Мертвецкая - Линда Фэйрстайн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Неплохо подъехать к мисс Одинокое Сердце, когда ее личной говорящей головы нет в городе, а, Мерсер? Прямо как в старые добрые времена.
Я поехала с Майком и Мерсером в Арсенал Седьмого Полка — огромную крепость на Парк-авеню, построенную в 1879 году и занявшую целый квартал. Войдя внутрь, ты будто попадал в другую эпоху. Огромные залы, спроектированные Луисом Тиффани,[23] были увешаны мемориальными досками павших на войне в прошлом веке. Комнаты украшали головы лосей и другие серовато-коричневые рогатые чучела, которые стеклянными глазами взирали с высоты на происходящее. Сейчас фехтовальный зал сдавали в аренду для бесконечных выставок антиквариата по выходным и периодических званых обедов. Последние устраивали организации слишком прижимистые, чтобы снимать банкетные залы в настоящих ресторанах.
Едва мы вошли в зал на четвертом этаже, где проходила вечеринка, как нас окружила толпа детективов и полицейских, не видевших Мерсера со дня перестрелки. Я отошла в сторонку и направилась поздороваться с шефом убойного отдела.
— Слышал, вы с Чэпменом сегодня днем ездили в Королевский колледж. Есть успехи?
— Они начинают прозревать.
Несколько минут мы разговаривали, как вдруг у меня на поясе завибрировал пейджер. На первом этаже была телефонная будка. Я извинилась и спустилась вниз, чтобы перезвонить. Номер я узнала сразу — звонили по главной линии отдела дознания — приемного отдела, через который в наш офис попадали данные обо всех арестах на Манхэттене. Ответил диспетчер.
— Привет, это Алекс Купер. Знаете, кто мне звонил?
— Вас ищет Райан Блэкмер, Алекс. Подождите минутку.
— Прости, что отвлекаю, но я подумал, что ты захочешь быть в курсе, — сказал Райан — один из талантливейших юристов в отделе. Ему выпало дежурство в отделе дознания ночью пятницы. — Копы из 6-го участка только что арестовали одного придурка за попытку изнасилования.
— У тебя уже есть факты?
— Потерпевшая возвращалась домой от подруги вдоль парка Вашингтон-сквер — по северной стороне рядом с Аркой, — когда эта деревенщина схватил ее сзади и начал тереться. Хотел затащить в парк. Ей удалось вырваться и добраться домой. В службу спасения она позвонила из своей квартиры. Копы катали ее по округе почти час, и она опознала его в нескольких кварталах от площади.
— Он сделал какие-нибудь заявления?
— Да, он утверждает, что голубой. И невиновен.
— Чем я могу быть полезна?
— В сущности, ничем. Просто я не хотел, чтобы ты прочитала об этом в утренних газетах. Потерпевшая — аспирантка Нью-Йоркского университета. Вероятно, это никак не связано с твоим расследованием, но я подумал, что ты должна об этом знать. Похоже, на этой неделе в университетах открыли сезон охоты.
Я повесила трубку и на лифте поднялась на четвертый этаж. Лейтенант Петерсон только приехал и разговаривал с шефом. Последний поманил меня указательным пальцем.
— Я удивлен, что ты и Чэпмен не остались на службу.
— Какую службу?
— Петерсон рассказывает мне, что ректор Рекантати потребовал провести сегодня вечером молебен и всенощную, потом отменил все занятия и экзамены на следующей неделе и распустил студентов на рождественские каникулы.
Я пришла в ярость. Рекантати и Фут, наверное, спланировали это еще до того, как беседовали с нами сегодня днем, но решили ничего нам не говорить. Я поблагодарила за информацию и начала пробираться сквозь толпу в поисках Чэпмена. Он стоял в середине танцплощадки с одной из помощниц окружного прокурора из моего отдела, Пэтти Ринальди.
— Следующее танго можешь оставить за ним, он мне нужен всего на пару минут. — Я взяла Майка за руку и, отведя в сторонку, рассказала последние известия. — Это значит, что в понедельник нам не с кем будет беседовать, понимаешь? Студентов не будет. Возможно, преподавателей тоже. Они все разъедутся по домам на выходные.
— Расслабься, блондиночка. Завтра утром я первым делом нанесу Фут визит и раздобуду несколько имен и телефонов. Мы сделаем все, что в наших силах. — Он в танце скользнул обратно на танцплощадку, ни разу не оступившись, и закричал Пэтти под аккомпанемент «мотауновского» ритма: «Спаси меня! Заключи меня в объятия…»
Я молча бесилась в сторонке. Меня раздражало, что двуличность Сильвии Фут, кажется, огорчила Чэпмена не так, как меня.
7
— Хотелось бы мне хоть раз прочитать некролог убитой женщины, которую бы не канонизировали накануне вечером! — раздался в телефонной трубке голос Чэпмена. По субботам он всегда будил меня звонком без пятнадцати семь. — Что, злых и мерзких никогда не убивают? Я купил газеты по дороге домой.
«По дороге домой откуда? От Пэтти?» — ломала я голову.
— «Королевский колледж и Колумбийский университет оплакивают смерть любимого профессора». Да кто ее любил-то? Мерсер говорит, что она была настоящей стервой. «Черноволосая профессор убита после ареста супруга». «Пост», разумеется. Девица мертва — какая чертова разница, какого цвета у нее были волосы? Ты когда-нибудь читала некролог мужчины, где говорилось бы, что умерший был лысым или блондином? Когда-нибудь я напишу извещения о смерти для всех моих потерпевших. Искренне. «Презренная сучка, такая страшная, что время остановится, наконец получила по заслугам. Многие годы она делала гадости всем, кто перебегал ей дорожку». Что-то вроде этого. Ну, какие планы на день? В котором часу нас ждет сестра Лолы?
— Когда я говорила с ней вчера, она предложила час дня. Ты не возражаешь?
— Проснись и пой. Я подберу тебя в полдень на углу 57-й и Мэдисон.
Майк знал, что по субботам я всегда начинала день с класса балета в восемь часов — единственное, что было постоянным среди упражнений, давно принесенных в жертву непредсказуемой работе прокурора. Я уже много лет ходила к Уильяму. Растяжки, плие и занятия у балетного станка заставляли меня на некоторое время забыть о ежедневной порции преступлений, связанных с насилием. Затем меня ждала Эльза, моя подруга и парикмахер в салоне «Стелла», чтобы подправить мои обесцвеченные пряди. Впереди были веселые праздники. Во всяком случае, я надеялась, что они окажутся веселыми.
Я подняла газету, валявшуюся около двери, спустилась на первый этаж и подождала в холле, пока кто-нибудь не подъедет на такси. Мне не слишком хотелось ранним морозным утром голосовать на углу. Мчась по городу, я читала в «Таймс» историю Дакоты. Как только стало известно, что ее убили, статьи о ней переместились со второй полосы на первую: «Университетское сообщество ошеломлено смертью женщины-ученого».
Статья начиналась с достижений, публикаций и наград, накопленных профессором за свою относительно недолгую карьеру. Второй очерк описывал реакцию сотрудников колледжа. Начинался он так: «Морнингсайд-хайтс оплакивают свою соседку». Дальше объяснялось решение Колумбийского университета и Королевского колледжа отменить занятия накануне праздничной недели, пока полиция пытается установить, является ли убийство делом рук человека, преследовавшего только мисс Дакоту, или это угроза для всего студенческого сообщества.
В третьей заметке, сбоку, прослеживался ход следствия по делу Ивана Краловица и ставилась под вопрос целесообразность всей операции — не каждый день прокуроры из Джерси выбирают подобные методы подтверждения улик. Каждая статья изобиловала цитатами из разнообразных источников, близких к убитой, и ссылалась на красноречивые слова капеллана Королевского колледжа Виолетты Хайсинг-старшей. Последняя сожалела о своей подруге и призывала студентов сохранять спокойствие перед лицом угрозы их общей безопасности. Остальную часть страницы, где заканчивались репортажи, занимала фотография толп студентов, выходящих после службы из церкви Риверсайд. Каждый держал в руке по тонкой серовато-бежевой свечке. Кое-кто промокал глаза салфетками и платками.
Я сложила газету и убрала ее в сумку, надеясь, что позже найду время разгадать кроссворд. Заплатив таксисту, я бросилась к дверям, сбежала вниз по ступеням к студии Уильяма и, оставив пальто в раздевалке, присоединилась к своим немногочисленным подругам, разминающимся в центре зала. Судя по теплым улыбкам и обычным жалобам о негнущихся суставах и паре лишних килограммов, ни одна из балерин не связала меня с плохими новостями в сегодняшних заголовках газет. Какое облегчение избежать вопросов и забот, неизменно сопровождавших мое участие в трагедиях других! Я продолжала разминаться в тишине.
Каждый раз, поднимая голову, я оглядывала помещение в поисках Нэн Ротшильд, но она не появлялась. Нэн входила в преподавательский состав колледжа Барнард, и я вдруг вспомнила, что год назад мы несколько раз говорили с ней о Лоле Дакоте. Можно было бы воспользоваться ее опытом, подумала я, и поднабраться дельных мыслей о том, как общаться с ее коллегами в ходе секретного расследования. Но сегодня утром Нэн не было видно.