Возвращение блудного Брехта - Андрей Готлибович Шопперт

Ну да, в основном проходили приёмы из китайского у-шу.

— Это меня… в Кенигсберге, когда студиозом был один моряк обучил. — Чуть не сболтнул про Китай.

— А меня научите? — и глазами сверкает. Фанатик?

— Почему нет, вставай, отдохнули…

— Иван Яковлевич! — Брехт и не заметил, как к ним граф Остерман подобрался.

— Доброго утра, Андрей Иванович. Выздоровели? К Государыне? — Брехт надеялся, что сейчас вице-канцлер скажет «вестимо», да и продолжат они жирок сгонять, но не тут-то бы.

— К вам я, Иван Яковлевич. Предложения у меня есть по нашему прожекту, и вас бы хотел послушать. Думаю, не гоже тянуть с созданием Кабинета министров.

— Нда, не гоже. Всё, Ваня, дела. Как освобожусь, тебя кликну и продолжим. Да, ты за это время потяжелее шпагу мне найди. Тренироваться нужно на оружии тяжёлом, тогда и с лёгкой шпагой будет проще управляться.

В кабинет, что ему выделила недалеко от своих покоев Анхен, Брехт гостя не повёл. Там куча народу шастает и многие иностранцы, а тут такой серьёзный разговор. Рядом с церковью Ризоположения росло несколько лип и под ними скамейка стояла, Иван Яковлевич ещё вчера это место приметил, самое то для тайных бесед. Местность открытая кругом — подслушиватель не подберётся, а липы и высокая спинка скамейки от ветра защитят. Прохладненько сегодня, хоть и не облачка на небе. Так самое начало мая. И тут не Дербент. В церковь Брехт вчера зашёл и ужаснулся состоянием. Потом пожаловался Анне, та вызвала вечером какого-то монаха или игумена, чёрт их разберёт и тот выдал следующее, и спокойно так, словно это не его вина.

— Уже к 1722 году, когда я в Кремль перебрался, церковь обветшала, сквозь крышу текла вода — к этому же году от сырости стали осыпаться фрески. Средств не выделяли ни на починку, ни на дрова для отопления храма.

— А ты чем занимался? — скрипнул Брехт зубами.

— Так хозяйством церковным занимается по указу царя Петра церковный староста, выбираемый из мирян. — Вона чё? Нашёлся крайний.

— Анхен, просьба у меня к тебе. Чтобы другим было не повадно гробить имущество в стране, вели высечь этого старосту, кем бы он ни был, прямо около церкви. Потом конфискуй у него всё имущество и деньги вели на ремонт церкви все отдать, а самого нужно водить по Москве, бить легонько кнутом и заставлять кричать: «Я деньги воровал у храма». Три дня водить, а потом в Сибирь сошли.

— Ох и крутенёк ты Ваня, прямо не узнаю тебя в последнее время. Изменился ты сильно за те два месяца, что мы не виделись.

— Стараюсь, Анхен. Государство теперь в руках, а не именьице твое под Митавой.

— И то. Сама не знаю, за что хвататься.

Сели у разрушающегося памятника архитектуры пятнадцатого века на скамейку дубовую. Остерман даже подпрыгивал от нетерпения.

— Всё, ушей посторонних не видно, говори про свои задумки, Андрей Иванович. Хотя… Давай, говори по-немецки, вон монаси всякие шастают.

Что можно сказать про придуманное вице-канцлером? Вот такие люди рулили страной. Хотя один грамм радия в этих тоннах руды, как скажет Маяковский, всё же был.

Событие семнадцатое

Вся гордость учителя в учениках в росте посеянных им семян.

Дмитрий Иванович Менделеев

Остерман не одну, идею выдал, а целых две. Первая идея, если её для лучшего запоминания озаглавить, будет называться: «Наши же Воловьи лужки». Андрей Иванович предлагал создать министерство «По улаживанию имущественных и прочих споров среди дворян».

— А чем суды плохи? — Не понял цимеса Брехт.

— Денег нет у некоторых, а судейские, получив взятку, будут на стороне богатого, — пояснил свою идею вице-канцлер.

— А в министерстве не будут воровать и брать взяток? — Иван Яковлевич остановил рукой попытавшегося взвиться и стоя доказывать свою правоту Остермана.

— А знаете, Андрей Иванович, я согласен с вами. Такое министерство нужно создать. Народу в нём будет не много. В губернских городах отделения по нескольку человек. А дворянам это преподнести, как милость монаршию. Мол, думает о своей опоре Анна Иоанновна — избавляет дворян от судебного произвола. Кстати, насчёт дворян. Предложите Андрей Иванович Государыне указ издать, о введения возрастного ценза для служилых дворян и вообще всех военных. Отслужил двадцать пять лет и можешь ехать к себе в именьице спокойно передавать юношеству опыт, если ты дворянин и есть у тебя имение. А солдаты становятся вольными и могут заниматься к чему у них душа лежит. А нам ведь с вами нужно воспитателей и учителей для училищ и школ где-то брать. Вот эти люди, повоевавшие и за двадцать пять лет воинскую науку отлично прошедшие, будут свои знания юношеству и детям передавать, если надо, то и дисциплину поддерживать. Чай привыкли.

— Этим указом Анна Иоанновна и вы, как его создатель, большую любовь в армии заслужите. — Пояснил Брехт невысказанный вопрос, прямо читаемый на круглой физиономии Остермана: «А почему не вы, Ваше Высокопревосходительство»?

— А вы, Иван Яковлевич? — не удовлетворился ответом не незаданный вопрос вице-канцлер и задал его.

— А я должен быть ужасным Бироном. Проклятым немцем, которого все боятся и ненавидят. Злым и кровожаааадным я должен быть. А тут такой положительный указ. Не ложится в общую картину. Будут искать подводные камни, пакости и найдут, конечно.

— Ваша правда.

— Вот и будем идти рука об руку, вы — пряник с Анной Иоанновной, а я — кнут с вашим тёзкой. Нужно срочно воссоздавать Тайную канцелярию в Петербурге или… Ну, в Петербурге и Преображенскую канцелярию в Москве. Только местами пока начальников поменять. Здесь будет Андрей Иванович Ушаков, а в Петербурге, пока там нет никого, пусть князь Ромадановский…

— Так представился он на днях, — остановил строительство КГБ Остерман.

— Плохо, а есть сын у него. Фамилия уж больно подходящая.

— Нет. Есть только дочь. Князь Иван Фёдорович был женат на Анастасии Фёдоровне Салтыковой, родной сестре царицы Прасковьи Фёдоровны, супруги царя Иоанна Алексеевича, матушке нашей Анны Иоанновне.

— Получатся она двоюродная сестрица Анхен? И что с дочерью?

— Она замужем за Михаилом Гавриловичем Головкиным — сыном канцлера.

— Пригласите его к себе завтра. Сына в смысле. И я подъеду. Мысль одна у меня родилась. — А что хорошая мысль. Пусть этот Головкин возьмёт фамилию жены. Анна Иоанновна команду даст. И на Преображенский приказ сядет очередной князь-кесарь Ромадановский — гроза всех мздоимцем и прочих государственных преступников. Главное, чтобы был не мямля и не рохля.

— Деятельная натура, кажется, сынок канцлера. — Остерман как-то слегка поморщился, но от Брехта это не ускользнуло. Сделал вывод, что какая-то видимо нелюбовь у Остермана с сыном канцлера. И хорошо. Будет противовесом.

Второе предложение Андрея Ивановича касалось торговли. Ну как предложение — прожект целый. Предлагал Остерман фантастическую вещь, похожу на ту, что высказал Остап Бендер шахматистам в Васюках. Вице-канцлер решил построить сотни больших торговых кораблей и бороздить ими просторы вселенной. Перехватить торговлю у Англии с Голландией и сделать Россию центром мировой торговли.

Нет, кто же откажется от такой заманчивой перспективы. Вот только кто эти корабли будет строить, кто ими управлять, кто те купцы деятельные сотнями ринувшиеся осваивать морскую торговлю? И главный вопрос…

— Где деньги, Зин?

— Что простите, Иван Яковлевич? Кто такой Зин? — На немецком же говорили. Да и песни Высоцкого не слышал граф новоиспечённый. Не понял юмора будущий Премьер.

— Двумя руками я за ваше второе предложение, как и за первое. Только, Андрей Иванович, вы знаете, как можно съесть слона?

— Слона? Нет. Он большой.

— Точно. Вот и прожект ваш грандиозен. Любое огромное дело, как говорят китайцы начинается с маленького шага. А слона нужно есть по кусочкам. Чтобы построить сотни больших кораблей нужны верфи и люди обученные строить эти корабли. А для этого нужны школы. Пётр Алексеевич это понимал, он построил и открыл несколько школ. Но эти школы сейчас должно быть в запустении. Нужно из проверить все и расширить, и углубить. И новые создавать. Кроме шкиперов нужны судостроители. Нужно открыть академию торгового флота и этой академии готовить не только лоцманов и капитанов, но и корабельных инженеров. С этого и надо начинать ваш прожект выполнять. Нужны преподаватели. Инженеры судостроители. Нужно их в Россию залучить. И я знаю кому это дело поручить.

— И кому же? — чуть сник Остерман.

— Вашему брату, он ведь, насколько