. Должностями и наградами его не обходили (против родства не попрешь): редкий праздник Гене Попрыгунчику не вешали на грудь какой-нибудь орденок за заслуги перед отечеством, а на последнем Дне Победы дядюшка-президент в домашней обстановке лично прикрутил к лацкану пиджака знак Героя России. Главной слабостью Зенковича были женщины, но тут у него имелся такой богатый выбор, что позавидовал бы турецкий султан. Кстати, в досье отмечалось, что недавно вкусы Попрыгунчика резко изменились: прежде склонный к роскошным дамам полусвета, к знаменитым куртизанкам и оперным дивам, он вдруг душою потянулся к гниловатому женскому мясцу и не чурался снимать подружек прямо на Тверской. Однако наркотиками не злоупотреблял.

Врагов у Зенковича не было, тем более дико прозвучала весть о его похищении и требовании колоссального выкупа. Пресса и телевидение терялись в догадках, но в основном грешили на отморозков из Чечни, да еще на таинственную Марийскую группировку, возглавляемую неким Харитоном Безухим, а также, как водится, на ФСБ. Независимые журналисты сходились во мнении, что необходимо немедленно вызволить Зенковича из позорного плена, ибо речь шла о чести и достоинстве монаршего семейства, а значит, оскорблена Россия. Сперва переговоры шли туго, Москва, как обычно, надувала щеки, грозила, что не заплатит ни копейки, но никто не сомневался, что в конце концов похитители получат выкуп через Березниковского: но вдруг всю прогрессивную общественность всколыхнула страшная весть: Игната Семеновича замочили. Двое суток телевидение по всем каналам демонстрировало разбросанные по ущелью внутренности сиятельного племянника, а также отрубленную заснеженную голову с лукавым прищуром, приводя обывателя в благоговейный трепет. Официальная версия гласила: несчастный случай, халатность при спуске со скалы, но ей мало кто верил.

Каково же было удивление Сергея Петровича, когда он, заглянув после работы в ночной клуб «Невинные малютки» (исключительно по делу), наткнулся там на живого и здорового Геню Попрыгунчика, окруженного, как обычно, стайкой разбитных девиц. Лихоманов кинулся к нему, желая заключить в дружеские объятия и все еще не до конца веря своим глазам, но Геня отшатнулся и даже как будто его не узнал, что было еще удивительнее, чем воскрешение из мертвых. Как раз минувшей зимой они вместе провернули через «Русский транзит» две очень выгодные махинации, и Геня положил себе в карман кругленькую сумму, что-то около двухсот тысяч долларов. И винца перепили немало, а однажды, совсем недавно, слетали на пару в Вену на уикенд. Славно там оттянулись.

— Ты что, Попрыгун! — заревел Лихоманов в обиде. — Это же я, Сереня Чулок.

Положение исправила Галка Петрова, известная эскорт-ница с Арбата, с которой майор тоже был знаком.

— Се-ерж, дорогой, — протянула в своей заученной, вызывающе нимфоманской манере, — пойдем, кое-что расскажу.

Отошли к бару, и Галка поведала некоторые печальные обстоятельства Гениного спасения. Оказывается, при побеге он так шмякнулся головой, что в ней перепутались все шарики. Он первое время вообще никого не узнавал, но постепенно приходит в себя, и врач твердо обещал, что через несколько недель память совершенно восстановится. Сергей Петрович спросил:

— Подожди, Галь, а та чья была голова, которую по телику крутили?

— Двойник. — Проститутка многозначительно подмигнула, — Чтобы сбить со следа. Это входило в план операции.

Майор сделал вид, что поверил.

— Надо же, — сказал задумчиво. — Сколько чудес на свете, а мы живем, как дураки.

— Именно так, — согласилась красавица. — Ты, Серж, веди себя попроще, не пугай его. Он к тебе скоро привыкнет… Меня он знаешь как сначала называл?

— Как?

— Дарьей Степановной. Даже в постели. Чудно, да? Я чуть от смеха не описалась.

— Ничего удивительного… Ну а как он вообще?

— Говорю же, восстанавливается. Во всех отношениях. Я за ним приглядываю, — ткнула пальцем в потолок. — Оттуда распорядились. Может быть, поедем в Италию на лечение. Там какой-то профессор необыкновенный.

Вернулись к Попрыгунчику — и с ним Сергей Петрович пропустил по чарке, уже не набиваясь в приятельство. Зен-кович хрипло, простуженно пожаловался:

— Ничего не помогает, хоть тресни. Даже ханка.

— От чего не помогает, Игнат Семенович?

— В башке сквозит. Живу как зажмуренный. Зато Галочку сразу узнал, правда, Галочка?

С этой минуты Лихоманов окончательно уверился: подстава. Голос они ему, допустим, напрягли, не придерешься, но манера говорить… Ее не переделаешь. Это — как отпечатки пальцев. Попрыгунчик говорил совсем по-другому, с другими паузами и ударениями, да и лексика не его. Подстава классная, но сшитая все же на живую нитку. Рассчитанная на дальнего родственника. Вон и родинка над бровью появилась, которой у Гени отродясь не было. Да и рисунок лица, если приглядеться, более резкий, подбородок вообще не от Прыгуна… Но здорово, ничего не скажешь. Кто это все провернул и зачем? У Лихоманова в голове промелькнуло сразу несколько вариантов. О да! С воскресшим Попрыгунчиком можно разыгрывать богатые комбинации, очень богатые и перспективные.

И гульба у Гени Попрыгунчика шла с каким-то напрягом, без обычного размаха, словно по принуждению. И телки вокруг не такие, каких Геня любил, чересчур холеные, элитные, и ухмылка у него на роже, будто приклеенная, — и тоже не его, можно сказать, чрезмерно очеловеченная ухмылка. Этот парень, который в главной роли, похоже, вообще не из блатных и не из новорашенов. Кто такой? Может, на помойке подобрали? В совковых отстойниках. Именно там скопились бывшие интеллигенты, готовые шкурой рискнуть ради лишнего стольника. А в этом спектакле попахивает отнюдь не стольниками… Но Галочка Петрова какова! Кто бы мог подумать. С умом держится, собранно, без сбоя. Вот ее и надо раскрутить в первую очередь, если понадобится. Ее первую. В том, что это понадобится, он не сомневался. Внутренний пес-ищейка уже принял боевую стойку. Еще как понадобится…

— У меня есть знакомый экстрасенс, — сказал он. — Удивительная личность. Натуральный колдун. Его откуда-то с Урала привезли. Банкиров пользует, членов правительства. Маг и чудодей. На моих глазах одного фирмача вернул к жизни. К тому с обыском нагрянули, как раз мода пошла на обыски, ну и наворотили сразу на три статьи: героин, оружие, фальшивая зелень. У бедолаги шок, буквально потерял дар речи. После по каким только клиникам не возили, объясняли, что розыгрыш, обыкновенный понт, а он ни в какую. Молчит, глаза пучит и рыгает. Короче, спекся, погорел ни за фунт табаку. Начал просто-таки помирать. Ему и присоветовали этого уральца. Веришь ли, Игнат Семенович, за два сеанса тот из него обратно человека слепил. Теперь щебечет, как птичка на веточке, в бизнес вернулся, банчок открыл, а главное, страх прошел. Ничего больше не боится. Так и режет: чихал я на вас на всех. Две гаубицы на даче поставил. Разнесу, говорит, всех к чертовой матери, если сунутся.