Украйна. А была ли Украина? - Анатолий Терещенко

Культура и искусство – это узел, связывающий опыт с его образным отражением. Опыт, как считал Аристотель, есть знание единичного, а искусство – знание общего. Если цивилизацию можно считать как власть над миром, то культура – это любовь к миру, поэтому, умирая, культура превращается в цивилизацию. Искусство – природа человека, природа – искусство Бога.

Искусствознание и искусствоведение понятия равнозначные. Они объединяют комплекс наук, которые изучают материальные и духовные основы культуры народов всех народов.

В своих лекциях перед студентами Николай Емельянович Макаренко не раз говорил о первых попытках «людей любознательных» создать теорию искусства, подчеркивая, что искусство – это одежда нации.

«Они, эти попытки, предпринимались, – писал он, – ещё в античную эпоху Платоном и Аристотелем, Витрувием и Павсанием, Филостратом и Плинием Старшим.

Новый всплеск развития искусствоведение пришелся на эпоху возрождения трудами Вазари «Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих», Викельмана «История искусств древнего мира». Ценный вклад внесли в восемнадцатом веке просветители западноевропейского цивилизованного мира Дидро и Лессинг…»

Он хорошо знал, о чем говорил.

Французский политик Эдуард Эррио писал, что культура – это то, что остается, когда всё остальное забыто.

Эту мысль остро чувствовал Н. Е. Макаренко, считая, что, извлекая из «многометровых земных сундуков» детали прошлого, люди обретают высшую цель – они глубже понимают Родину и больше её любят. Искусство ревниво – оно требует, чтобы человек отдавался ему всецело. Этот тезис хорошо прослеживается в многолетних исследованиях открытых Макаренко точках материальной культуры поселений роменского типа теперешней северо-восточной Украины. К данному бесценному кладу, он возвращался часто на протяжении всей своей жизни, начиная с первых дней исследования этого исторического богатства.

Неисчерпаемым источником изучения творчества славян он считал в первую очередь памятники зодчества, преимущественно храмы, соборы, монастыри, божницы, часовни, иконы и пр. Однако особенно он ценил «предания старины глубокой» в виде предметов славянской культуры дохристианского периода.

«Изучение истории художественного изготовления у славян в дохристианский период ещё не начиналось, – писал ученый. – Материалов для такого труда ещё достаточно не собрано. Разные события и многочисленные факты, связанные с художественным изготовлением, с произведениями искусства, или их мало, или о них ничего не известно. Иногда, даже, отрицаются самые факты существования произведений искусств именно тех древних времен. Не лучше обстоит с проблемой изучения и достижений искусств первых столетий христианства у славян, например, днепровской группы…

Известные архитектурные памятники, настенные росписи, мозаичные композиции. Но только известны… Не больше. Их генезис, их эволюция, их технические особенности ждут будущих исследователей. Что же касается большого отдела – керамического производства или стеклянной продукции с её чудесными формами, или богатого металлического и деревянного производства, резьбы по камню и кости и других художественных промыслов – то по праву можно сказать, что ничего из исследовательских трудов не имеем».

Чувствуется, он болел душой, переживал за предмет увлечения, ставшего смыслом всей его жизни, с которой он связал все свои радости, всё своё счастье и все свои надежды. История Запорожской Сечи была одной из главных мотивов его деятельности по поискам материальных следов этого особенного сообщества Малороссии.

А ещё он как ученый и практик часто доказывал своим некоторым коллегам-реставраторам о том, что на разрушение фресок, мозаичных полотен и вообще настенной живописи влияют не столько внутренние условия содержания храмов, церквей, соборов, сколько внешние.

Эти советы Николая Макаренко тоже исходили из его огромного опыта искусствоведа. Он нарабатывался годами…

В 1900 году он посещает село Пустовойтовку, расположенное недалеко от города Ромны – родину последнего кошевого Запорожской Сечи Петра Ивановича Калнышевского. Нужно сказать, что жизнь запорожского атамана и его деятельность – это своеобразный срез условий, в которых варилась в последние годы своего существования эта организация истинного народовластия и достаточно высокого экономического развития.

В период исследовательской и поисковой работы Николаем Макаренко следов «славного Калныша», были скудные наработки материалов на эту тему. Ученый часто задавал сам себе вопросы: Кто он был – борец или жертва? Как попал в Запорожскую Сечь? Он был царский сановник или вольнодумец? Почему он попал в немилость к власти, будучи награжденным высоким царским орденом? А не пошел ли он на муки из-за желания спасти жизни своих казаков и лучшей доли родному краю?

После вынужденного отказа от гетманской булавы Кирилла Разумовского в октябре 1764 году, замены Генеральной военной канцелярии Второй Малороссийской коллегией, после превращения украинских генеральных старшин в должностных лиц российского государственного аппарата, знамя малороссийской государственности не попало в имперский архив. Его продолжала нести Запорожская Сечь.

Родился Петр Иванович Калнышевский в 1691 году в слободе Пустовойтовка, основанного переселенцами из правобережной Украины. Историки считали его род выходцами из малороссийской шляхты Лубенского полка. Шляхта – (slahta – род, порода – авт.) – основная часть господствующего феодального класса в ряде стран Центральной Европы.

Существует легенда, что в восьмилетнем возрасте полу сирота Петрик-пастушок (отец у него погиб на поле брани), сын казацкой вдовы Агафьи, пас скот за селом на зеленом прилужье реки Сулы. Вдруг он увидел клубы взвихренной лессовой пыли. Ее поднимали копыта лошадей небольшого отряда вооруженных конников. Как выяснилось потом – это были запорожцы.

– Как тебя, хлопчик, зовут? – спросил один из всадников.

– Петрик, Петрусь, – бойко ответил подросток.

Казаки предложили ему попробовать казачью трубку – «носогрейку». Затянулся Петрусь и тут же закашлялся. Загоготали казаки – «удачно пошуткувалы» – пошутили.

Когда брызнувшие слезы мальчик вытер, то неожиданно спросил:

– А куда же вы, козаченьки, едете?

– В Сечь, Запорожскую, Петрик!

– Так возьмите и меня с собой!

– Ну, если ты уже и люльку казацкую куришь, то садись сзади, – позволил сотник, тот, что «носогрейку» ему одолжил. – Ты, видать, парень бедовый, будешь мне джурой (товарищем – авт.).

Петрика дважды просить не пришлось – он сразу вскочил на коня.

– А отец что скажет? – спросил сотник.

– А нет у меня отца, – потупился Петрусь. – Батько Иван погиб.

– А мать?

– Она меня отпустит.

– Смотайся, предупреди ее…

Скоро он примчался радостным: «Дядьку, отпустила мама меня».

– Ну, так будешь мне и сыном.

И он через некоторое время после водопоя коней двинулся вместе с отрядом туда, где «Луг – отец, а Сечь – мать».

Впервые кошевым атаманом Запорожской Сечи он стал в 1762 году. До своего избрания 70-летний казак являлся военным судьей низового Запорожского Войска. По должностным ступеням это было второе лицо после атамана Запорожской Сечи.

Сразу же после принятия булавы кошевого атамана, в сентябре того же года, царица Екатерина Вторая возжелала увидеться с ним по случаю своей коронации – 22 сентября 1762 года. Он едет в столицу вместе с писарем И. Глобой.

Калнышевский встречается с венценосной особой. Беседует с нею на различные темы, в том числе и казацкого житья. Но царице что-то не понравилось в нем, наверное, дух свободомыслия и его планы на дальнейшее развитие южного казачества. Она принимает решение отстранить его от должности атамана. Нужно отметить, что к середине XVIII века Екатерина своим царским рескриптом отменила прямые выборы кошевого. Она ввела правило назначения руководителей, как это сделано, практически во всех в сегодняшних государствах СНГ.

Но казаки взбунтовались и вопреки воле царицы в 1765 году снова выбрали Петра Ивановича своим кошевым. Он занимал эту должность почти десять лет.

За это время кошевой, умело строя дипломатические отношения и избегая прямой конфронтации с Россией, выстроил самостоятельную политику. Он начал укреплять независимость Запорожской вольницы.

Как рачительный хозяин, видя, что основной причиной зависимости Сечи от российской короны есть в первую очередь поставки провианта, он принимается, выражаясь по-современному, планировать чисто экономические мероприятия – создавалась своеобразная «свободная экономическая зона».

И сразу же Край Запорожский стал преображаться. В диких степях появляются села и хутора-зимовники, в которых селятся беглецы из крепостной неволи, освобожденные узники из татарского и турецкого плена.