Логорея - Ник Хорнби
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как замечал король Лир – быть может, во время визита в Айову в качестве лектора, – «Зачем судить, что нужно?» Зачем? Диккенс веселится, расширяя эпизод, выводя его за рамки необходимого. Перечитывая его теперь, я даже думаю, что он задумывался как ответ приверженцам лаконизма, поскольку старик расплачивается с Дэвидом монетками по полпенни в течение нескольких часов, и потому их беседа продолжается добрых две страницы. Можно было вырезать этого персонажа? Конечно же, этого персонажа можно было вырезать. Но в какой-то момент писатель – любой писатель, даже великий – вынужден признать, что он просто заполняет пространство между началом произведения и его финалом, при этом надеясь, что написанное им затронет, вызовет какие-то чувства и развлечет читателя.
Несколько общих наблюдений:
1. «Дэвид Копперфилд» – это «Гамлет» Диккенса. «Гамлет» – это пьеса, цитаты из которой стали легендарными; «Дэвид Копперфилд» – это роман, персонажи которого стали легендарными. Я не прочитал роман раньше отчасти из-за недоразумения: в детстве меня заставляли смотреть по Би-Би-Си сериал «Дэвид Копперфилд», и я был лишен всех прелестей текста Диккенса. (Как оказалось, я смог вспомнить только фразу «Баркис не прочь», хотя книга-то не о готовности Баркиса.) Я представить себе не мог, что познакомлюсь с Урия Хипом и мистером Микобером, а еще с Пегготи, миссис Стирфорт, Бетси Тротвуд, Эмили, Томми Трэдлсом и остальными. Я думал, Диккенс хотя бы парочку оставил для других романов, которые я не читал, – для «Записок Пиквикского клуба» или, скажем, «Барнеби Радж». Но он и не подумал так сделать. Возможно, это была его ошибка. Но об этом мы еще узнаем.
2. Почему режиссеры пытаются делать по Диккенсу фильмы и сериалы? В первом номере «Беливера» Джонатан Летем предложил представить персонажей романа «Домби и сын» животными, чтобы понять их сущность, и ведь на самом деле только главные персонажи романов Диккенса – люди. Вот Квилп из «Лавки древностей», приводивший в ужас мать Кита: «он приводил ее в ужас, вытворяя бог знает что – например, с опасностью для жизни перегибался через перила и вращал своими выпученными глазами, которые казались еще страшнее оттого, что он висел вниз головой <...> проворно спрыгивал на каждой остановке, когда меняли лошадей, и мелькал то в одном, то в другом окошке со зверски перекошенной физиономией»[4]. Вот Урия Хип: «бровей у него почти не было, ресниц не было вовсе, а карие глаза с красноватым оттенком, казалось, были совсем лишены век, и, помню, я задал себе вопрос, как это он может спать. Он был костляв, со вздернутыми плечами <...> я обратил внимание на его длинную, худую, как у скелета, руку. <...> его ноздри, тонкие и словно расплющенные, отличались странным и весьма неприятным свойством растягиваться и сокращаться; казалось, они моргают вместо глаз, которые у него вряд ли когда-нибудь моргали»[5]. И где найти таких актеров? Даже если бы они существовали, с ними бы вряд ли кто стал общаться, у них не было бы никакой жизни кроме съемок, не было бы подружек и никаких шансов сниматься в других фильмах, разве только в кино «Копперфилд-2: Месть Хипа». А если эти карикатуры обретут телесную оболочку, они перестанут быть собой. Студиям на заметку: смесь компьютерной графики и живой игры – это единственный выход. Да, это дорого; да, никто не отдаст свои деньги, чтобы на это посмотреть. Но если вы хотите восстановить справедливость – а я уверен, именно об этом вы, голливудские продюсеры, и думаете; да и вы, уважаемые читатели «Беливера», тоже, – то игра стоит свеч.
3. В «Лавке древностей» есть такой персонаж, Дик Свивеллер. Его Диккенс написал с Вудхауза. В «Дэвиде Копперфилде» у Дэвида есть два начальника, Спенлоу и Джоркинс, которые являются, наверное, первым изображением «хорошего полицейского» и «плохого полицейского» в художественной литературе.
4. Я уже жаловался, что все вокруг не дают нам спокойно читать классику. Согласен, я должен был прочитать «Дэвида Копперфилда» раньше, и заслушаю осуждения. Но даже самый последний сноб – критик, издатель, кто угодно – вынужден, наверное, признать: в какой-то момент нам все равно придется прочитать книгу в первый раз. Я знаю, умные люди всю жизнь только и делают, что перечитывают гениальные литературные произведения, но даже Джеймс Вуд и Харольд Блум когда-то читали их, прежде чем перечитывать. (Может, и нет. Может, они только перечитывают и именно этим отличаются от нас. Тогда шляпы долой, господа!) Как бы то ни было, великий Дэвид Гейтс рассказывает о двух-трех важных сюжетных поворотах в первом же абзаце введения, которое он написал к изданию в серии «Модерн классикс» (а я вообще-то читаю первый абзац, чтобы вкратце ознакомиться с эпохой и биографией писателя); я хотел было почитать об экранизациях романа на Amazon.com, но там неизвестный рецензент ограничился очередной бессмыслицей на три строки. Если бы я искал фильмы по Гришему, все было бы иначе.
5. В конце прошлого года мне подарили «Дэвида Копперфилда». Я все мечтал, как сяду в кресло, прочитаю пару страниц и почувствую величие Диккенса. Потом попробовал, но ничего не получилось. Кроме того, книга была небольших размеров, и я все время боялся, как бы не выронить ее прямо в ванну, не прожечь в забывчивости сигаретой и так далее. В итоге я читал четыре разных издания этого романа. Оставшийся со школьных времен экземпляр издательства «Пенгуин» развалился у меня в руках, и я купил роман в серии «Модерн классикс». Потом книга куда-то запропастилась, и мне пришлось купить еще одно дешевое пенгуиновское издание. Оно мне обошлось в полтора фунта. Каких-то девяносто долларов! (Это я попытался изобразить шутку на злобу дня. Больше не буду.)
В какой-то момент, прочитав около трети, я подумал, что «Дэвид Копперфилд» может стать моим любимым романом Диккенса. А поскольку я считаю его лучшим писателем в истории, то получалось, я прочитал половину лучшей книги в мире. Подобные мысли с возрастом перестают вызывать бурю эмоций, и потому реакция моя была не такой бурной, как можно предположить. У меня в голове возникла логическая цепочка, похожая на доводы философов из прошлого, доказывавших существование Бога: Диккенс = лучший писатель, «ДК» = его лучший роман, следовательно «ДК» = лучший роман из всех написанных. Я не чувствовал этой логики, я просто ее понимал, как вы понимаете логику тех философов. Но в итоге все же не срослось. Молодые женщины ходят в трауре. Буквально за двадцать пять страниц случается четыре смерти (если считать и глупую собаку Доры, хотя в этом я с Диккенсом не согласен). А когда остается двадцать страниц и ты уже готов к финалу, Диккенс вставляет бессмысленную и скучную главу о тюремной реформе. (Он против одиночных камер. Тем лучше для заключенных.)
Но «Дэвид Копперфилд» все же оказывается на одном уровне с «Холодным домом» и «Большими надеждами», поскольку это очень добрый и на удивление современный роман. Например, там хватает текстуальной рефлексии: согласно работе Эдгара Джонсона (правда, больше я нигде не нашел), полное название романа звучит как «Жизнь и наблюдения Дэвида Копперфилда, младшего из бландерстонского „Грачевника», которые он ни в коем случае не собирался издавать». Кстати, к вопросу о текстуальной рефлексии. Последний аргумент любого нечистого на руку критика – это предложение из серии «По большому счету это книга о самой книге / это фильм о самом фильме». Я и сам его использовал, когда писал много рецензий, и теперь могу честно заявить: глупость это. Ведь в нем говорится лишь о том, что книга или фильм обращают внимание на художественную, вымышленную свою природу, но это утверждение ничего не объясняет, и потому критики никогда не рассказывают, что же именно говорит о себе книга или фильм. (В следующий раз, когда вам встретится это предложение – а если вы читаете много рецензий, это обязательно случится в течение недели, – напишите автору рецензии и попросите его разъяснить свою мысль.)
Как бы то ни было, в жизни Дэвида Копперфилда всегда находятся мгновения, когда он может с сожалением и трепетом задуматься о прошлом. В книге особое место занимают воспоминания, а в собственном жизнеописании всегда смешиваются воспоминания и вымысел. Диккенс мастерски использует это смешение, ни один его роман не вызывал у меня столько эмоций. А еще в «Дэвиде Копперфилде» мне показалось необычным, как тонко очерчены некоторые персонажи и их отношения. Диккенс вряд ли тяготеет к сложности, но иногда одна побочная сюжетная линия накладывается на другую, один второстепенный персонаж на другого, и так до тех пор, пока повествование не потребует дальнейшего развития основной сюжетной линии. Но есть в романе и допущение, причем в самом современном смысле, что люди в браке могут быть несчастны, а еще герои Диккенса чувствуют ту безымянную тоску, которую стоит ожидать от апдайковского Кролика Ангстрома, а не от того, кто полромана распивает пунш с мистером Микобером. Диккенс, конечно, находит викторианское средство от болезни XX века, но все же... Среди пометок, сделанных перед написанием этой колонки, я обнаружил фразу «Он с другой планеты», в то время как Дэвид Гейтс в предисловии вопрошает: «Он марсианин?» А ведь некоторые его не ценят. Находятся и такие, кто называет его «худшим писателем за всю историю английской литературы». Ну да, конечно. Можете поверить им, а можете встать на сторону Толстого, Питера Акройда и Дэвида Гейтса. Ну, и я там же. Выбор за вами.