Ведьмин род - Дяченко Марина и Сергей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– При чем тут ты?! Ты все делал правильно! Это они озверели совсем. Мы вернемся – с полицией, мы разберемся, мы никому ничего не простим. Мы заберем у них девчонку, и все у нее будет хорошо… И у нас все будет хорошо… – Она на секунду запнулась. – Март? Что с тобой?
– Мы получили ответ на вопрос, кто ты. – Он говорил явно через силу. – Два ответа, один очень хороший… другой очень плохой. Как я мог так тебя подставить…
– То есть я все-таки его убила?!
Он на секунду зажмурился, как человек, стоящий перед бездной:
– Не ты зарядила карабин. Не ты прицелилась и нажала на спуск. Нет, это не ты его убила. Но в инквизиторской практике «ведьмин самострел» – устойчивый термин, и это случается, когда колодец выше семидесяти…
– Но, Март, я ведь не хотела, – пробормотала Эгле, чувствуя, как немеют щеки. – Он был сволочь, но убивать его…
– Разумеется, ты не хотела убивать! Это природа действующей ведьмы, понимаешь, природа, которую изменить нельзя…
– То есть я все-таки. – Эгле нервно сглотнула, – я все-таки зря… «чистая» инициация… все мои мечты… А я просто убийца…
– Он стрелял в тебя, а не ты в него! – От Мартина резко потянуло морозом. – Любой суд бы тебя оправдал… не будь ты действующей ведьмой! Ты новое существо в этом мире, новое, небывалое, а мир… остался прежним!
Он замолчал, глубоко вдохнул и выдохнул. На секунду прикрыл глаза. Поток холода, идущий от него, ослабел.
– У Инквизиции есть протокол, отработанный веками, – сказал Мартин тоном ниже. – «Ведьмин самострел» – значит смертный приговор, но пока был мораторий, казнь заменяли пожизненным… А теперь моратория нет.
Сделалось очень тихо. Снаружи шелестел снег – тучи, потревоженные Эгле, заново сгустились и разразились снегопадом, и огромные хлопья летели вниз и несли в свете фар свои огромные серые тени и укладывались вместе с тенями на целину.
– Они уже знают, что ты в Ридне, что ты со мной, что ты действующая ведьма, – пробормотал Мартин. – Теперь еще узнают, на что ты способна.
– Кто?!
– Упыри, с которыми я сижу за одним столом. – Он растянул губы, получилось совершенно не весело. – Кураторы. Главы окружных инквизиций… Хоть бы телефонная связь прервалась в этой проклятой Тышке. Хоть бы столбы им завалило, чтобы констебль не дозвонился до своего регионального начальства. Но ведь дозвонится, дело времени…
– Мы должны сообщить Клавдию? – тихо спросила Эгле.
– Хороший вопрос. – Он смотрел на падающий снег. – По правилам – да, о чрезвычайном происшествии такого рода я должен немедленно доложить…
– И он… он разве нам не поможет?!
Мартин помолчал секунду. Эгле снова окоченела.
– Знаешь, – начал Мартин, – в детстве он меня никогда не ругал. Никогда. Но я всякий раз понимал, в чем накосячил, и старался исправить, искренне, чтобы он мог мной гордиться. Он был для меня… знаешь, такая фигура отца, что прямо головой в небо… А потом я стал его подчиненным.
– Жалеешь? – Эгле не успела придержать язык.
– Нет, – сказал он убежденно и снова нахмурился. – То есть не жалею о своем выборе. Но лучше бы мне не знать, кто он такой и каким может быть. Я очень его люблю. Но бывают моменты, вот как теперь…
– Ты, по-моему, немножко не в своем уме, – пробормотала Эгле. – Вспомни, что он сделал для Ивги…
– Для нее – да, – тихо сказал Мартин. – Если бы речь шла о маме, я был бы уверен, что он пойдет на все, чтобы ее защитить. Но речь о нас с тобой…
– Ты его сын!
– Я его подчиненный, который обгадился. А ты действующая ведьма. К Эгле Север он очень трогательно и тепло относится. Но ведьму, совершившую «самострел», может отправить на казнь – для ее же блага…
– Нет, – сказала Эгле дрогнувшим голосом. – Я не верю.
– Ты его не знаешь, – пробормотал Мартин. – Тридцать пять лет во главе Инквизиции – это необратимо.
– Я ему доверяю!
– Доверяй, – Мартин кивнул, легко уступая. – Нам нужна другая машина. Мы уезжаем из Ридны. Попробуем пробиться в Альтицу, на болота, там легко затеряться…
– Но мы же только приехали, – тихо сказала Эгле. – У нас были планы. У нас была… миссия, что ли. Будущее…
Несколько секунд они молча смотрели друг на друга.
– Прости, – пробормотал Мартин. – Да, у нас были… планы. Придется теперь их немножко пересмотреть. Твоя жизнь дороже.
– Март, – сказала она с досадой, – ты так говоришь, будто я беспомощная девочка, которая должна бежать и прятаться, а я… Я всех инквизиторов без соли сожру. Пусть только попробуют меня взять.
– Стандартная ошибка. – Он отстранился, глаза затуманились. – Если бы ты знала, сколько флаг-ведьм на этом погорели. Почуяв себя всесильными. Бросив вызов Инквизиции… В лучшем случае их убивали на месте, но чаще всего – подвал, допрос, казнь.
Он говорил просто и буднично, за каждым его словом стоял жуткий опыт. Эгле почувствовала, как пот, пропитавший футболку под свитером, делается ледяным и липким.
Мартин поймал ее взгляд. Его лицо изменилось.
– Это не про тебя, – сказал он отрывисто и сухо. – Тебя никто не тронет, пока я жив… А я больше не собираюсь умирать, все, я исчерпал лимит допустимых смертей.
Он до отказа повернул ручку терморегулятора, хотя в машине и без того было жарко, как в летний полдень. Горячий воздух лился из вентиляционных решеток, ледяной поток исходил от Мартина. Капюшон черной хламиды лежал у него на плечах; Эгле заново осознала, что сидит посреди леса в инквизиторской машине и рядом с ней действующий инквизитор с многолетним служебным стажем.
– Ох, прости, – сказал он с горечью. – Как бы я хотел тебя от этого оградить…
– И что же, – дрогнувшим голосом начала она, – мне теперь всю жизнь прятаться в Альтице… на болотах?!
– Нет, – сказал он твердо. – Конечно, нет. Это… временно. У тебя есть будущее… у нас обоих. Общее будущее. Но сейчас тебе надо просто выжить.
Снег ложился на ветровое стекло.
* * *«…А кто вам сказал, что мироздание, каким мы его мыслим, останется неизменным навеки? Эдак мне никогда не избыть обвинений в крамоле… Сударыни мои ведьмы не желают преображать мироздание; так волк, живущий в одном загоне с курами, не желает менять окружающую его действительность, он просто питает себя необходимой ему пищей… Тягостная тень висит над моей душей. Я не знаю, что будет завтра…»
Перед Ивгой лежало на столе редчайшее издание – мемуары Атрика Оля, Великого Инквизитора, жившего четыреста лет назад и бывшего единственным, кто сумел остановить ведьму-матку в час ее пришествия: когда эпидемии, землетрясения и самые ужасные катаклизмы обещали скорый конец света. Книга была подготовлена к юбилею Атрика Оля, тщательно, кропотливо, издана десять лет назад крохотным тиражом, для служебного использования. Ивга была горда, что смогла внести в подготовку издания и комментирование свой маленький вклад.
Многие фрагменты она знала на память, но сам вид этого текста, шрифт, звук и запах бумаги настраивали ее на торжественный, а иногда воинственный лад: в глубине души она настраивалась на спор с Атриком Олем. Она, неинициированная ведьма. С героем прошлого, спасителем человечества. С профессиональным охотником на таких, как она…
Она подтянула к себе блокнот: раздумывая, она часто писала карандашом от руки: «Эволюционная роль ведьмы. Известные факты о ведьмах-целительницах. Почему не выжили? Каталог литературных памятников – ведьмы Ридны, отношения с соседями, система жертвоприношений. Свобода как философская категория. Разница в понимании свободы человеком и инициированной ведьмой. Природа ведьмы…»
Взгляд ее опять упал на книжную страницу: «Природа моих сударынь непостижима. Мы можем возомнить себя на месте букашки, грызущей лист для того, чтобы утолить голод… Мы можем вообразить себе это, ибо голод не чужд и нам… Когда честолюбивый государь проливает кровь своих и чужих подданных – мы понимаем, потому что гордыня не чужда и нам… Когда алчный лекарь позволяет болезни разрастаться, чтобы потом взыскать втрое с отчаявшихся больных, – мы понимаем, что это корыстолюбие одолело его совесть… Сударыни мои ведьмы не честолюбивы и не алчны. Им не нужны ни деньги, ни власть; они не чувствуют голода и не испытывают похоти. Они не понимают, что есть добро и что называется злом – они невинны. Они губят нас одним своим существованием…»
