Гиви и Шендерович - Мария Галина

— Знаю я твое сближение, — отмахнулся Шендерович.

— Да ладно, — миролюбиво произнесла Алка, — во-первых, нужный человек, полезный. А во-вторых, на танце живота сэкономишь. Чего я в этом найт-клубе не видела — сплошь челноки вроде вас, да туристы голозадые! А он такие места знает…

— На понт берет, — мрачно сказал Шендерович.

— А мне без разницы… Ну ладно, мальчики, пока-пока… Мне еще привести себя в порядок там, переодеться, причесаться…

Она развернулась и неторопливо двинулась по переулку. Лоточники оборачивались ей вслед.

— Постой! — сориентировался Шендерович, — Где ж тебя искать, если что?

— А ты меня не ищи, — дружелюбно посоветовала Алка, обернувшись, но не снижая темпа, — Я на теплоход, слава Богу, дорогу знаю… Доберусь.

— Когда? Через неделю?

— А хоть и через неделю. Не боись, без нас не уплывете.

— Да что ты о себе возомнила? — возмутился Шендерович, — что ты за птица такая?

— Не я а он, — пояснила Алка, — капитан он, ясно? Второй после Бога.

И, уже не оборачиваясь, двинулась прочь по мощеной кривой улочке, фигура ее дрожала и расплывалась в раскаленном сизом мареве уличных жаровен.

— Во… Видал, друг Яни, — сокрушенно произнес Шендерович. — И так всегда. А с другой стороны — капитан… паблик рилэйшн…

— Врет? — с надеждой спросил Гиви.

— Не-а… Алка не врет. В том-то и беда. Пойдем, брат мой греческий, пойдем, хоть барабульку попробуешь.

— Не хочется мне, — печально сказал Гиви.

Раскаленный комок денег слегка шуршал при каждом его шаге. Гиви поморщился.

Он хотел купить Алке кораллы. Лучшие во всем Стамбуле… Такие кораллы, зашибись… Ладно, капитан купит.

Толпа сгустилась. Теперь уже не лоточники огибали их — они огибали лоточников. И еще каких-то людей, которые сидели на ковриках, скрестив ноги. С прилавков свешивались пестрые ткани, маленькими солнцами сияли плоские медные блюда… Ковры переливались, точно стая бабочек, усевшаяся на цветочную клумбу. Ятаганы горели, точно крохотные, но очень свирепые молнии.

— Погоди, — сказал Гиви.

Не нужны Алке его кораллы. Не будет он угощать ее холодным вином на увитой виноградом террасе кафе…

Он сунул руку в карман и извлек мятый сверток.

Он вернется в Питер, расстелит многоцветный ковер в полутемраке сырой коммуналки и позовет друзей. Каких-таких друзей? Ну, найдет каких. Друзья будут восхищаться ковром, а он им расскажет, как один его хороший друг совершенно неожиданно и бескорыстно пригласил его проветриться в Стамбул, потому что его, Гиви, везде уважают. Даже в Одессе знают кто такой Гиви из Питерского параходства! главному бухгалтеру он подарит вон ту феску. А то у него вечно лысина мерзнет.

— Вот это… — он указал пальцем на ковер, потом в затруднении обернулся к Шендеровичу. — Как сказать, «сколько стоит»?

Шендерович напрягся. Без Алки он чувствовал себя неуверенно.

— Эта… Бу нэ кадара… — выдал он, наконец.

— Сколько стоит, красивый? — выкрикнул продавец из-за прилавка, — бери, хороший, даром отдаю! Почти даром!

— Почти даром — это сколько? Миша, повтори — как «сколько»?

— Да что ты меня мучаешь? — взвыл Шендерович, — Не видишь, они лучше тебя по-русски говорят! Да отпусти ты его (это он уже продавцу, который целеустремленно ухватил Гиви за рубашку), что вы его все лапаете?

Он тоже схватил Гиви и поволок его прочь. Какое-то время Гиви трепыхался, разрываемый меж двух мертвых хваток, но Шендерович победил.

— Ладно, ладно, — уступил Шендерович (и что это он со мной как с маленьким, подумал Гиви, впрочем, сам виноват… ) — ладно, я тебе сам рубашку куплю. Сам обещал, сам и куплю. А ты купи что хочешь. Ты прав. Иначе удачи не будет. Карма испортится. Так что иди, выбирай, что на тебя смотрит. Только, умоляю, ковер не покупай. Впрочем, черт с тобой. Покупай. Только сам тащить будешь.

Но Гиви уже расхотелось покупать ковер.

Чужой, равнодушный, мир вращался вокруг него, точно цветные стеклышки в калейдоскопе. Выклики разносчиков, гортанные крики чистильщиков обуви, воркование жирных голубей, треск жаровен, гудки автомобилей, пытающихся проложить себе путь сквозь толпу… Запахи — и почему-то все неприятные, горелым жиром пахло, бензином, раскаленным гудроном, птичьим пометом… И все почему-то казалось бесплотным, нереальным… Иллюзия, фата-моргана…

Кто— то вновь ухватил его. На сей раз за штанину.

Гиви вздрогнул.

— Лютдоен бэни… мисиниз…

«Надо же! — подумал он, — они тут все-таки говорят по-турецки».

Он осторожно попытался вытащить ногу, но сухая птичья лапка держала крепко.

Он глянул вниз.

Старик, сидевший на потрепанном коврике, таком вытертом, что узор едва угадывался, с надеждой вернул ему взгляд.

— Миша! — беспомощно позвал Гиви, — Миша! Чего он хочет?

— Чтобы ты купил что-нибудь, — пожал Шендерович плечами.

— А… что?

На крохотном коврике ничего не было. Кроме остроносых шлепанцев, чисто символически водруженных на заскорузлые бурые пятки. Еще имелись плотные черные… шальвары? — гадал Гиви — и выцветшая, когда-то красная жилетка, милосердно прикрывающая голую цыплячью грудь. В сморщенном ухе болталась потемневшая от времени серьга в форме полумесяца.

— Колоритный туземец, — уважительно сказал Шендерович. — Теперь таких уже не делают.

Старик с ловкостью бродячего фокусника извлек из ниоткуда потертую войлочную сумку и широким жестом вывалил ее содержимое на коврик у ног Гиви.

— Э? — Гиви вновь обернулся к Шендеровичу.

— Хлам, — махнул рукой тот. — Пыль веков.

На коврике материализовались несколько разнообразных кинжалов — старик ловким, каким-то очень профессиональным движением по очереди выдернул их из ножен и покрутил в воздухе. Металл тускло отблескивал на солнце — ничего общего с начищенными ятаганами на пестрых прилавках. Прежде, чем очередной кинжал вновь скрывался в ножнах, Гиви успел заметить, что все они подозрительно иззубренны, покрыты пятнами не менее подозрительной ржавчины.

— Он их что, из музея спер?

— Какой музей? Кто на это польстится?

— Мисиниз… эфенди… — повторил старик.

— Э? — Гиви вопросительно глянул на Шендеровича.

— Типа «купи, пожалуйста», — не совсем уверенно ответил тот.

— Настоящие? Эти — настоящие?

— Настоящие, — вздохнул Шендерович. — Уж не знаю, кого он ими резал…

Один кинжал был все-таки хорош — ножны в серебряной оковке, бело-голубое лезвие с дымчатым узором по клинку. Гиви невольно залюбовался. Таким кинжалом поражают врага в трусливое сердце, разрезают путы на запястьях прекрасной полонянки… что там еще, э?