Финал новогодней пьесы - Яна Дубинянская

Хотя и несравнимо меньше, чем настоящая мечта.

Так в чем же дело?

Он рванулся вслед за Ларой, догнал ее, обнял за плечи и шутливо развернул в сторону моря.

– Посмотрите, а как вам вон та яхта? Видите, большая, красивая, и называется «Мечта». Давайте прокатимся, вы еще успеете на ваши съемки!

Она пожала плечами.

– Давайте. На съемки можно и опоздать…

Странные обреченные нотки в звонком мажорном голосе. Меньше с тем, показалось. Она согласна!

… Штормовой ветер ударил в лицо, Франсис слегка повернул штурвал, направляя яхту к выходу из залива. Потом повернулся к Ларе, взял ее лицо в ладони и снял с нее, наконец, эти огромные непроницаемые очки. Она сощурилась на ярком солнце, опустила ресницы, слабо улыбнулась.

– А штурвал? Мы же собьемся с курса…

Довольный собой, Франсис расправил грудь и поучительно объявил:

– На нормальных современных яхтах, дорогая Лара, всегда есть автопилот.

* * *

Она и без него знала это.

Именно поэтому – маленькая скорлупка под названием «Изольда», на которой никакого автопилота на было и быть не могло. И они стояли бы на палубе: Франсис у штурвала, а она, Лара, рядом, держась за его локоть, мешая, дурачась, умоляя дать ей порулить, – и чуть не опрокинула бы яхту, добившись своего. Все было бы так весело, беззаботно, не всерьез. Час, максимум полтора, а потом на съемки.

Последний шанс.

Потерянный, как и все предыдущие.

Франсис, он вообще не должен был приходить. Ведь ему же передали, что она не захотела даже слышать о нем, порвала письмо… Не поверил. И она знала, что не поверит, – иначе зачем было обманывать Фрэнка, бежать в жару по парку, щурить глаза, напряженно вглядываясь сквозь темные стекла очков в нечастых прохожих на раскаленной набережной? Просто так, для очистки совести, уговаривала она себя, убивая очередной шанс на спасение.

Лейтенант Брассен спас ей жизнь, твердила она. И было бы несправедливо, чтобы его, уже не поверившего Полю, уже сбежавшего с корабля, уже пошедшего на риск быть разжалованным, – никто не ждал под черной доской на набережной. Если бы он не пришел, она бы вздохнула с облегчением. И она вздохнула с облегчением, не обнаружив вдоль всей чугунной решетки, стрелой уходившей в перспективу, ни одной фигуры в кремовом мундире.

Значит, поверил, не стал рисковать, не пришел. Значит, они не попрощаются… Жаль, конечно. Зато мир не перевернулся, и ее по-прежнему ждет в маленьком коттедже у моря единственный на свете мужчина…

И в этот момент она увидела.

Вы будете богаты, Франсис.

А я пропала.

… – Мы обогнем мыс Эйн, – возбужденно говорил лейтенант Брассен, широким жестом покорителя морей указывая направление. – Вы знаете, что там, дальше? Я – нет. Но не может же быть, чтоб это оказался еще один праздный курортный городишко!

– Ни в коем случае! – с готовностью подыграла она. – Мы откроем новую землю, куда еще не ступала нога человека. Прекрасную лазурную бухту с прозрачной водой и белым песком, окруженную неприступными скалами…

Таковы правила. Ты – безрассудная, взбалмошная красавица, давно привыкшая очертя голову бросаться в любые водовороты, не думая о последствиях, вообще ни о чем не думая, ты ведь живешь одними чувствами, не имея над ними никакой разумной власти. Ты – неуправляемая кареглазая кошка, ты не могла не прочитать письма, не могла не прийти, не могла не оказаться на борту большой белой яхты, уверенно взрезающей волны на автопилоте. Ты с самого начала знала, чем это кончится, и ты мечтала о том, чтобы кончилось именно так и никак иначе…

И он – победительно-красивый, пронзительно-синеглазый, сильный и отважный, он стоит на трепещущей палубе, ни за что не держась, чуть-чуть расставив ноги, почти незаметно покачиваясь. Яркое небо, слепящие блики на волнах, маленькая радуга в россыпи брызг из-под яхты. Все вокруг бушующе-живое и настоящее, и он – неразрывная часть всего этого, без него распалась бы сияющая гармония, он здесь просто необходим, он необходим ей, как только может мужчина быть необходим женщине! – и так должно быть.

Вы безгранично свободны – ты и он – вы молоды и прекрасны, вы созданы друг для друга.

На резком развороте – густое облако морской пыли в лицо, и заразительный хохот, и волосы, облепившие щеки, и поток радостных обвинений, и шутливые удары в широкую грудь, и совершенно мокрое платье, ну разве так можно, Франсис, ну как я теперь, вот простужусь и заболею, а ты будешь виноват, да, конечно, в каюту, конечно, кофе, конечно, это платье надо снять и просушить, конечно, конечно…

Там, за мысом Эйн, похожим на динозавра, есть прекрасная лазоревая бухта, где живут маленькие разноцветные рыбки, а дно выложено самоцветными камешками и перламутровыми раковинами, туда еще не ступала нога человека… И наши с тобой тоже не ступят, для этого надо вернуться на палубу, изменить курс… но ты ведь не уйдешь, Франсис?! Не уходи, зачем тебе видеть еще один праздный, никому не нужный город…

Боже мой, ты весь соленый… Волосы, губы, усы, глаза, ресницы, снова губы, шея, плечи, белый налет на курчавых волосках на груди… Да что ты говоришь? Неужели вплавь?! Только для того, чтобы меня увидеть?… Сумасшедший, безумный, смешной, ненаглядный, любимый… Мальчишка, а если б на тебя акула напала? Нет у тебя никакого кортика, забыл? А мне так даже больше нравится, правда… ты такой молодой в этих джинсах… и всегда тут замок заедает? Ну что ты делаешь, прекрати немедленно, ну разве можно, мы же взрослые люди, перестань сейчас же, Фрэнк!

Ой, прости… Но это ведь то же самое имя, я потому и ошиблась… А давай я так и буду звать тебя: Фрэнк. Тебе пойдет, а я зато не проговорюсь перед мужем… Видишь, какая я коварная, вероломная, страшная женщина, зачем ты связался со мной, Франсис? Может быть, во мне твоя погибель…у-у-у… испугался? Ты ничего не боишься, я знаю… и я тоже ничего не боюсь с тобой…

И больше – ни единого слова, только жаркий полет в раскаленном мареве и горькая соль на губах. Я пропала, я давно пропала… Я растворилась, меня не существует, и некому остановиться, некому повернуть назад, некому, да и незачем в последнюю секунду сказать «нет»… Я люблю его. Я, может быть, любила бы кого-то другого, но больше никого нет и никогда не было во всем мире… Почему я раньше не знала этого? Как я жила раньше?!

… Сине-зеленый, с переплетенными петлями щупальцами осьминог на потолке. Лара положила голову между расслабленным плечом и вздымающейся грудью Франсиса. Осьминог. Можно пересчитать его фиолетовые кружки-присоски. Одна, вторая, третья, четвертая… нет, пятая – это уже на другой ноге, так недолго и сбиться. Сначала: один, два, три…

– Вот ты и опоздала на свои съемки.