Борисов Александр Анатольевич - Александр Борисов

   - Мерзнет она без пальта. Там, где пожгло - там и мерзнет.

   Было видно, что сестренку свою он любил. Любил, не смотря ни на что.

   - Отец что, совсем вам не помогает? - спросил я на всякий случай, хоть и знал уже примерный ответ.

   - Батьку ж тогда в тюрьму посадили. Мол, не помог, семью в опасности бросил. Там он и сгинул. Справку прислали. Написано "туберкулез". Только люди болтают - повесился...

   Только теперь я увидел мальчишку. Всерьез. Целиком. Всем сердцем. По-настоящему.

   ...Побелевшие пальцы, сомкнувшиеся на вытертых рукоятках. Латаные штаны без морщин на коленях. Обида на донышках глаз... Господи! За что ж его так?!

   Боль сама по себе способна убить, если она превысит допустимый порог. Наша кровь идентична по составу морской воде. И содержит в себе всю таблицу Дмитрия Ивановича Менделеева. Даже те хитрые элементы, которые еще не открыты. Вот почему человеческий мозг не всегда управляется разумом. Боль, как красная кнопка, включает автономную систему самозащиты. И эта система способна (практически мгновенно) синтезировать в нашей крови соединение любой сложности. Даже чистую, без примесей, воду. Организм всегда успевает себя защитить. Если сильно "прижмет" - немеет пораженный участок тела. А если и это не помогает, человек теряет сознание.

   Здесь уникальный случай Веками проверенная система не сыграла сигнал "отбой". Ее "заклинило". Наверное, потому, что мальчишка спал. А когда проснулся, получил мощнейший эмоциональный шок. До сих пор в нижней части его позвоночника перекрыт канал энергетики, что ответственен за питание нижних конечностей. Скоро этот канал за ненадобностью отомрет и ноги начнут усыхать...

   - Ганка, она ведь бывает хорошая, - рассуждал между тем инвалид, - когда в зеркало на морду свою не глядит. Давеча вот говорит: "Давай, Василь, я тебя москаляцькой едой угощу". Как его... что-то забувся... гренки, чи хренки? На кухню пийшла, дымищи в хату понапускала, уси пальцы пообожгла... я попробовав... а то жареный хлиб! Ой, не можу... жареный хлиб!

   В конце каждой фразы его голос подпрыгивал до фальцета. Вытирая слезы, он взглядом своим приглашал посмеяться и меня. А потом опять начинал хохотать. Да так, что патлатая голова моталась из стороны в сторону, обнажая худую кадыкастую шею с беззащитно пульсирующей жилкой. Шею, на которой ни разу не побывало ни одного полновесного мешка картошки, притыренного с колхозного поля.

   - Эх, кабы б мои ноги ходили! - сказал Василь, отсмеявшись. И задумался. Улетел на крыльях мечты.

   - Ты бы сестренку свою по всей хате на кулаках протащил! - хмыкнул я, возвращая его на землю. А сам с интересом следил за его ответной реакцией.

   - Та ни, дядьку, - ласково улыбнулся Василь, - что ж я, не понимаю? То ж вона не меня мурцуе, а свое треклятое прошлое. Ни! Я б тогда, дядьку, як кинь працював! Собрав бы гроши... такие гроши, чтоб Ганке зробылы пластычную операцию. Хай вона будэ як ненька-покойница - красива, та весела. А мож самому в фельдшера податься? Оно и дешевле выйдэ?

   Ты посмотри: такой молодой, а уже хохол! Ну что ж, этот город не так уж плох, если в нем рождаются добрые люди. И я приехал сюда не зря.

   Когда входишь в чужой организм с намерением что-либо в нем изменить, будь готов к жестокому сопротивлению. Даже если человек находится в коме, его система самозащиты будет решительно отвергать все, что приходит извне. Нужно обладать беспристрастностью робота и полностью отрешиться от чуждых эмоций. А свои - и подавно держать на замке. Иначе труба: или прихватишь чужое - или забудешь свое.

   - Василь, - тихо сказал я и глянул в его глаза, а потом медленно, осторожно поднялся с надоевшей скамейки и стиснул в ладонях его виски, - скажи, ты действительно не чувствуешь ног?

   Капельки пота выступили на его лбу, извилистыми ручьями потекли по лицу, искаженному гримасою ужаса. Зрачки закатились. Тело обмякло. Теперь мы с ним -

  единое целое.

   Для начала я подключил его к своей энергетической системе. Попробовал размять омертвевшие ноги. Они отзывались, но очень слабо. Заныли пересохшие вены - вот-вот порвутся, как будто они скручены из тонкой папиросной бумаги. Когда по ним хлестанет полноценный поток крови - мальчишка будет орать. Мотор-то у него сделан на семерых. Качает так, что брызги летят!

   Так, смотрим дальше: гипертрофия левого предсердия. Это не страшно. Годочков до девяноста хозяин "мотора" точно протянет. Если, конечно, бросит пить и курить, если будет делать зарядку, побольше ходить, а еще лучше - бегать. Правда, ходить Василю придется учиться заново. Ему еще много чему нужно учиться....

   Все, Васька, хана твоей пенсии! Осталось всего-то заблокировать боль да немного "подзарядить аккумуляторы".

   Легкого импульса оказалось достаточно. Система сама пришла в норму. Ничего серьезного в мире не произошло. Все так же немилосердно свирепствовало солнце. Где-то недалеко полыхал реактор Чернобыля - "мирный атом в квартиры советских граждан!" Прошла всего-то доля мгновения. Карегрудый воробей не успел даже толком вываляться в пыли, а Васька прийти в себя.

   Трясущимися пальцами я достал последнюю сигарету. Она мгновенно потемнела от пота.

   - И мене закуры-ы-ть, - бабьим голосом вывел мальчишка, покачиваясь из стороны в сторону. Кажется, сейчас у него начнется истерика.

   Я молча, показал ему дулю, порылся в кармане, достал и протянул четвертак:

   - Не барин! Сходи да купи. И спроси там холодного пива.

   Он недоверчиво ощупал свои колени. Потом посмотрел мне в глаза.

   - Чай не безногий! - со злобой добавил я и презрительно сплюнул. А мысленно закричал, - ну, что ж ты сидишь? - иди!

   И он, наконец, поверил. Решительно подтянулся на руках, неуклюже выполз из коляски и встал на ноги. Потом сделал первый неверный шаг, другой, третий... обернулся, шатаясь, вернулся назад. Глаза его ничего не видели - сплошные горькие слезы.

   - Ой, дядьку, - сдавленно прошептал он, - ой, дядьку!

   И сорвался на крик:

   - Ой, дядьку-у-у!!! Ой, дядечку, дядечку! Как же... как я перелякався! Я думав... я думав ты меня хочешь вбыть!

   Я подхватил Василя на руки, долго баюкал и успокаивал, как младенца. А он уткнулся в мое плечо мокрым носом, плакал, икал и всхлипывал, вздрагивая всем телом.

   Глава 8

   ...Когда я очнулся, солнце светило во всю - такое же, как тогда: яркое бесшабашное. Во рту было сухо. Организм активно протестовал - требовал законные двести грамм. Простынь была мокрой от пота, каюта закрыта.

   Вот бы наяву окунуться в тот благостный день из далекого счастливого прошлого, когда я не пил запоями! Добрести до "Универсама", зарядиться пивком. А там - чем черт не шутит! - уплотнить это дело бутылкой "Спотыкача". В общем, поправить голову и быстренько вернуться обратно.

   Попутно я вспомнил, что дома у Игоря мне также снился Василь. И тогда я проснулся в тот же самый момент, когда бережно отодвинул мальчишку, молча, встал со скамейки и ушел в сторону слепящего солнца.

   Вот уж далось оно мне, это солнце! Как говорил дед, попало вороне говно на зуб!

   Телефон не работал.

   - Э-э-э! - закричал я и стукнул ногой в переборку, - дайте воды, сволочи!

   В семь тридцать утра открыли мою каюту. Судя по очертаниям берега, мы были в районе Североморска - крутились на девиации. Стеная и охая, я принялся ползать по палубе, раскидивать сети антенн. Занятие тупое и муторное, если делать его в одиночку. Особенно, в моем состоянии. Медный канатик цеплялся за все, что угодно и мне приходилось мотаться от бака к корме. Но на помощь пришел Игорек и к обеду мы с ним пошабашили.

   - Ты как? - спросил я его.

   - Почти отошел, а ты?

   - А я подыхаю. Трясусь, как осиновый лист. Скоро на связь выходить, а чувствую - не смогу. Ты вчера на продукты не ездил?

   - Ездили все матросы. Куда ж без меня?

   - "Резьбовой коньячок" в артелку не получали? (Надежда умирает последней).

   - Взяли шесть упаковок: три "Цветочного" и три "ДМШ". ("ДМШ" - одеколон "Для мужчин"). Только не радуйся: капитан приказал занести все это дело к нему в каюту. Когда, мол, экипаж протрезвеет, тогда и начнут выдавать на руки.

   - Вот гад, кругом кислород перекрыл!

   - Значит, тебя и без шила оставили?

   - Без какого еще шила?

   - Ну как же, вчера, перед самым отходом, заехал на рейдовом катере ваш групповой инженер, с каким-то хмырем. С собой привезли большую молочную флягу.

   - В шахту не лазили? - быстро спросил я.

   - Там они втроем и крутились: их двое и наш старший механик. Я еще, грешным делом, подумал: в систему спирт заливают. Ну, как обычно, после ремонта. Не знаю как здесь, а у нас в "Тралфлоте" такой негласный закон: по литру тому кто льет, литр капитану и литр радисту. А то что осталось - в шахту. Я знаю, сам в этом деле однажды участвовал.