Проблемные регионы ресурсного типа. Азиатская часть России - Коллектив авторов

Ричард Пайпс, автор «Истории коммунизма» и бывший советник Р. Рейгана по советским вопросам, указывает на главного потенциального адресата этой книги: «“Сибирское проклятье” – это в высшей степени оригинальная и убедительная оценка рецидивирующих экономических проблем России, являющихся следствием неправильного размещения людских и материальных ресурсов. Нынешнее Правительство России хорошо бы сделало, если бы учло наставления американских авторов». Дальше всех смотрит Збигнев Бжезинский: «Вывод этой книги о зловещем будущем Сибири придает важную новую перспективу геополитическим дилеммам России». Воистину, «когда такие есть друзья, нужны ли нам враги?»

На страницах своей книги авторы последовательно, во множестве аспектов прорабатывают старую идею «сжатия». Полагая само собой разумеющимся, что «микроэкономические основания» под нее уже подведены классиками, они сосредотачиваются на деталях. Так, например, читателя просят представить Новосибирск, из которого уехало более полумиллиона жителей. И тогда оказывается, что предстоит решать проблемы сселения оставшихся жителей компактным образом, в несколько жизнеспособных районов города, потому что опустевшие улицы станут небезопасны, а самое главное, потребуется обеспечить рациональное использование тепловых и других бытовых коммуникаций. Но оказывается, что система советского планирования снабдила города нерациональной системой центрального отопления, что делает невозможным его частичное отключение.

Почему же именно полмиллиона? Потому что в среднем восточные районы страны перенаселены в полтора раза, и это легко доказать, наложив 100-летние канадские тренды на отраслевую и территориальную структуру производства и населения России по состоянию на 1910 г. А причем здесь Новосибирск? Он должен сократиться в числе других искусственно созданных коммунистами «индустриальных динозавров» для того, чтобы исправить нерыночную экономическую географию. Куда же они денутся, новосибирцы? На запад. Неужели в Москву? Вероятнее всего, так как только Москва является образцом правильного рыночного развития, о чем свидетельствует положительное сальдо миграции. А их туда пустят? Во всяком случае, авторами рекомендовано снять московские ограничения на прописку в целях повышения мобильности трудовых ресурсов. Но почему именно Новосибирск? Это самый холодный город России. Новосибирск? Да, этот город отвечает за 5,2 % холода на российской территории, а следующий за ним Омск вносит лишь 4,3 %, впрочем, остальные города, включая Якутск, еще теплее, и этот результат вы легко получите сами, если помножите среднеянварскую температуру на количество жителей города, а потом поделите на численность населения России. Этот замечательный показатель называется TPC (temperature per capita) – индекс температуры на душу населения.

Что же остается растерянному новосибирцу, если он еще и экономист? Может быть, следует, вспомнив полузабытый термин «критика буржуазных фальсификаторов», углубиться в метод брукингских исследователей? Но упомянутые упражнения, составившие кандидатскую диссертацию питомицы РЭШ и аспирантки Пенсильванского университета Татьяны Михайловой [Mikhailova, 2003], являются главными и единственными экономическими расчетами в «Сибирском проклятьи». Впрочем, всплыл еще один важный «закон», который дружно нарушают сибирские города. Будучи близкими по количеству населения, они не вписываются в эмпирическое распределение Ципфа, приведенное в книге для городов США. А коль скоро подобная форма кривой наблюдается в рыночных экономиках, то именно сибирские города не дают России перейти к рынку.

На этом работа по обзору книги для экономиста заканчивается, так как главным методом Фионы Хилл и Клиффорда Гэдди является интерпретация богатого фактологического материала, представляющего собой выдержки из российской и зарубежной прессы, огромное количество работ зарубежных исследователей Сибири, отдельные работы московских экономистов, и интервью. Ну и как не процитировать А. Паршева на четырех страницах! Российская действительность невероятно многообразна, изложение построено талантливо и увлекательно, а ответ на любое из походя бросаемых американскими политологами порицаний потребовал бы работы коллектива экономистов. И должен ли, например, историк отвечать на исторические изыскания математика А. Фоменко?

Из всего богатства оценок привлекают внимание некоторые яркие пассажи, касающиеся актуальных проблем региональной политики: «В течение 90-х в унаследованной экономической географии России происходили некоторые позитивные изменения. Был инициирован ряд программ, включая программы Мирового банка, призванных помочь людям покинуть холодные удаленные регионы и повсеместно облегчить миграцию. И в конце десятилетия, в 2000–2002 гг. важные члены экономической команды российского правительства – премьер-министр Михаил Касьянов и министр экономического развития Герман Греф – также выражали озабоченность тем бременем, которое накладывает на российскую экономику поддержание Сибири. Они с большой неохотой поддерживают статус-кво или открыто противодействуют дальнейшему размещению централизованных ресурсов в регионах, действуя на свой страх и риск. Однако внятные меры политики были и остаются редки. И даже будучи принятыми, они, бывает, приводят к двусмысленным результатам – как программа переселения «Крайний Север», которая скорее перемещает людей в большие города восточнее Урала, чем в более теплые, потенциально более продуктивные места на западе. Между тем, местные лидеры Сибири, как и ожидалось, сопротивляются усилиям Правительства сократить или вовсе срезать субсидии, вызывая вновь к жизни идею: если благополучна Сибирь, то благополучна и Россия» [Gaddy, Hill, 2003].

Любопытно, что предлагаемые меры означают повышение роли государства в экономике. Программы помощи переселенцам, консервация закрытых предприятий, поддержание наполовину опустевших городов вдоль Транссиба, новые индустриальные проекты в Европейской России – все это требует колоссальных бюджетных расходов. Авторы сознают, что такая «стратегия» чрезвычайно затратная, но готовы пожертвовать одним из принципов экономического либерализма во имя достижения стратегической цели – «правильных рыночных очертаний России» [Gaddy, Hill, 2003].

В конце концов, американские ученые приходят к тому, что причиной беспорядка в географии является вредный образ мыслей. «Привычный образ мыслей российской политической элиты и российского населения – отношение к Сибири как к центральному элементу в развитии российского государства – стал таким же серьезным препятствием продвижению вперед, как и физические и объективные трудности исправления неправильного распределения производительных сил, доставшегося от прошлого. Умы не то чтобы невосприимчивы к переменам, но их трудно изменить» [Gaddy, Hill, 2003]. Но на то и существуют зарубежные специалисты в области стратегических исследований, чтобы без обиняков сформулировать то, что иные российские чиновники предпочитают не афишировать, зная вредную ментальность своего народа.

Проблемы федерализма авторы решают просто и по справедливости. «Сибирь нужно вставить в ее правильный контекст. Богатство Сибири – не сибирское богатство. Это российское богатство. Просто так случилось, что часть российского богатства расположена в Сибири. Но Сибирь не может претендовать на него как на собственное, как бы ни хотели этого олигархи и местные чиновники» [Gaddy, Hill, 2003]. Таким образом, и краеугольный камень современного анализа переходной экономики России – коррупция – приобретает «правильный» сибирский контекст.

Почему авторы вдруг решили «поставить сибиряков в угол»? Да просто Татьяна Михайлова, построив несколько регрессионных уравнений, точно подсчитала, что каждый россиянин жертвует одной четвертой частью дохода в пользу развития Сибири, а в скобках приписала раздумчиво «а, может, и половиною» [Mikhailova, 2003А]. Но добродушные Ф. Хилл и К. Гэдди в заключительных строфах своей книги от души жалеют сибиряков: «В настоящее время ресурсы Сибири достаются слишком высокой ценой… Сибирь, по существу, остается смягченной формой Гулага, который сначала приволок сюда людей на работу, а потом принудил остаться. Сибирские ресурсы могут внести свой вклад в будущее процветание Сибири, а региональная экономика может однажды стать жизнеспособной, если только российское Правительство не будет упорствовать в своих попытках сохранить гигантские потемкинские города, заброшенные коммунистическими плановиками в холод» [Gaddy, Hill, 2003, c. 212–213].

Экономическое «сжатие» Сибири происходит реально в результате целого комплекса причин, но оно мало по сравнению с масштабами другого сжатия – сжатия региональной науки. За те десять лет, в течение которых ученые занимались в основном выживанием, не было проведено тех исследований, на которые можно было бы указать новоиспеченным «сибироведам». На стороне радетелей «сжатия» – факты, прихотливо выбранные из разнообразия российской действительности, полная свобода интерпретации и бойкие перья. А экономисты оказались в такой ситуации, что в качестве немедленного ответа могут разве что оценить объем необходимого исследования, девять десятых которого стандартно составляют сбор и обработка данных и необходимые расчеты.