Хроники ада - Константин Кривчиков

– Как чего? Посоветоваться. Ты же в полиции работаешь. Мать просила с тобой посоветоваться. Может, эту записку в полицию отнести?

– Зачем?

– Как зачем? Ну ты совсем тупой после вчерашнего. Там же имена указаны: Родя Волчок и Гоша Куцый. Может, полиция дело заведет?

– Погоди. А ты Гошу давно видела?

– Я вообще его не видела. В смысле – с осени. А то бы я ему сейчас глаза выцарапала. Так что делать-то? Идти матери в полицию?

– Надо подумать, – сказал Варнаков. – Давай мы эту тему вечером перетрем.

– Ага! Ты вечером опять напьешься.

– Я не сразу напьюсь. А сейчас спи. Мне некогда.

Маринка, ворча, снова растянулась на кровати. Варнаков же вернулся на кухню и замесил в кружке пять ложек растворимого кофе. Посмотрел на часы – до девяти оставалось совсем немного. Успею? Опаздывать на ковер к Зайцеву нельзя. Ситуация и без того херовая…

Раздумья прервал звонок от Стеблова:

– Не спишь? Я решил на всякий случай звякнуть. Не забыл, что нас ждет с утра?

– Не забыл, – вяло сказал Колян.

– Ты чего такой вареный? Как рука?

– Терпимо.

– Ладно, я уже выезжаю. Да, ты на машине?

Варнаков посоображал. Мог ли он вчера после «Радианта» вести автомобиль? Вряд ли… А Маринка за рулем – это даже не обезьяна с гранатой, а Годзилла с базукой.

– Нет, наверное. На тачке доехал.

– Понятно. Тогда я к тебе сейчас заскочу. Ты… дома?

– У Маринки.

– Тогда диктуй адрес.

Допив кофе, Варнаков зашел в спальню и быстро оделся. Надев разгрузочный жилет песочного цвета, который таскал почти постоянно и летом, и зимой, механически проверил карманы. Удостоверение, кошелек, мобильник на месте, германский карманный нож-выкидушка «Boker» и зажигалка – тоже. Колян никогда не курил, но бензиновую зажигалку IMCO, подарок Васьки Гуреева, и несколько таблеток сухого спирта всегда носил при себе. На территории Зоны огонь и тепло в любой момент могут пригодиться. Правда, в Зону ему теперь, похоже, путь закрыт, но не менять же из-за этого привычки?

Не удержавшись, погладил спящую Маринку по круто выступающей ягодице. А Игорь говорил, что это не баба! Эх, Игорь…

Они все-таки немного опоздали. Едва вошли в здание горотдела, как дежурный, заметив их, закричал из окошка:

– Эй, Варнаков, тебя Зайцев искал. – Уже тише добавил: – Учти, рвет и мечет. Тебя, Стеблов, тоже спрашивал.

Разговор с Зайцевым занял меньше десяти минут. Михаил ожидал своей очереди в коридоре. Посмотрев на бледное, покрывшееся розовыми пятнами лицо Варнакова, сказал:

– Десять лет без права переписки и вазелин за свой счет. Я угадал?

– Почти. Отстранили на время служебной проверки.

– Что шьют?

– Превышение полномочий, повлекшее тяжкие последствия.

– Все? Неприятно, конечно, но…

– Нет, не все. По Корневу могут возбудить уголовное дело.

– Это кто такой?

– Браток из бригады Роди Волчкова. Тот, которого я во дворе завалил.

– Так он же бандит? – Стеблов в растерянности вскинул брови.

– По Зайцеву, бандиты тоже люди. Считает, что я его умышленно застрелил.

– Ну и дела… Похоже, ты кому-то сильно не нравишься.

– А пусть поцелуют меня в зад. Иди, Зайцев тебя ждет. Можешь на меня все валить, мне по хер.

– А мне – нет. Колян, ты не уходи. Подожди меня.

– Подожду, – сказал Варнаков.

Он вышел на крыльцо. На улице опять моросил дождь. Вроде и не холодно было, но Колян вдруг почувствовал озноб. Нахохлившись, набрал номер приемного покоя.

– Да, – сказала медсестра. – Есть такая Иванова. Вернее, была.

– Это… как понимать?

– В прямом смысле. Умерла она.

Варнаков сжал трубку. Сипло спросил:

– Когда?

– Что? Говорите разборчивей.

– Я спросил – когда умерла?

– Где-то с полчаса назад. Ну, может, чуть раньше.

Он спустился с крыльца и стоял неподвижно несколько минут, не обращая внимания на дождь. «Умерла, значит», – крутилось в голове. Значит, умерла… затем начал ходить взад-вперед вдоль здания горотдела. Умерла, значит, все-таки…

Здесь, на тротуаре, его и застал Стеблов.

– Вот ты где? А я уж подумал, что не дождешься, пойдешь похмеляться.

– Дождался. Как у тебя?

– Меня тоже отстранили, – довольно-таки бодро произнес Михаил.

– Тебя-то за что?

– Да так. Наверное, не то сказал, что хотели услышать. Ты куда сейчас?

– Не знаю. Хотя…

– Давай до дома подброшу.

– До дома? Нет, пожалуй… знаешь, если не спешишь, подкинь до больницы.

– Что, хреново?

– Да нет, просто повязку поменять надо.

– Вот это правильно, – сказал Стеблов. – Я смотрю, она у тебя под дождем намокла… Не болит?

– Что?

– Рука, говорю, не болит?

– Нет, – сказал Колян. – Рука не болит.

Глава 6

Мертвые не молчат

Николай Варнаков

Август 2016 г. Четверг. Искитим

Стеблов высадил Коляна у ворот больницы. Спросил:

– Тебя подождать?

– Не надо. Тут, наверное, очередь.

– Ну смотри…

Варнаков миновал небольшой скверик и приблизился к главному входу. Он поднимался по ступенькам крыльца, когда из дверей вышел капитан Сидоренко в сопровождении какого-то перца в джинсовом костюме. Сидоренко возглавлял в отделе внутренних дел Искитима подразделение по борьбе с незаконным оборотом артефактов. Варнаков был знаком с капитаном шапочно – сталкивался несколько раз, когда еще служил в отряде особого назначения, но плотно не пересекался. И не жалел об этом. Осведомленные люди поговаривали, что Сидоренко имел общие дела с небезызвестным Родионом Волчковым, а Колян «оборотней в погонах» презирал. Вот и сейчас ни он, ни Сидоренко не поздоровались – лишь посмотрели друг на друга и отправились каждый своей дорогой.

Показав удостоверение, Варнаков получил халат и прошел в реанимационное отделение. Там он минут десять безуспешно пытался выяснить подробности смерти «Веры Ивановой» – его отфутболивали, потому что произошла пересменка, и работавший ночью персонал уже разошелся по домам. Наконец, какая-то медсестра, оценивающе взглянув на настойчивого полицейского, снизошла до его проблемы. Поигрывая глазами, она посоветовала обратиться к женщине, лежавшей вместе с «Ивановой» в реанимационной палате.

– Она еще там находится, – сказала медсестра. – Может, вспомнит чего.

– С ней можно разговаривать?

– Даже не знаю. – Женщина выразительно надула пухлые губы.

– Извините, как вас звать?

– Вообще-то я Наташа.

– Наташа, мне очень нужно. – Колян молитвенно прижал ладонь к сердцу. – Просто край.

– Вообще-то это у врача… так-то ей уже лучше. Но…

– Пять минут.

– Ладно. Но я в коридоре подожду, – строго сказала медсестра. – Ее Сания зовут.

Сания лежала под капельницей. На вид – лет сорок. Смуглое лицо с широкими скулами и узкими продолговатыми глазами сразу выдавали представительницу восточной народности.

– У вас тут ночью женщина лежала, умерла утром, – сказал Варнаков, присев рядом на стул. – Вы ее запомнили?

– Совсем не запомнила, однако. Стонала она иногда. Вскрикивала. Один раз меня сильно разбудила.

Сания говорила с характерным произношением, иногда неправильно расставляя слова, которое Колян встречал у жителей татарских деревень.

– А когда она умерла, вы… Вы что-то видели?

– Видела. Когда ее увозили – видела. А когда умерла – не видела. Спала я тогда. – Она прикрыла глаза и провела кончиками пальцев по лбу. – Жалко ее. Молодая совсем была. И вот – нету уже.

– Почему вы решили, что она молодая?

– Я не знаю. Медсестра так сказала. Жалела. Молодая, говорит, совсем.

– Вы сказали: она вскрикивала. Может, слова какие-то произносила?

– Слова произносила. Только неразборчиво. Бредила, наверное.

– Совсем ничего не разобрали?

– Почему ничего? «Ай гюль» она говорила. Несколько раз. Еще говорила «Скажите отцу».

– Скажите отцу?

– Да, скажите отцу. Медсестре она говорила.

– Медсестре?

– Да, ночью. Когда та к кровати подходила, она сказала: «Скажите отцу… пусть… ай гюль».

Варнаков на секунду задумался, затем повторил, имитируя интонацию собеседницы:

– Скажите отцу… пусть… ай гуль? Так?

– Может, и так. Однако, плохо было слышно.

– И все?

– Все, наверное. Бредила, может, я не знаю. Вы мне воды подадите?

Колян взял с тумбочки стакан с водой и протянул Сание.

– Айгуль, это ведь имя такое, верно?

– Имя тоже есть, да. «Лунный цветок» по-нашему.

– Как?.. Лунный цветок?.. Айгуль – это, получается, два слова?

– Имя – одно слово. А переводится двумя словами. Ай – значит луна, гуль – цветок. Вообще-то мы говорим «гюль». Но «гуль» тоже можно. Это по-тюркски.

– Мы – это татары?

– Вообще-то я башкирка. – Сания усмехнулась кончиками губ. – А вам эта женщина кем приходится?

– Никем. Я провожу расследование.

– Понятно. А я подумала…

– Что?

– Побледнели вы сильно. Душно здесь…

Медсестра стояла в коридоре у окна.