Гиви и Шендерович - Мария Галина

Господи Боже ты мой! Да это ж пришельцы! — пронеслось в голове у Гиви.

Грозные марсиане, или кто они там такие, как это у них обычно водится, исподтишка высадившиеся на Землю на своих летательных аппаратах.

Гиви даже почувствовал некоторый приступ гордости — сердце его замерло в предчувствии того чудесного и ужасного, которое, чтобы случиться, почему-то выбрало именно его, Гиви. И тут же поник от разочарования.

— Сан оф бич! — произнесло существо, хватаясь за промежность.

Голос звучал приглушенно, и Гиви с внутренней печалью понял, что причиной тому был всего лишь капроновый черный чулок, плотно облегающий заурядную человеческую голову.

Цепкая хватка разжалась и Гиви, петляя меж складскими бараками, как заяц, ринулся прочь, ежесекундно ожидая выстрела в спину и время от времени спохватываясь и покрикивая на ходу:

— Спасите! Миша! Убивают! Кто-нибудь! Миша!

«Миша» он выкрикивал в подтверждение того, что вовсе не забыл о печальной судьбе Шендеровича, не бросил его в беде, а наоборот, очень даже беспокоится и хочет помочь.

Неизвестно, были ли виной тому его вопли, вспугнувшие нападавших, или же неведомые люди в чулках уже сделали все, что намеревались, но неожиданно все завершилось — как-то очень буднично; где-то за ангаром заурчал мотор, встревоженное ухо Гиви уловило торопливую пробежку нескольких пар тяжелообутых ног, невидимая машина фыркнула, хлопнула дверца, машина взревела, промчалась мимо Гиви, обдав его теплым южным воздухом, смешанным с выхлопными газами, и умчалась, еще больше размазав по асфальту одинокую лужу мазута.

Гиви, в растерянности присев на полусогнутых, наблюдал за удаляющимися кормовыми огнями. Огни издевательски мигнули и скрылись за поворотом.

— Эх! — сказал Гиви.

Под ложечкой притулился тягучий стыд. Гиви понимал, что в очередной раз оказался не на высоте. Мужчина с кинжалом на поясе не должен так себя вести. Даже мужчина без кинжала. Настоящий мужчина воспользовался бы минутным замешательством противника не для того, чтобы позорно нарезать, бросив друга на произвол судьбы, а для того, чтобы, развернувшись, въехать противнику в челюсть носком ботинка… Или, например, ребром ладони по горлу и — порядок! Противник повержен, он, Гиви, бросается в черную пугающую пасть ангара, слышны четкие, профессиональные удары, камера наезжает, он стоит, окруженный неподвижными телами, подает крепкую ладонь Шендеровичу, Шендерович встает, взволнованный и благодарный, Гиви спрашивает «Ты в порядке?». Потом говорит «А ну-ка посмотрим, кто у нас тут» и наклоняется, чтобы стащить с одного из злодеев черную маску.

А и правда, кто же это был?

И что там, в конце концов, с Шендеровичем?

Ссутулив плечи, Гиви побрел к ангару. Может, они его убили, попутно размышлял он. Может, там уже труп… Бедный, бедный Миша… И что он, Гиви, тогда будет говорить турецкой полиции? И вообще, что будет делать, оказавшись в Турции один одинешенек… Ну ладно, предположим, он всегда может вернуться на теплоход. Интересно, выдаст ли Украина туркам не своего подданного даже если он и приплыл на украинском теплоходе. И вообще, с чего это он взял, что теплоход украинский…

Ему опять стало стыдно — и чем это только голова забита в такую трагическую минуту!

Бедный, бедный Миша, торопливо подумал он…

Ангар был пуст и темен. То есть какая-то лампочка светилась под перекрытиями, голая и одинокая, как покинутая кинозвезда, но, как и водится в подобных случаях, толку от нее было мало. Гиви потоптался перед входом, потом все же набрался мужества и заглянул внутрь.

— Миша! — тихонько позвал он.

— Ш-ша, — ответил ангар.

Потом за пустым, перевернутым контейнером что-то пошевелилось. Из-за жесткого ребра высунулась встрепанная голова. Даже в тусклом свете одинокой кинозвезды было видно, что глаз у Шендеровича стремительно заплывает синим, а наполовину оторванный воротничок рубашки бесстыдно свисает с мощного плеча.

— Миша! — чуть не всхлипнул Гиви, — ты живой!

— Черт его знает, — сумрачно ответил Шендерович.

Страдальчески кряхтя и морщась, он окончательно вылез из-за контейнера, одновременно осторожно похлопывая себя по бокам на предмет целостности организма.

— Это… — сказал он, — ну и ну…

— Ты в порядке? — машинально спросил Гиви.

— Еще чего, — ответил Шендерович.

— Кто это был, Миша?

— Сволочи, — сухо ответил Шендерович. И тут же приободрился. — Ну, я им и врезал!.

Гиви в глубине души усомнился. Но уточнять не стал.

— Они меня ограбили, — просветил он Шендеровича, — бумажник взяли, эх! Документы взяли! Даже платки шелковые взяли…

И горько заключил:

— Кинжал отобрали. Зачем кинжал отобрали? Кому он нужен?

— Кинжал! — фыркнул Шендерович. Он постепенно приходил в себя. — Два поганых бакса цена твоему кинжалу. Что кинжал? Пять тысяч зеленых у меня было! Пять тысяч! Вот что они отобрали! Товар! Где товар? Нету товара! Где шарики? Улетели? Куда он товар дел?

— Кто? — удивился Гиви. — Али?

— Причем тут Али? Али — мелкая сошка. Ему что — продал себе товар и сиди в кофейне со своим бардаком… Нет, это та падла вонючая! Большой змей! Добрался до меня все-таки! Это он, говорю тебе!

— Лысюк? — догадался Гиви.

— Лысюк, конечно, — буднично ответил Шендерович, — натравил на меня своих головорезов. Выследил, нанял каких-то сволочей, и натравил. Ну, я его! Ну я ему! Дай только вернуться…

Он запнулся, заморгал и сполз по стене ангара, охватив голову руками.

— Ох ты! Куда ж я вернусь? Меня ж тут же на счетчик поставят… Кранты мне!

— Так те пять тысяч, — сообразил Гиви, — не твои, да?

— А то, — мрачно подтвердил Шендерович, — откуда у меня свои. Я их под проценты… Я б за месяц втрое больше наварил… Там знаешь, какой оборот, у шариков? Знаешь, как они крутятся?

— Крутятся-вертятся, — печально сказал Гиви. — Чего волнуешься? Не вернемся мы домой. Не пустят нас. Покажите, скажут, паспорта, а где паспорта? Нету паспортов?

— Господи, — выдохнул Шендерович, — да причем тут паспорта? Не мы первые, не мы последние. Пойдем в посольство, скажем, так мол и так… Синяки покажем.

— В полицию надо заявить, Миша, — твердо сказал Гиви. — Без этого — никак. Полиция даст нам бумагу, мы с ней пойдем в посольство, они нам дадут другую бумагу…

— Подотрись ты своей бумагой, — отрезал Шендерович. Он медленно возврашался в исходное вертикальное положение, по прежнему упираясь спиной в стену ангара.

— Ты как хочешь, — твердо сказал Гиви, — а я пойду в полицию. Пускай они разбираются. Надоели мне, Миша, авантюры эти. Все путем, все путем, не боись, прорвемся… А вот оно, во что все вылилось…