Стихотворения - Александр Полежаев

Ее фантазий, как другой?

Он вам ответит: "О, напрасно!

Я ею счастлив и богат!"

А между тем давно уж гласно,

Что он невыгодно женат...

Противоречие во мненьях

Оригинальный их девиз.

И то же самое в явленьях

Большого света и кулис:

Один живет слепою верой

В чужие мысли и дела;

Другой скептическою мерой

Определяет цену зла.

И тот и этот без ошибки

Судить готовы обо всем

И, кроме жалостной улыбки

Над их мечтательным умом,

Они всё видят и покойны...

Так путник в жаркий летний день

Встречает ключ в пустыне знойной

И пальмы сладостную тень.

И кто узнал, где наш Иуда?

Когда обрушится, откуда

Неиэбежимая гроза?

А для того иметь не худо

Свои хоть слабые глаза...

<1837>

ГРУСТЬ

На пиру у жизни шумной,

В царстве юной красоты

Рвал я с жадностью безумной

Благовонные цветы.

Много чувства, много жизни

Я роскошно потерял,

И душевной укоризны,

Может быть, не избежал.

Отчего ж не с сожаленьем,

Отчего - скажите мне,

Но с невольным восхищеньем

Вспомнил я о старине?

Отчего же локон черный,

Этот локон смоляной,

День и ночь, как дух упорный,

Все мелькает предо мной?

Отчего, как в полдень ясный

Голубые небеса,

Мне таинственно прекрасны

Эти черные глаза?

Почему же голос сладкой,

Этот голос неземной,

Льется в душу мне украдкой

Гармонической волной?

Что тревожит дух унылый,

Манит к счастию меня?

Ах, не вспыхнет над могилой

Искра прежнего огня!

Отлетели заблуждений

Невозвратные рои

И я мертв для наслаждений,

И угас я для любви!

Сердце ищет, сердце просит

После бури уголка;

Но мольбы его разносит

Безотрадная тоска!

<1837>

ЭНДИМИОН

Dors, cette nuit encore, d'un sommeil pur et doux.

V. Hugo

[Спи еще ату ночь сном чистым и сладким.

В. Гюго (франц.). - Ред.]

Ты спал, о юноша, ты спал,

Когда она, богиня скал,

Лесов и неги молчаливой,

Томясь любовью боязливой,

К тебе, прекрасна и светла,

С Олимпа мрачного сошла;

Когда она, никем не зрима,

Тиха, безмолвна, недвижима,

Она стояла пред тобой,

Как цвет над урной гробовой;

Когда, без тайного укора,

Она внимательного взора

С тебя, как чистого стекла,

Свести, красавец, не могла

И сладость робких ожиданий

И пламень девственных желаний

Дышали жизнью бытия

В груди божественной ея!

Ты спал... Но страстное лобзанье

Прервало сна очарованье.

Ты очи черные открыл

И юный, смелый, полный сил,

Под тенью миртового леса,

Пред юной дщерию Зевеса

Склонил колено и чело!..

Счастливый юноша! Светло!

Редеет ночь, алеет небо!

Смотри: предшественница Феба

Открыла розовым перстом

Врата на своде голубом!

Смотри!.. Но бледная Диана

В прозрачном облаке тумана,

Без лучезарного венца

Уже спешит в чертог отца,

И снова ждет в тоске ревнивой

Покрова ночи молчаливой!

<1837>

ВЕНОК НА ГРОБ ПУШКИНА

Oh, qu'il est saint et pur le transport du poete,

Quand il voit en espoite, bravant la morte muette,

Du voyage de temps sa gloire revenir!

Sur les ages futurs, de sa hauteure sublime,

II se penche, ecoutant son lointain souvenir;

Et son nom, comme un poids jete dans un abime,

Eveille mille echos au fond de l'avenir!

V. Hugo

[О, как свят и чист восторг поэта,

Когда видит он в грезах своих, презирая немую смерть.

Как растет его слава в потоке времени!

Внимая своему прошлому, он склоняется

С величественных высот своих над грядущими веками;

И имя его, как некая тяжесть, брошенная в пропасть,

Пробуждает тысячекратное эхо в глубине будущего.

В. Гюго (франц.). - Ред.]

I

Эпоха! Год неблагодарный!

Россия, плачь! Лишилась ты

Одной прекрасной, лучезарной,

Одной брильянтовой звезды!

На торжестве великом жизни

Угас для мира и отчизны

Царь сладких песен, гений лир!

С лица земли, шумя крылами,

Сошел, увенчанный цветами,

Народной гордости кумир!

И поэтические вежды

Сомкнула грозная стрела,

Тогда как светлые надежды

Вились вокруг его чела!

Когда рука его сулила

Нам тьму надежд, тогда сразила

Его судьба, седой палач!

Однажды утро голубое

Узрело дело роковое...

О, плачь, Россия, долго плачь!

Давно ль тебя из недр пустыни полудикой

Возвел для бытия и славы Петр Великой,

Как деву робкую на трон!

Давно ли озарил лучами просвещенья

С улыбкою отца, любви и ободренья

Твой полунощный небосклон.

Под знаменем наук, под знаменем свободы

Он новые создал великие народы;

Их в ризы новые облек;

И ярко засиял над царскими орлами,

Прикрытыми всегда победными громами,

Младой поэзии венок.

Услыша зов Петра, торжественный и громкий,

Возникли: старина, грядущие потомки,

И Кантемир и Феофан;

И, наконец, во дни величия и мира

Возникла и твоя божественная лира,

Наш Холмогорский великан!

И что за лира: жизнь! Ее златые струны

Воспоминали вдруг и битвы и Перуны

Стократ великого царя,

И кроткие твои дела, Елисавета,

И пели все они в услышание света

Под смелой дланью рыбаря!

Открылась для ума неведомая сфера;

В младенческих душах зиждительная вера

Во все прекрасное зажглась;

И счастия заря роскошно и приветно

До скал и до степей Сибири многоцветной

От вод балтийских разлилась!

Посеяли тогда изящные искусства

В груди богатырей возвышенные чувства;

Окреп полмира властелин,

И обрекли его, в воинственной державе,

Бессмертию веков, незакатимой славе

Петров, Державин, Карамзин!

II

Потом, когда неодолимый

Сын революцьи, Бонапарт,

Вознес рукой непобедимой

Трехцветный Франции штандарт;

Когда под сень его эгиды

Склонились робко пирамиды

И Рима купол золотой;

Когда смущенная Европа

В волнах кровавого потопа

Страдала под его пятой;

Когда отважный, вне законов,

Как повелительное зло,

Он диадимою Бурбонов

Украсил дерзкое чело;

Когда, летая над землею,

Его орлы, как будто мглою,

Мрачили день и небеса;

Когда муж пагубы и рока

Устами грозного пророка

Вещал вселенной чудеса;

Когда воинственные хоры

И гимны звучные певцов

Ему читали приговоры

И одобрения веков;

И в этом гуле осуждений,

Хулы, вражды, благословений

Гремел, гремел, как дикий стон,

Неукротимый и избранный,

Под небом Англии туманной

Твой дивный голос, о Байрон!

Тогда, тогда в садах Лицея,

Природный русский соловей,

Весенней жизнью пламенея,

Расцвел наш юный корифей;

И гармонические звуки

Его младенческие руки

Умели рано исторгать.

Шутя пером, играя с лирой,

Он Оссиановой порфирой .

Хотел, казалось, обладать.

Он рос, как пальма молодая

На иорданских берегах,

Главу высокую скрывая

В ему знакомых облаках;

И, друг волшебных сновидений,

Он понял тайну вдохновений,

Глагол всевышнего постиг;

Восстал, как новая стихия,

Могуч, и славен, и велик

И изумленная Россия

Узнала гордый свой язык!

III

И стал он петь, и все вокруг него внимало;

Из радужных цветов вручил он покрывало

Своей поэзии нагой.

Невинна и смела, божественная дева

Отважному ему позволила без гнева

Ласкать, обвить себя рукой;

И странствовала с ним, как верная подруга,

По лаковым парке блистательного круга

Временщиков, князей, вельмож;

Входила в кабинет ученых и артистов

И в залы, где шумят собрания софистов,

Меняя истину на ложь;

Смягчала иногда, как гений лучезарный,

Гонения судьбы то славной, то коварной;

Была в тоске и на пирах,

И вместе пронеслась, как буйная зараза,

Над грозной высотой мятежного Кавказа

И Бессарабии в степях.

И никогда нигде его не покидала;

Как милое дитя, задумчиво играла

Или волной его кудрей,

Иль бледное чело, объятое мечтами,

Любила украшать небрежными перстами

Венков из лавров и лилей.

И были времена: унылый и печальный,

Прощался иногда он с музой гениальной,

Искал покоя, тишины;

Но и тогда, как дух, приникнув к изголовью,

Она его душе с небесною любовью

Дарила праведников сны.

Когда же утомясь минутным упоеньем,