Смерть на фуршете. Полный текст романа - Наталья Кременчук

– Думаешь? – озабоченно спросил Трешнев, который, по наблюдениям Ксении, влил в себя не меньше двух стаканов виски. – А может, нам уже хватит?

– Ну, я ещё, правду сказать, не начинал, а вы сами решайте. Как только появится полиция и сыскари, – всё, дело пропало. Проверка документов, обыск, дача показаний… Далее по сценарию. И – «Встать! Суд идёт!» А это что такое? – президент показывал вилкой на ломти стерляди по-горчаковски.

Академики в двух словах рассказали ему историю фантастического блюда.

Гаврила отправился за алкоголем, а люди, находившиеся в фойе, после объявления Купряшина оставались – и это невероятно удивило Ксению – почти неподвижными. Было непонятно: то ли их так заворожила просьба председателя жюри, то ли они также разными путями узнали о смерти Горчаковского и теперь, в оцепенении, обдумывали происшедшее.

Впрочем, за их столиком это обдумывание проходило своеобразно.

Вернулся предупредительный Гаврила, неся в объятиях своих ладоней не менее десятка стопочек с водкой.

– Вы правы, Алексей Максимилианович. Коньяк и виски уже исчезли, вина нет. Официанты начали собираться.

– И сок кончился?! —У Ксении вдруг, мгновенно пересохло во рту.

– Сок и минеральная были, – Гаврила вновь упорхнул к столу и вернулся с шестью большими стаканами, виртуозно удерживая их своими гибкими пальцами пианиста.

– Остался только морс. Зато клюквенный. Я принял там стаканчик, чтоб сюда не тащить. Кажется, настоящий.

Президент обнюхал, а потом медленно стал жевать маленький обломок предложенного блюда.

– Ну! – нетерпеливо спросил Беркутов.

– Нас не торопят, – флегматично сказал президент и взялся за второй ломоть, отрезав от него также микроскопический кусочек.

Потом дошла очередь и до третьего ломтя.

Наконец Алексей Максимилианович Ласов отпил из фужера белого вина.

– Напихали ароматизаторов, как в фишбургеры. Даже в стерлядь! – пренебрежительно сказал он. – А потому что стерлядь у них из каких-то рыбных инкубаторов, уж не знаю каких – турецких или туркменских…

– В туркменских обычно получше, – уточнил Караванов.

– Возможно. Значит, и стерлядь из Китая стали везти… А вот ледяная рыба, думаю, настоящая.

Ксения, поражённая блистательным виражом кулинарной логики Ласова, даже приоткрыла рот.

– Стерлядь – вот! – Ласов уверенно ткнул в один ломоть. Затем ещё в один. – И этот. Они заароматизировали её так, что полностью натуральный вкус отбили, если он хоть как-то брезжил.

– Эх, проверить бы!  – нетерпеливо произнёс Беркутов, поглядывая в сторону рояля, где ещё совсем недавно Горчаковский последний раз в жизни подписал экземпляр своей книги.

– Сохраняешь надежду на приз? – ядовито спросил Трешнев.

– Жажда научной истины, хотя бы и гастрономического свойства, – с достоинством ответил Беркутов. – Ты, Лёша, не доедай пока что, вдруг в этой неразберихе шеф-повар появится, спросим у него.

– Если я это доем, – Ласов отодвинул от себя блюдо, – завтра с утра придётся идти на внеплановый приём к гастроэнтерологу.

– Президент, в отличие от нас с Волей, очень тщательно мониторит свой желудочно-кишечный тракт, – с уважением произнёс Трешнев и взялся за стопочку.

Вдруг снизу от дверей пошёл шум, коротко и с достоинством прозвучал собачий рык.

– На помощь жегловым и шараповым приехали глазычевы,  – вздохнул Беркутов. Достал телефон и посмотрел время. – Может, и на поезд успею.

– Надо оказаться среди первых на выход, – сказал Трешнев. – Чтоб шмон с нас начали.

– Но суетиться тоже не будем, – заявил президент, не прерывая процесса очищения тарелок от яств. – Они к суете относятся нервно.

– В конце концов, – возмутился Беркутов, – я им покажу билет. У них на торжественных церемониях лауреатов лущат, а я должен убытки нести! Я билет, между прочим, на свои деньги покупал и собираюсь не на крейсер «Аврора» любоваться, а в Рукописном отделе Пушкинского дома работать.

– Кстати,  – оживился Трешнев, – скоро ведь объявят лауреатов премии «Пушкинский Дом». Господа, вы запланировали себе это мероприятие?

– Сейчас возьмут с нас подписку о невыезде, и всё огребём в достатке, – произнёс дальновидный Ласов. – А десерт был?

– Лёша, в нашем возрасте уже не надо увлекаться углеводами, – наставительно сказал Трешнев. – Кушай фрукты.

– Меня от волнения всегда тянет на сладкое, – признался президент.

Гаврила отпорхнул на мгновение и вернулся с тарелкой, на которой теснились разномастные пирожные.

– Берите, пожалуйста, – поставил перед Ксенией.

– Кавалер! – с тёплой улыбкой обрадованного ветерана проговорил Трешнев.

– Спасибо! Вы очень любезны, – Ксения всматривалась в кремо-бисквитно-безешную клумбу, выбирая, а Беркутов и Ласов взяли не раздумывая.

Мимо них уверенно-неспешным шагом прошли три человека в штатском с золотистой собакой на поводке.

– Голден ретривер, – пояснил Караванов. – Прекрасная порода. Но нежная. У меня была такая. Беатриса. Умерла от рака.

– А я кошатник, – уныло сказал Беркутов, потянувшись за следующим пирожным.

– Дамы и господа! – вновь сверху на их головы понёсся голос Купряшина. – К глубокому прискорбию, наша встреча омрачена трагическим происшествием, которое потребует вмешательства работников соответствующих органов. Просим всех отнестись к процедурам с пониманием.

– Как в фильме «Десять негритят», – прошептала Ксения. – Помните?

– Намекаешь на то, что Горчаковского заказал Купряшин? – зловеще улыбнулся Трешнев.

– Ты можешь хоть ненадолго отставить свои шуточки! – Ксения чувствовала, что она вот-вот разрыдается от невероятной нелепости всего происходящего здесь. – Я говорила о голосе невидимого человека, который в фильме слышали собравшиеся на острове.

Между тем невидимый Купряшин объяснял, что для проведения следствия будут зарегистрированы все, кто находится в здании, и при необходимости досмотрены личные вещи.

Боковым зрением Ксения заметила, что после этих слов кое-кто за соседними столиками стал потихоньку выкладывать нечто из сумок и карманов.

Регистрация не займёт много времени, продолжал наставлять Купряшин. Нужно приготовить паспорта или другие удостоверения личности и пройти к одному из двух столов, которые будут установлены у лестниц, ведущих на выход.

Ксения огляделась: столы, ещё недавно заставленные напитками, теперь были перенесены к местам, обозначенным Купряшиным.

Вдали показался ещё один кинолог с собакой, породу которой знают в России все, даже она, Ксения, – немецкая овчарка.

А Василий Николаевич вёл свой инструктаж так, словно не занимался всю жизнь историей и теорией литературы, а руководил людьми в местах их массового скопления.

Возможно, высказывал он резонное предположение, у кого-то нет при себе никаких удостоверений личности. В этом случае следует подойти к столу в центре зала, желательно с кем-то из тех ваших спутников, кто таковое удостоверение имеет. Там же будет находиться он, Василий Николаевич Купряшин, и компетентные товарищи. Они помогут всем во всех проблемах и, в свою очередь, надеются на то, что присутствующие также помогут в расследовании трагического происшествия.

Ксения вдруг поняла, что Купряшин ни разу до сих пор не упомянул о том, что Горчаковский убит.

Оказалось, он оставил это для коды.

– Злодейски оборвана жизнь нового лауреата национальной литературной премии «Новый русский роман» Игоря Феликсовича Горчаковского, – загремел голос Купряшин, прежде мягко обволакивающий слух. – Любые наблюдения, факты, сомнения, которые есть у коллег, прошу незамедлительно сообщать при регистрации. Кто-то вёл фото- и видеосъёмку. Сейчас важно всё! И, разумеется, в общих наших интересах – сохранение полного порядка.

Пока Купряшин говорил, Беркутов уже оказался у левого, ближайшего к ним регистрационного стола и нетерпеливо перетаптывался там, теребя в руках конверт с билетом.

– Ну вот,  – сказал Трешнев. – Организация на уровне. Если им будет недостаточно твоего пропуска, подойдём к Купряшину. Он меня знает, я с паспортом и знаю тебя. Свой домашний адрес и телефон помнишь?

– Если пытаешься так меня успокоить, то у тебя не получается, – сказала Ксения.

Трешнев развёл руками.

– Ну, что, акадэмики?! По последней, перед тем, как сдаться властям…

– Это совсем-совсем лишнее, – твёрдо сказала Ксения. И прибавила: – Если ты хочешь ночевать в своей постели.

Трешнев наклонился к ней и прошептал в самое ухо:

– А если я хочу ночевать в твоей постели…

Чёрт! А вдруг они её захотят обыскать! А в сумочке не только колготки, но и стринги! То-то посмеются эти полицейские барышни. А ещё пуще юноши. Объяснишь им! Лауреата убили, а тут дама без трусов разгуливает… Это тебе и за жару, и за фуршет, и за Трешнева…