Маленькие человечки - Джон Кристофер

Он ускорил шаг, почувствовав под ногами упругий торф. Боль в мышцах утихла – можно сказать, почти прошла. Дождь стучал по непромокаемому плащу, охлаждая вспотевшее тело. Стефан вдохнул влажный воздух. С каждым днем он все более привыкал к этой местности: торф, трава, вереск и запах далекого моря.

Несколько часов он бродил по холмам, а затем снова спустился в долину и направился к дому. Дождь несколько раз прекращался, но не более чем на полчаса, и надежды, что он перестанет совсем, не внушал. Небо все больше темнело. Сапоги сверху промокли, но ноги оставались сухими. Стефан чувствовал радость и голод.

Позади он услышал звук приближающейся машины, но не обернулся. Она остановилась рядом. Это была темно-синяя английская машина, не очень шикарная. Стекло опустилось, и из окошка выглянуло типично английское лицо – худое, бледное, бесцветное. Ему соответствовал и голос.

– Вас подвезти?

– Нет, спасибо. – Стефан покачал головой.

– Вы уверены? Вы ведь направляетесь в Киллабег, не так ли?

– Да, но я предпочитаю ходить пешком, спасибо.

– Как хотите.

Голова исчезла, и машина тронулась. «Это, наверное, жених Бриджет Шоунси, который, должен приехать сегодня», – подумал Стефан. Девушка ему понравилась, и он почувствовал легкое разочарование, увидев ее избранника. Правда, встреча была чересчур коротка, чтобы составить впечатление о человеке.

Ему предстояло пройти еще более километра, а чувство голода все усиливалось. Он ускорил шаг и вдруг стал напевать мелодию, которую выучил еще в детстве, когда гулял с друзьями под ярким солнцем – в долгие безоблачные дни, заканчивающиеся сумерками у костра, усталостью, песнями и мальчишескими заверениями в дружбе. Но то было в Германии, и мальчик, который жил там, был очень юн.

Перед ужином Бриджет обязательно проводила час вместе с гостями. Это вызывало у Стефана восхищение, так же как и то, что она старалась скрыть свою усталость от работы, которую ей приходилось выполнять. Приезд Дэниела не изменил привычного распорядка.

– Хорошо погуляли сегодня, герр Морвиц? – спросила она во время беседы за рюмкой шерри.

– Прекрасно, – кивнул он.

– Очень жаль, что так сыро. Хуже погоды для прогулки не придумаешь, но у нас не всегда так.

– Для меня это не играет роли.

– Вы очень любезны. – Она улыбнулась. – Я хотела спросить вас об одной вещи.

– С радостью отвечу, если смогу.

– Вот записная книжка. Я обнаружила ее, когда мы несколько месяцев назад производили генеральную уборку. Потом я о ней забыла, а сегодня она попалась мне на глаза. Я плохо знаю немецкий, да тут еще и почерк неразборчивый.

Мягкий зеленый переплет, кожа. Страницы разлинованы голубым, а записи сделаны черными чернилами мелким, острым изящным почерком. В верхней части первой страницы стояла дата: «5 июля», но год не был указан.

– Это дневник, – сказал Стефан.

– Да, – кивнула Бриджет, но я не имею ни малейшего представления чей. Думаю, его можно прочесть, если не знаешь, кем он написан. А вы как считаете?

Он понял, что это был один из способов занять и заинтересовать гостей. Она делала все, чтобы они не скучали. Она, конечно, могла показать дневник Ханни, когда он гулял, но Бриджет должна была уже понять, что Ханни почти всегда всем довольна, а он, напротив, беспокойный человек, которого постоянно надо чем-то заинтересовывать и развлекать.

– Вы говорите, что нашли дневник в этом доме, когда приехали сюда? И не знаете, откуда он взялся? – спросил Стефан.

– Понятия не имею. Дом принадлежал моему дяде. Насколько мне известно, у него не было родственников в Германии. В доме оказался ряд немецких вещей – картины и еще кое-что.

Стефан бегло пробежал первую страницу, и его взгляд остановился на одном предложении: «Нет извинения неудаче, никакого даже частичного оправдания, никакого оправдания в раскаянии». Он почувствовал симпатию к человеку, написавшему это. Дневник его заинтересовал.

– Вы хотите, чтобы я это перевел? – Он взглянул на Бриджет.

– Я подумала, было бы интересно узнать, о чем тут идет речь.

– Минутку.

Когда он первый раз заглянул в дневник, почерк показался ему очень неразборчивым, но когда присмотрелся, то начал переводить без особого труда.

УЖЕ В ТЕЧЕНИЕ НЕСКОЛЬКИХ ДНЕЙ СТОИТ ХОРОШАЯ ПОГОДА. КТО-ТО ЖАЛУЕТСЯ НА ЖАРУ, НО МНЕ КАЖЕТСЯ, ЗДЕСЬ НЕ ЖАРЧЕ, ЧЕМ ВЕСНОЙ В МЮНХЕНЕ. ВЛАЖНОСТЬ БОЛЬШАЯ. ИНОГДА НАЛЕТАЕТ ВЕТЕРОК, ТОГДА В ТЕНИ ДАЖЕ ХОЛОДНОВАТО. Я РАД ТЕПЛУ. ПОМНЮ ОДИН ТАКОЙ ДЕНЬ, ДАВНЫМ-ДАВНО, В МАЕ, КОГДА Я БЫЛ ЕЩЕ СОВСЕМ МОЛОДЫМ. ТОГДА В. ВПЕРВЫЕ БЫЛА В ГЕРМАНИИ, И МЫ НАСЛАЖДАЛИСЬ ЛЮБОВЬЮ. СТРАННО. ДО КАКОГО-ТО МОМЕНТА ЖИЗНЬ ОТКРЫВАЕТ ВСЕ НОВЫЕ ГОРИЗОНТЫ, ОДИН ЗА ДРУГИМ, ВСЕ КАЖЕТСЯ БЕСКОНЕЧНЫМ. А ЗАТЕМ, БЕЗ ВСЯКОГО ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ ГОРИЗОНТЫ СУЖАЮТСЯ, И ТЫ ОСТАЕШЬСЯ С ГОРЕЧЬЮ СВОИХ ОШИБОК И ПОРАЖЕНИЙ. КОНЕЧНО, НАДО БОРОТЬСЯ. НЕТ ИЗВИНЕНИЯ НЕУДАЧЕ, НИКАКОГО ДАЖЕ ЧАСТИЧНОГО ОПРАВДАНИЯ, НИКАКОГО ОПРАВДАНИЯ В РАСКАЯНИИ. НО САМОДИСЦИПЛИНА НЕ МОЖЕТ ЗАМЕНИТЬ ЯСНЫЙ УМ МОЛОДОСТИ. ОНА ПОТЕРЯНА ВМЕСТЕ С БУРЛЯЩЕЙ КРОВЬЮ, НАПРЯЖЕННЫМИ И НАКАЧАННЫМИ МУСКУЛАМИ. СЛАВА БОГУ, ОСТАЕТСЯ РАБОТА, КОТОРАЯ ДАЕТ ЦЕЛЬ И СМЫСЛ СУЩЕСТВОВАНИЮ. А БЕЗ НЕЕ ЧТО БЫ ЕЩЕ ОСТАВАЛОСЬ? СУДЬБА Ш. – ПОСТОЯННЫЙ ПОИСК ЗАБЫТЬЯ В БУТЫЛКЕ, СМЕНА ПЬЯНЫХ НОЧЕЙ И УТРЕННИХ ЧАСОВ С БОЛЬНОЙ ПОХМЕЛЬНОЙ ГОЛОВОЙ. Я ЕГО ПРЕЗИРАЮ, НО ПОНИМАЮ, ЧТО ОН ВЫБРАЛ СВОЮ СУДЬБУ, А НЕ ОНА ЕГО.

Стефан перевел так близко к тексту, как мог. Он помолчал и сказал:

– Вы понимаете, я не могу все это точно выразить по-английски. Здесь кончается страница. Читать дальше?

– Не беспокойтесь. – Она протянула руку за дневником. – Все кажется очень обыденным. Даже сентиментальным и мелодраматичным.

– Возможно, виноват переводчик. Меня заинтересовал этот дневник. Вы ничего не знаете об авторе? Старый немец, который жил здесь, из моего родного Мюнхена. И работал. Чем он занимался? Он был писателем?

– И наслаждался лучшей погодой, чем сейчас. – Она улыбнулась. – Хотите оставить дневник у себя и почитать на досуге?

– Если позволите.

– Конечно. Когда-нибудь вы мне расскажете, в чем там дело.

Стефан не составил определенного мнения об американцах. Он только подумал, что девушка красива, но бледна и холодна, а мать слишком болтлива. Она казалась менее вежливой, чем те американки, с которыми его сталкивала судьба, а он старался их избегать. Она не скрывала своего любопытства и задавала ему вопросы, которые приводили его в смущение своей откровенностью и намеками, что за ними могут последовать еще более откровенные. Стефан старался избегать бесед с ней и во время обеда говорил в основном с Уорингом, который сидел напротив. Он узнал, что американец преподает общественные науки в университете и прекрасно разбирается в своем предмете. Стефану не нравились общественные науки, подразумевающие, что мужчин и женщин можно разделить по графам и схемам путем количественного анализа, но Уоринг, человек с ясным умом, приводил веские аргументы, и Стефан находил их логичными. Он заметил, что жена американца, Хелен, забеспокоилась: вставила пару замечаний, которые Стефан посчитал глупыми, а Уоринг просто сделал вид, что не услышал. Стефан обрадовался, когда что-то другое будто бы привлекло ее внимание. Но вскоре понял, что обманулся. Стараясь обратить на себя внимание всех сидящих за столом, Хелен проговорила ровным громким голосом: