Последний поцелуй (ЛП) - Клэр Джессика

– Наоми! Наоми!

Если бы я не был так близок к ней, то не заметил бы лёгкое сокращение её мышц, судороги, которые, казалось, ничем не ограничены.

Я поднимаю её на руки, игнорируя протесты Алексея.

– Не трогай её. Она откусит себе язык, – кричит он.

– Тогда она не сможет ничего рассказать, да? – говорю я, а выражение её лица будто снова сменяется хмурым взглядом.

Алексей топчется позади меня, как безумная мать. Но, что я знаю о припадках? Мне не поможет ничего, если она не заговорит. Я укладываю её на диван и вытягиваю пояс из брюк, пытаясь просунуть его ей между зубов. Чувствую сопротивление, и мне удаётся всунуть кожу ей в рот только после того, как она укусила меня. Теперь я уверен, она переигрывает. Она открывает глаза и с огромной яростью смотрит на меня, а затем как обычно, взгляд скользит по моей щеке к плечу. Но в этот момент я вижу её взгляд яркий, спокойный и загадочный. Её расширенные глаза глубокие, как Охотское море. Этим взглядом сирена захватывает меня. Моё сердце порхает, как птица. Во мне что-то сдвигается. Открывается дверь, или, возможно, это моя душа, которую она пронзает.

Я содрогаюсь, не зная, хочу ли освободиться или глубже упасть в её капкан.

– Тебе нужен врач? – немного глупый вопрос, ведь если у неё действительно припадок, то, как она сможет ответить.

Я быстро похлопываю её ноги и талию в поисках набора со шприцем и лекарством. Если припадки обычное дело, у неё был бы под рукой набор. Но ничего подобного я не нашёл. У одного из парней «Петровичей» аллергия на укусы пчёл, и он всегда держит противоядие под рукой. У неё же нет ничего подобного.

Мне приходит в голову, что я мог бы позвонить её брату Дениэлу и просто спросить, но не хочу связываться с ним, пока мы не выедем из страны, и он не перестанет быть угрозой для нас. Я только что приобрёл Императора. И не потеряю её. Не отдам её ни предателю Алексею, ни соперникам в Братве, ни её семье. Она моя, пока я не решу иначе.

– Что ты сделал с ней, Алексей? – спрашиваю я, придя к таким заключениям.

Есть риск, хотя и небольшой, что она действительно больна. Но я не думаю, что это так.

– Н-н-ничего, – заикается он. – А что ты здесь делаешь?

Я огорчён при виде такого воина, он повержен и хнычет, что заставляет сильнее озаботиться тем, во что превратилось наше Братство. И в этом я виню Сергея и Елену, они относились к ним, как к собакам, стравливая друг с другом.

– Алексей, – я поворачиваюсь к нему, держа руку на центре живота Наоми, так чувствую её дыхание под своей ладонью, и она не сможет сдвинуться, чтобы я об этом не узнал. – Ты пытался опоить меня, но у меня есть это, – я держу соломинку в руках.

– Соломинка? Это женская штучка, – он принюхивается.

– А ещё она обнаруживает яды. Я использую её многие годы. Погружаясь в жидкость, она становится полосатой. Изменение окраски заметны только тому, кто смотрит. Признаю, я не верил, что предателем в Братве станешь ты. Мы были товарищами так долго, как братья. Зачем же предавать меня сейчас?

На этот раз он хранит молчание, глядя на дверь и просчитывая, сможет ли уйти прежде, чем я начну действовать.

Я вытаскиваю пистолет с глушителем и тыкаю им в него.

– Иди сюда. Я не хочу стрелять в тебя у двери, – устало призываю я.

Тихое «пуф» выходит из пистолета, когда я нажимаю на спусковой крючок. Он воет, как собака, и падает на землю, прижимая руки к бедру.

– Закрой дверь и садись, – говорю я с напряжённым нетерпением. – Или в следующий раз пуля пройдёт между твоих ног, а не в бедро.

Моя печаль о его измене отходит на второй план. Я позже буду скорбеть по потере ценного члена Братвы, когда избавлюсь от него, но сейчас мне нужно сосредоточиться и устранить опасность.

Ослабший и истекающий кровью Алексей всё-таки садится на стул. У него в глазах стоят слёзы, когда он смотрит на меня.

– Почему ты выстрелил в меня? – скулит он, как ребёнок.

Я забыл, что он такой нежный, и не терпит даже толики боли.

– Потому что ты смотрел на дверь, чтобы сбежать, вместо того, чтобы сесть на стул.

Живот Наоми сжимается от моих слов, а затем её дыхание восстанавливается. Я похлопываю её и иду, чтобы засунуть под дверь стул.

Не знаю, кто может прийти за нами. В данный момент, мне не нужны неожиданности.

– Ты не хочешь рассказать, кому ты продал меня?

Я держу пистолет свободно, ведь сейчас нет смысла целиться в Алексея. Теперь он знает, что я застрелю его, если у меня не будет, хоть какой-то уверенности в том, что он не собирается раздражать меня и дальше.

– Голубевы, – угрюмо говорит он.

Я обижен.

– Этим безмозглым ублюдкам? Я не могу поверить, что ты связался с ними. Я что, по-твоему, котёнок, которого могут убрать Голубевы?

Я снова сажусь рядом с Наоми, потому что мне лучше, даже если она просто дышит рядом со мной.

– Они предложили мне очень большие деньги.

– Достаточно, чтобы покинуть Россию? Потому что в России, да и во всей Европе нет места, где я не смогу найти тебя.

– Да, достаточно. Кроме того, если бы ты...

Он осекся.

– Умер?

Он кивнул.

Я закрываю глаза и благодарю, что его глупость раскрылась раньше, чем он смог навредить мне.

– Ты такой тупой, друг. Я веду Братву в новое лучшее направление, и ты мог бы стать частью этого. Вместо этого, ты продал меня врагам, и ради чего? Чтобы твоя кровь и мозги украсили пустой номер в Бразилии? Ты мог бы жить, как король.

Алексей подрывается от моих слов на ноги, но затем падает, когда боль пронзает его. Он стонет, а потом кричит на меня.

– Мы делали много денег под Сергеем. Твой план прекратит продажи крокодиловой кожи или женщин, что не лучше овец, ради какого-то грандиозного видения – это безумие. Сергей, возможно, был плохим лидером, но ты ещё хуже. Твоя вера в то, что мы братство, твои инвестиции, – он почти выплюнул последние слова, как проклятье. – Мы преступники! Захватить Императора, чтобы он или она, мошенничал с кредитными картами, снимал средства с банковских счетов, разорял людей – отличная идея! Но использовать её ради поисков тупой картины? Тьфу! – он сплёвывает. – Ты не лучше, чем Голубевы.

Теперь Наоми садится. Она не в силах скрыть огромного интереса. Я обращаюсь к ней.

 – Это огромное оскорбление. Голубевы – мелкие воры, которые выживают за счёт вымогательства. Их сила в их могуществе. Но один камень может свалить великана.

Она торжественно кивает.

– Я читала эту историю, первая книга от Самуила в Библии. Давид побеждает Филистимлянского великана. Рост Голиафа определяют между двумя метрами десять сантиметров и двумя метрами семьдесят сантиметров. В любом случае, он был довольно высокий. Кстати, ты знаешь, что статуя Давида Микеланджело не обрезана?

Как и я. Я начинаю следить за её блуждающим разумом.

– Я видел её в Академии изящных искусств во Флоренции. Она довольно впечатляющая.

– Я бы хотела посмотреть, – говорит она.

– Тебе стоит.

– Сейчас самое подходящее время. Ну, после Рима, – говорит она, затем закрывает глаза, скрывая от меня два океана.

Но я понял смысл. Она что-то знает и говорит, что мы должны отправиться в Италию. Я воодушевлённо улыбаюсь. Опасно, соблазнительно, но возможно, она готова помочь.

– Это не чаепитие, – с рычанием прерывает нас Алексей.

– Одну минуту, Наоми, – я поднимаю указательный палец. – Я должен позаботиться об этом, и тогда мы распланируем наши поездки.

Оно коротко кивает головой, одно движение вверх и вниз. С глубоким сожалением я обращаюсь к Алексею.

– Как преступники, мы были волками. Опасными хищниками, да. Но на нас тоже охотились. По законам другие преступники. Это не путь для жизни. Чтобы быть по-настоящему свободными, Алексей, мы должны управлять волком, а не быть им.

– Ты и твои сказочки. Из-за них уволили Елену Петрович, – усмехается он.

– Елена Петрович получила то, что хотела Елена Петрович. Она хотела, чтобы её дети получили образование, и мы получили его, – отвечаю я.