Абориген - Юрий Коротков

— Рыбу кидай! Не уйдем!

Вокруг заводили моторы, разворачивались кто куда. Заповедные пески наполнились грохотом движков. С обеих сторон в рукав влетели по два катера рыбнадзора, мощные прожектора заметались по воде.

— Глуши моторы! — раскатисто прогремел с катеров мегафон. — Всем на месте!

— Пропала лодка! — отчаянно закричал Борька. — Ах, один черт, пропала! — Он круто развернулся и рванул из рукава. Катер подался вперед, загораживая проход, навис форштевнем — Степан аж пригнулся. Но Борька успел проскочить и дал гари. Катер повернул следом и без труда стал нагонять.

Степан сидел, вцепившись обеими руками в борта, вжав голову в плечи. Борька направил лодку в узкую старицу — катер пошел за ним, светя прожектором в спину.

— Держись! — заорал Борька. — Ногами упрись!

Степан в ужасе выставил вперед руки — Борька правил прямо в густые прибрежные кусты. Пронзив заросли, лодка скользнула днищем по закоску и, как с трамплина, пролетев несколько метров, упала на воду.

Катер, огибая закосок, отстал, но, нашарив прожектором вдалеке Борьку, снова кинулся в догон. Борька еще раз круто свернул, убавил гарь и пошел по мелкой протоке под самым берегом, прикрываясь рукой от хлещущих по лицу прутьев. У борта из черной воды торчали растопыренные карчи. Катер влетел было в протоку, но тотчас наткнулся на карчу, его развернуло поперек, бросило в берег.

Борька вышел на чистую воду и заглушил мотор. Они посидели в тишине, глядя друг на друга.

— Ушли, — сказал Борька. — Колчак, видно, пришлый — на карчи поперся, — он вытер лоб пятерней и улыбнулся. — Чо, напугался?

Степан вытащил водку, стал пить большими, гулкими глотками. Отдышался, повел вокруг ошалелым взглядом.

— Напугаешься тут... Думал — все, как ты на берег пошел.

Борька засмеялся.

— Я этот закосок лет пять знаю. С отцом уходили... Главное, движок вовремя поднять, а то винт срежет... Ну, чо, побрели домой? Отловились на сегодня...

Он пристал к берегу не доходя лагеря. Палатки уже видны были за сосняком.

— Вот через лесок пройдешь. Будто из лесу, мол...

Степан допил водку и запустил бутылку в реку.

— Тихий час в детском саду... Отдыхают... цуцики...

— Тише ты.

— А почему это я вдруг — тише? Кого мне тут бояться?

Степан занес ногу на берег — и рухнул в воду.

— Напился-таки — Борька принялся его поднимать. — Говорил же — не пьют на реке.

— Это я напился? Только зубы пополоскал. Тихоокеанский флот!

— Ну, скорей, чо ли! — чуть не плакал Борька. — Светат уже. Мне рыбу везти — любой колчак остановит.

— А что мне твои колчаки? У меня вон своих... — Степан, качаясь, пошел к лагерю. — Скинутся они... Я вам скинусь!..

Как знал Борька, как чуял — на полдороге к Банному наперерез ему двинулся синий «Амур» с милицейской фуражкой над ветровым щитком. Борька тоскливо оглянулся: не уйти. Заглушил движок, ногами незаметно запихивая мешок с рыбой глубже под брезент.

— По Березовой пройдем? — крикнул милицейский капитан, подымаясь размяться. Под мышкой у него болтался на ремне короткий десантный автомат. Рядом сонно глядел на Борьку сержант в бушлате с красными погонами, тоже при автомате. Между ними качалась длинная тараканья антенна полевой рации.

— Не. Пересохла, — напряженно мотнул головой Борька.

Капитан вздохнул и почесал шею под воротником.

— Бритых не видел?

— Не, — у Борьки отлегло от сердца. Не по его душу. Да и то верно: когда это колчаки с автоматами ходили!

— Чо, опять побегли? — весело спросил он.

— Но. Увидишь — шумни. Трое, — «Амур» отвалил в сторону.

Ох, и везло сегодня Борьке! И от колчаков ушел, и от ментов, да еще Михалина вдруг лишку дала — просчиталась, должно, дура старая...

Он передал Юре сеть, спустился за ним в кубрик.

Юра против обыкновения был угрюм, глядел в сторону.

— Чо добыл?

— Ничо, — Борька стал рассказывать, возбужденно размахивая руками. — Раз пройти успели — тут колчак и грянул. Знали должно — с двух концов на четырех лодках. Ну мы кто куда. Демидова сразу взяли, видел, Петровича тоже. Один за мной, а я в Гнилой рукав — там под яром-то чисто, сам знашь, а он в карчах завяз, а я оттуда в Озерную — и гари!.. Сдал уж Михалине,— он вынул деньги, показал гордо.

— Феликс приходил, — сказал вдруг Юра.

— Чего ему? — напрягся Борька.

— Велел шумнуть, когда явишься... Это... — Юра снова отвел глаза. — В специальную школу тебя хочет определить... В такую, для этих, — он покрутил пальцем у виска, — для отсталых...

— Да ты чо? — Борька улыбнулся даже. — Я чо, дурак, чо ли? Да у нас пол класса, как я, учатся! Чо ж, всех туда?

— Надоумил его кто-то. Он уж договорился, чтоб врач, значит, тебя... признал... И молоток еще...

Юра упорно смотрел в сторону, и Борька вдруг понял, что это всерьез. Так всерьез, что дальше и плыть некуда.

— Да нормальный я!

— Чо ты мне кричишь? Я-то знаю...

— Так скажи им!

— А кто я тебе? У них с матерью все права. Чо захотят, то и сделают... Это они, чтоб тебя с глаз долой. В интернат, значит, в Вартовск или в Тобольск.

— Да кто ж меня после этого в мореходку возьмет?

Борька посидел сгорбившись. Потом поднялся, вынул из стола шкатулку, взял все деньги и пошел из кубрика. Юра поднялся на палубу, молча смотрел, как Борька отвязывает лодку.

— Это... не вернусь я больше, — сказал Борька. — Уеду с отрядом, затеряюсь. Сколько денег хватит — уеду, а там в детдом пойду сдаваться. Сирота, скажу. Не дайте пропасть...

И, не оглянувшись на город, пошел вверх по реке.

У берега стоял огромный буксир-толкач «река-море», плавучий небоскреб с белой надстройкой. На заплесок были скинуты сходни, люки моторного отделения открыты — чинились, видно. Борька пристал чуть ниже, нерешительно поднялся по сходням. Навстречу вышел молодой парнишка в черной форменке с золотыми «птицами» на рукаве, веселый и круглолицый.

— Здрасьте, — сказал Борька. — Мне б капитана.

— Добрый день. Капитан слушает.

— Я это... — замялся Борька. — Я лоцию посмотреть, можно?

— Заблудился?

— Вроде, — Борька деловито полистал лоцию, открыл на нужном месте, уверенно ткнул грязным ногтем. — Значит, мы здесь... а мне сюда... значит, так и так...

— Разбираешься? — искренне удивился парень.

— А то! У вас еще лоция не полная. Вот тут свальное течение, а у вас не обозначено. А вот отсюда прямиком старица. Вы подрисуйте, я-то знаю.

— Спасибо за информацию, — усмехнулся парень. — Только мы в эти протоки и не втиснемся... Значит, лоцию ты лучше меня знаешь. С чем причалил?

— Это... Возьмите меня к себе. Юнгой. Я все могу — вести могу, я фарватер знаю, палубу мыть могу, готовить...

— Ты сколько классов кончил, салага?

— Семь.

— А зовут как?

— Борька.

— Так вот, Борька. Кончай восьмой, поступай в речное, а там — милости просим.

— Тогда меня любой возьмет. Вы сейчас возьмите!

— Да как я тебя возьму! — сказал капитан. — Кто мне разрешит тебя взять? Никто тебя не возьмет, с семью-то классами, макароны разве продувать. Не на галере ведь ходим — там грести ума немного надо. Вот это с чем едят, к примеру? — Он положил руку на какой-то прибор. Борька пожал плечами. — Локатор это. А как устроен, знаешь? А это? А дизель как фурычет?

— Ясно, — сказал Борька. — Извините.

— Эй, Борька, — крикнул капитан. — Случилось что? Погоди!

Борька не обернулся.

В устье Тромъегана Борьку перехватил мужик на ярко-красном «Нептуне» с мотором «Меркюри». Могучий двигун, иностранный, сил больше, чем в «Жигулях», и стоит небось столько же. И сам мужик был какой-то иностранный, с седой гривой до плеч и в темных очках.

В катере у него курили девицы в пестрых анараках, орал магнитофон. Сиденья были обиты бархатом.

— Направо пойдешь? — спросил мужик, повернув к Борьке темные очки.

— Но.

— Будь любезен, загляни во вторую протоку, найди некоего Борьку Хромова, передай следующее: «Куйбида шумнул, мол, Федор в милицию подал за угон».

Девицы равнодушно смотрели на Борьку.

— Феликс? — спросил он, холодея.

— Да, Феликс. Ну, прощай. — Мужик врубил скорость, и могучий «Меркюри» унес девиц и музыку.

Борька остался сидеть, опустив голову. Значит, уломал-таки Феликс мать подать на розыск. Летят сейчас по телефонным проводам вдоль всей Большой Оби номер лодки и Борькины приметы: лопоухий, росту среднего, вида неказистого.

Видно, открытка на машину пришла.

Было самое рабочее время, но весь стройотряд собрался вокруг обеденного стола, смотрели молча, как Борька вытаскивает лодку на берег.

— Трудовой привет! — неуверенно сказал Борька, подходя ближе.

Никто не ответил. Навстречу ему шагал от палатки мятый, мрачный Степан с рюкзаком на плече.

— Счастливо оставаться, цуцики! — крикнул он. — Герои перестройки!

— Слушай, вали отсюда, пока я... — рванулся к нему Витя.

— Это тоже прошу занести в протокол, — насмешливо сказал Степан. — Угроза физического насилия... Поехали! — на ходу кивнул он Борьке, забросил рюкзак в лодку и уселся сам.