Маленькие человечки - Джон Кристофер

Он хорошо помнил тот день, когда впервые надел очки. Все сразу стало резким и некрасивым. Лица потеряли мягкость и приятную нечеткость и стали ясными и искаженными – гневом, недовольством, жестокостью… Так ли ему все казалось в детстве или на воспоминания наложила отпечаток взрослая жизнь? Ребенок был просто поражен, когда окружающий мир внезапно стал очень реальным. Но он никогда не сможет забыть острое чувство утраты. Он даже помнил, как начал корпеть над домашними заданиями, чтобы попытаться стереть из памяти прежний мир. Это был поступок взрослого человека.

Странно, но он никогда не пытался вернуться в тот мир – потерять или разбить очки. Он знал, что это невозможно: счастье приходит случайно и только благодаря недоразумению. На самом деле вся его взрослая жизнь была непрекращающейся борьбой с окулистами и их безжалостным упорством выписать ему не самые сильные очки. Если уж он вынужден смотреть на мир таким, каков он есть, он желает видеть его предельно четко, со всеми изъянами.

Что-то пошевелилось там, у обнесенного стеной парка. Какой-то зверь? Лиса? Не может быть. Кто-то поднялся. Барсуки встают на задние лапы? А они, вообщето, здесь водятся? Он напряг свои слабые глаза и попытался рассмотреть, кто это. Взрослый барсук не такой мелкий. Белка? Нет, она не может быть такой большой. Существо стало передвигаться в потоке лунного света. На что же это похоже? Что-то очень знакомое…

Уоринг с минуту понаблюдал за непонятным существом, а затем быстро пошел к столику у кровати за очками. Любопытство пересилило очарование.

Мир опять принял резкие очертания. Вначале комната – маленькое пятнышко на ковре, потушенный окурок в пепельнице, грубые черты лица Хелен, пусть даже чуть смягченные сном. А снаружи – черное и зловещее кипарисовое дерево, блики, играющие на поверхности озера, голая пустошь болота. Он посмотрел туда, где находилось существо, но ничего не увидел. Конечно, оно давно скрылось. Уоринг взглядом поискал его под дубами, у озера. Никого. Затем внезапно заметил что-то уголком глаза. Где-то, у самой башни. Он увидел существо на какое-то мгновение, прежде чем оно скрылось за гаражом. Пораженный, он не отрывал взгляда от этого места. Конечно, это чушь, галлюцинации. В их краях на протяжении столетий галлюцинациями страдали все.

Услышав шорох у себя за спиной, он понял, что вскрикнул. Хелен села и откинула волосы со лба.

– Господи, ну что там еще с тобой случилось? – спросила она.

Глава 4

Дома Стефан обычно вставал ровно в шесть тридцать по звонку маленького будильника Ханни, после чего принимал душ, брился, плотно завтракал и направлялся на машине в Мюнхен, до которого было десять километров. Он никогда не опаздывал к открытию магазина, ни разу не нарушил установленный им самим режим, хотя и ненавидел его всей душой. На отдыхе же он мог быть самим собой, лентяем, владельцем часов без стрелок. Все это он объяснил англичанке по приезду, и она его прекрасно поняла. Завтрак будет для него оставлен, а яичницу поджарят, когда он спустится, и подадут со свежеприготовленным кофе. Но на самом деле ему не пришлось этим воспользоваться: несмотря на то, что он вдоволь понежился в кровати, не торопясь помылся в ванне и специально растягивал каждую процедуру, он почувствовал голод и спустился в столовую как раз к тому времени, когда открываются двери магазинов, принадлежащих Стефану Морвицу в Мюнхене, Франкфурте и Бонне.

Но после завтрака все изменилось. Было так приятно провести день без постоянно снующих вокруг людей, покупателей и продавцов, на чьих лицах, как в зеркале, он каждый день замечал все более углубляющиеся от алчности и беспокойства морщины. Конечно, в гостинице, кроме них, остановились другие отдыхающие, и работала прислуга, но от них можно был» скрыться, отправившись на прогулку по тихой, открытой местности. Что он и сделал, наслаждаясь, несмотря на непрекращающийся дождь, этим диким краем болот и холмов. Вначале он был разочарован тем, что от дома идет только одна тропинка и первые и последние два километра придется преодолевать только по ней. Но быстро привык.

Он брел по ухабистой дороге под потоками дождя. Вокруг простирался унылый пейзаж – вроде бы все время один и тот же, но непрерывно меняющийся: пустынное болото, холмики и впадины, лужи, пятна черной грязи, пустошь, со скудной растительностью и редкими цветами. Его предупреждали: кое-где можно ходить по болоту, но все здесь обманчиво и опасно. С портной уверенностью можно ступать только по дороге, извивавшейся тонкой лентой через все болото. На ней валяйтесь много камней, а окружена она была трясиной с лужами и островками. Все вокруг удивляло его. По узенькой дорожке можно было добраться до отдаленных холмов и опять вернуться к дому.

Дальше лежала дикая, необитаемая равнина, поросшая вереском: камни, кустарники и трава, а над головой – мокрое, серое небо. Там, где камней не было, почва мягко пружинила под ногами. Трава удивляла его своим невероятно ярким изумрудным цветом. Ему очень нравилась эта местность, больше, чем Норвегия, где они отдыхали в прошлом году, больше, чем Доломитовые Альпы, Пиренеи и Абруцци.

Он выбрал север только потому, что его соотечественники в основном ездили на юг. Года два назад, в Каталонии, поднявшись на вершину холма в полной уверенности, что побудет в одиночестве, он увидел семью, загорающую на солнце: бесформенная мать, дочь-блондинка с косичками, отец и два сына. Но теперь Стефан понимал, что дело не в людях. Он почувствовал это в Норвегии: какой-то вопрос, ощущение, что он должен что-то найти. Оно оказалось еще более сильным здесь. «Древняя и девственная страна», – подумал он.

Как всегда в начале отдыха, его тело, подвергнутое физическим испытаниям после года безделья, возмущалось и наказывало болью в мышцах. Он понимал, что нет необходимости жить так, как он. Да и неразумно. Нужно поддерживать себя в форме. Недалеко от их дома находился хороший спортивный зал, и он знал, что туда ходят люди его возраста. Он смог бы выкроить время, если бы захотел. С другой стороны, логично было не перенапрягаться, дать себе расслабиться как на отдыхе, так и дома. Не прилагать усилий более, чем требуется, чтобы затащить в кровать служанку, когда жена пошла по магазинам. Каждый путь по-своему правилен.

Он ускорил шаг, почувствовав под ногами упругий торф. Боль в мышцах утихла – можно сказать, почти прошла. Дождь стучал по непромокаемому плащу, охлаждая вспотевшее тело. Стефан вдохнул влажный воздух. С каждым днем он все более привыкал к этой местности: торф, трава, вереск и запах далекого моря.

Несколько часов он бродил по холмам, а затем снова спустился в долину и направился к дому. Дождь несколько раз прекращался, но не более чем на полчаса, и надежды, что он перестанет совсем, не внушал. Небо все больше темнело. Сапоги сверху промокли, но ноги оставались сухими. Стефан чувствовал радость и голод.