Часы пробили полночь - Патриция Вентворт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мистер Парадайн снова приподнял брови.
— И все?
— Нет, конечно, нет. Просто… я никогда еще не рассказывала… это нелегко.
— Понимаю. Может, продолжишь?
Она кивнула:
— Да. Потом было еще кое-что. Я не видела письмо… и не хотела. По-моему, миссис Крэнстон ужасная женщина. Я думаю, она просто записала все, что услышала про Элиота и про ту девушку. Тетя Грейс страшно расстроилась. Мы ведь поженились. А миссис Крэнстон сказала, что Элиот встречается с другой. Понятия не имею, как она узнала.
— Миссис Крэнстон из тех женщин, для которых «знать» — это профессия, — сказал Джеймс Парадайн. — Кстати, девушка сильно пострадала?
— Нет-нет, миссис Крэнстон сказала, ничего страшного — она просто потеряла сознание. Она была в полном порядке, когда очнулась.
— Так. Дальше.
Филида покраснела. Она избегала взгляда Парадайна.
— Тетя Грейс… захотела выяснить, что происходит. Она наняла человека, чтобы провести расследование.
— Какая необыкновенная… предприимчивость.
— Она… она думала, что поступает правильно. Когда мы вернулись, я увидела, что она печальна. Я не знала, что делать… подумала, это потому, что я уехала. Но однажды тетя Грейс пришла ко мне и все рассказала. Она прочитала письмо миссис Крэнстон и едва добралась до конца, как вошел Элиот. Я даже не успела задуматься. Как будто налетел ураган… только что все было в полном порядке, а через минуту рухнуло. Элиот спросил: «В чем дело?», и тетя Грейс сказала: «Филида хотела бы услышать от тебя, кто такая Мейзи Дейл». Она даже не дала мне заговорить.
— Не сомневаюсь.
Филида снова смотрела на него. Глаза у нее блестели, щеки пылали.
— Элиот очень рассердился… они оба рассердились. Тетя Грейс сказала: «В июне ты провел с Мейзи выходные в гостинице „Приют коробейника“», а он ответил: «Не ваше дело, даже если и так». Тогда она спросила: «Ты будешь отрицать, что встречаешься с ней?» Он ответил: «И это тоже не ваше дело». Она продолжила: «Ты будешь отрицать, что посетил ее не далее чем на прошлой неделе, вечером двадцать шестого декабря?», и Элиот сказал: «Я ничего не буду отрицать. А теперь уйдите отсюда и дайте мне поговорить с женой».
— И она ушла?
Филида покачала головой:
— Грейс сказала: «Ты надеешься, что сумеешь ее заболтать?»
— И что же ты ответила, Филида?
— Ничего… я промолчала. Конечно, это звучит глупо, но даже теперь, когда я вспоминаю тот день — наверное, в тысячный раз, — то не могу представить, что могла сказать в ответ. Все во мне замирает, я ничего не чувствую, ничего не хочу, просто не могу заговорить. Было такое ощущение, что пришел конец всему. Мне и сейчас так кажется, когда я вспоминаю. Они наговорили друг другу ужасных вещей. Потом Элиот сказал: «Я ухожу. Ты идешь, Филида?» Тетя Грейс подошла, обняла меня и ответила: «Нет». Элиот вышел из комнаты, хлопнув дверью, а я… право, это очень глупо… я упала в обморок. Я думала, он вернется, но он не вернулся. Я думала, он напишет, но он не написал. Тетя Грейс сказала, что он поехал к той девушке.
— Ты уверена, что он не писал?
— Что вы имеете в виду?
— На твоем месте я бы ждал письма.
— Но он не написал!
— На твоем месте я бы спросил у него лично.
— Спросить у Элиота?…
— Да, конечно. Теперь, когда он здесь, неужели ты намерена вновь дать ему уйти, не объяснившись?
— Но…
Джеймс Парадайн откинулся на спинку кресла и пристально взглянул на Филиду.
— До сих пор этот вопрос решали за тебя, разве не так? Очень влиятельный обвинитель, отсутствие адвоката, а обвиняемого даже не выслушали.
Филида растерялась:
— Но… Дядя Джеймс, позвольте мне продолжить. Я хочу рассказать о случившемся сегодня.
— Ради Бога.
— Когда Элиот вошел…
— Да, дорогая?
— Я была так несчастна… даже не думала, что можно быть настолько несчастной… но когда Элиот вошел, все изменилось. Как только увидела его, я просто до жути обрадовалась.
— Я заметил.
— О!..
— Дорогая, неужели ты правда думаешь, что никто не заметит, если ты, так сказать, зажигаешь сигнальные огни?
Она действительно их зажгла.
Филида проговорила негромко, со вздохом:
— Уже не важно… мне было все равно. — И она горячо добавила: — Вот почему я решила с вами поговорить. Наверное, я устала быть несчастной. Устала плыть по течению, не думая о том, без чего вроде бы нельзя обойтись. Вот что я хочу понять. Сами видите, тетя Грейс никак не успокоится, и я тоже, но я не знаю, есть ли Элиоту дело до меня. Может, уже нет.
— Я бы спросил у него, — быстро отозвался Джеймс Парадайн.
Он подался вперед, выдвинул один из ящиков стола и вытащил жестяную коробочку с гербом на крышке. Там лежали разноцветные карамельки. Джеймс выбрал лимонный леденец и протянул коробочку Филиде.
— Возьми конфетку, милая, и перестань думать о себе. Речь об Элиоте. Даже у обвиняемых есть права и чувства. Я бы на твоем месте выслушал его. Кстати, кто-то таскает у меня конфеты, я уже давно это замечаю. Альберт? Вряд ли. Любовь к карамелькам — естественная человеческая слабость. Но иногда я сомневаюсь, что Альберт тоже человек. А ты бы кого заподозрила? Как зовут ту румяную девицу, которая всякий раз багровеет, когда мы встречаемся в коридоре?
Филида рассмеялась, но голос ее дрожал:
— Полли Парсонс. Ей всего шестнадцать. Наверное, она любит сладкое.
— Придется выдавать ей паек. Как, по-твоему, она отреагирует, если увидит в ящике пакет с двумя унциями леденцов и надписью «Для Полли»?
Филида, отодвинув стул, встала.
— Думаю, она насмерть перепугается, — ответила она, и тут дверная ручка задергалась, а замок забрякал.
Выражение лица Джеймса Парадайна изменилось, когда он сказал:
— Подождите, я сейчас открою.
Джеймс приложил палец к губам, а другой рукой взмахнул, указывая на необитаемую спальню. Уходя туда, Филида услышала, как он сделал несколько шагов. Едва она закрыла за собой дверь, как услышала звук ключа, поворачивающегося в замке кабинета.
В комнате, куда она вошла, царила тьма — непроглядная тьма. Филида не помнила, чтобы хоть раз бывала здесь раньше. Изредка она заглядывала в эту спальню, стоя на пороге, но не более того. В детстве это была для нее запретная территория. Беглые взгляды из коридора заставили запомнить довольно жуткие тяжелые темно-красные шторы, огромную кровать с четырьмя столбиками, покрытую чехлом, и массивную мебель красного дерева. Гардероб занимал все пространство между дверью и окном по левую руку.
Сейчас Филида пыталась припомнить, где стоит другая мебель. Ей предстояло добраться до двери, выходившей в коридор, ни во что