Жена чародея (Чародей - 1) - Пола Вольски

Волнение и любопытство развязали язык Верран:

- А какова природа этих созданий, которые вам служат?

- Ответ на этот вопрос оказался бы чересчур пространным. Достаточно сказать, что они представляют собой гибриды самых различных существ и качеств, само сочетание которых стало возможно лишь благодаря Познанию. Они безупречно преданные слуги, как вы сможете убедиться сами. И прежде всего им присуща одна фундаментальная добродетель - они не умеют говорить. Среди всех этих существ Нид самый отважный и самый преданный. Так что мне хотелось бы, чтобы и вы доверяли ему.

Верран неохотно посмотрела через плечо на ковыляющее за ними неуклюжее создание.

- Я постараюсь, милорд. А что, людей в качестве слуг вы не держите?

- Не держу.

- Вы бы не могли доверять им?

- Они бы не могли доверять мне. Но это не имеет никакого значения. Предрассудки простолюдинов меня не заботят.

- А предрассудки знати?

- Лишь изредка.

- Следовательно, человеческое мнение вообще не слишком интересует вас?

Фал-Грижни задумался над вопросом.

- Самыми примечательными чертами человека являются ум и изобретательность. Поэтому люди представляют для меня определенный интерес, хотя взятые вкупе они, разумеется, отвратительны. Ум человека служит ему для усовершенствования в его пороках, а изобретательность помогает проявлять свою жестокость во все более изощренных формах. Иногда мне попадаются исключения из этого правила, но это бывает редко, крайне редко.

- Это любопытно, милорд. А вот на мой взгляд и исходя из моего личного опыта, люди, как правило, бывают добрыми и хорошими.

- В вашем возрасте я и сам так думал.

- Но... у вас что же, совсем нет друзей?

- За всю мою жизнь у меня было только трое друзей. Один умер еще мальчиком. Другой был убит разъяренной чернью менее полугода назад. С третьим я по-прежнему дружу.

Верран было трудно и понять, и представить себе такое, потому что у нее самой имелись десятки друзей и подружек и она в них души не чаяла; по крайней мере, так обстояло дело до ее замужества. Она исподтишка посмотрела на мужа. Выражение его лица было даже трезвее всегдашнего, и она лишний раз удивилась тому, что великий Фал-Грижни удосуживается отвечать на ее детские вопросы. Хотя, возможно, статус жены и обеспечивал ей определенные привилегии. Ей и в голову не приходило, что ему, не исключено, нравится держаться столь свободно и раскованно, не тая своей антипатии к расе людей, представителем которой он все-таки являлся.

- А тот, кого убили, случайно, не был Рев Беддеф? - не без опаски задала Верран очередной вопрос.

Рев Беддеф был высокопоставленным чародеем в Совете Избранных; на него набросилась разъяренная городская толпа. Его заковали в цепи и сбросили с крепостной стены Вейно в стремнину.

- Это был он.

- Какая чудовищная история! Я так и не поняла, как такое вообще могло случиться? И за что люди так ненавидели его?

- Его ненавидели, потому что в городе систематически распускали слухи, согласно которым Рев Беддеф и многие другие члены Совета Избранных использовали Познание для того, чтобы внушить герцогу Повону мысль о необходимости повысить налоги. В ту пору чернь особенно разъярилась и потребовала жертву, чтобы выместить на ней собственное разочарование. А Рев Беддеф, как никто другой, подходил на роль этой жертвы. Таким образом, гнев низов был отвлечен от настоящей мишени.

- Но это же не принесло никому никакой выгоды! О чем только люди думали?

- Люди, мадам, вообще не думают. Время от времени они действуют, и происходит это, как правило, по призыву того, кто стал - пусть и совсем ненадолго - их вожаком. В данном конкретном случае толпу призвали к насилию личные враги Рева Беддефа, которые являются также и моими заклятыми врагами.

- Вы хотите сказать, лорд, что такое может случиться и с вами? На вас могут напасть на улице?

До сих пор ей и в голову не приходило, что Грижни может оказаться уязвимым, как самый обыкновенный смертный. От него так и веяло неприступностью и неуязвимостью.

- Это не исключено, - безучастно ответил он. - Но, в отличие от Рева Беддефа, который тратил творческую энергию на изобретение самовозводящихся пирамид, я создал средства личной защиты.

- И что это за средства?

- О, они весьма многочисленны. С одним из них вам уже довелось столкнуться. - И в ответ на ее недоуменный взор, он добавил: - В Черной комнате. То есть в той комнате, в которой я вас только что нашел.

- Но это было чудовищно! Просто чудовищно! Я никогда не видела и не чувствовала ничего подобного!

- Надеюсь, что так. Тьма в Черной комнате...

- Какая она душная! Какая тошнотворная! Я даже не могу описать вам, что я там ощутила.

- Эта тьма, - с поразительным терпением продолжил Фал-Грижни, - которая ассоциируется со смертью и с ядовитым распадом света, представляет собой мое личное изобретение, причем самого зловещего свойства. Это могучее оружие, которое я в урочный час смогу обрушить на головы своих врагов. Но в моем распоряжении имеются и другие ресурсы. Если потребуется, изобретенный мною Ледяной Щит накроет весь дворец Грижни. Будьте уверены, я сумею постоять за себя и за своих близких!

- Постоять за себя - но против кого? Кому вы бросаете вызов? - Она помедлила. - Тот человек, который попытался напасть на вас вчера...

- Это был несчастный, разумом которого завладела чужая воля. Он, должно быть, и сам толком не понимал, что делает, и никакой ответственности он за это нападение не несет. Боюсь, он всего лишь понапрасну напугал вас, мадам.

- Ах нет, милорд. Совсем он меня не напугал. Когда прямо передо мной как из-под земли вырастает размахивающий ножом безумец, меня это не пугает, а только забавляет.

Грижни не без интереса посмотрев, на нее.

- Во всяком случае, таких людей вам бояться и впрямь не стоит. Но, будучи моей женой, вам следует предельно остерегаться Глесс-Валеджа и Хаика Ульфа. Они теперь стали и вашими врагами. Да и на благосклонность герцога рассчитывать не приходится.

- Я это заметила. Но почему его высочество не любит вас?

- Ему известно, что я распознал его слабость и некомпетентность в качестве правителя. Более того, он и зависит от Избранных, и трепещет перед ними. Хотя и то, и другое не сулит ему ничего хорошего.

- Но вы же не сказали ему об этом в открытую!

- Напрямую не сказал. Но и взглядов своих от него таить не стал. Я, знаете, не царедворец.

"Чего нет, того нет", - подумала Верран. А в ее собственном роду все мужчины были сладкоречивыми дипломатами. И бесстрашная прямота мужа повергала ее прямо-таки в отчаяние. Честность - это, конечно, хорошо, но...