Из штрафников в гвардейцы. Искупившие кровью - Сергей Михеенков

— Господи, Господи… — услышал он шепот старшего сержанта Численко, плывшего за соседним плотиком. — …Даруемая нам тобою… и в прославление крепкаго твоего заступления, да подаст он стране нашей, боголюбивому воинству ея и всем православным христианам на супостаты одоление, и да укрепит державу нашу…

Молись, молись, Иван, думал Нелюбин, лихорадочно оглядывая все выше и выше вздымающийся берег, только громко не шепчи, а то услышат, окаянные.

И тут, словно и вправду Святой Георгий, которому обращал торопливую молитву помкомвзвода Иван Численко, укрыл их небесным плащом, чтобы скрыть от глаз неприятеля. Надвинулась новая волна тумана, да такого густого, что плывшие по Днепру солдаты почувствовали его кожей лица. Однако минуту спустя, вначале выше по течению Днепра, а потом и по всему берегу, застучали пулеметы. Проснулись, окаянные. Нелюбин окинул взглядом торчавшие из воды головы и мокрые бревна плотов. Ну, теперь подавай Бог сил поскорее добраться до берега.

До песчаной косы оставалось каких-то двадцать-тридцать метров, когда над головой пронеслась трасса разноцветных пуль и веером ушла правее, рассыпаясь, как брызги на солнце. Как и рассчитал Нелюбин, немцы опасались вести огонь в сторону острова. Значит, охранение там все же выставлено. Но остров молчал. Часть плотов первого взвода снесло левее. И именно они первыми попали под огонь дежурных пулеметов. Немцы стреляли вслепую. Закричали первые раненые, зашлепала вода. И тотчас сверху ударили три или четыре пулемета. А вслед за ними разорвалась серия мин. С острова ударил МГ. Ну, теперь конец, подумал Нелюбин, но, заметив, что трассы с острова уходят вверх, в сторону немецких пулеметов, мгновенно сообразил, что это начал действовать Кузеванов. Только где они раздобыли скорострельный трофей? И, уже не таясь и чувствуя пальцами ног гальку твердого дна, Нелюбин закричал:

— Ребятушки! На берег! Разом! Налегли-и-и! — Он сразу забыл все уставные команды и, понимая, что бойцам, копошащимся в тумане среди высоких фонтанов, поднимаемых взрывами, и пулеметных трасс, достаточно ободряющего крика, что берег рядом, в нескольких шагах. Он перекинул через голову сапоги — где там, ектыть, их обувать, некогда, — взвалил на плечо ящик с гранатами; в свободной руке держа ППШ, поливал берег огнем и жестоко матерился. — Вперед, ребяты! Наша берет!

— Быстрей! Быстрей! В мертвую зону! — кричал кто-то из взводных.

Да нет, не самым проворным оказался Кондратий Герасимович, правее его уже устраивался прямо на песчаной косе старший сержант Веденеев со своим ДШК. И через минуту две коротких, пристрелочных, и длинная, верная очередь крупнокалиберного пулемета резанули гребень горы как раз в том месте, где трепетало пламя на дульном срезе скорострельного МГ. Немец замолчал.

— Молодец, Веденеев! Уходи под обрыв! Всем — под обрыв!

Бойцы выскакивали из воды, хватали ящики, оружие и раненых и бежали к круче. Только несколько плотиков, потерявших гребцов, медленно сносило течением. Вокруг продолжали подпрыгивать высокие фонтанчики. Похоже, прозевав высадку, немцы вымещали злобу на беспомощных целях, добивая раненых и рубя тела убитых, лежавших поперек бревен.

Основные силы роты собрались под обрывом. Третий взвод, с которым шел замполит Первушин, высадился правее и успел укрыться в овраге, заросшем лозами и кустарником. Это спасло не только группу Первушина, но и всю роту. Овраг оказался в их руках. Не бог весть какая позиция. Но все же — позиция. Есть где укрыться. Есть где сосредоточиться и организовать оборону.

Выше стрельба достигла такой интенсивности, что, казалось, там форсировал реку полк, и теперь немцы всеми силами, с привлечением артиллерии и минометов, пытаются сбросить его обратно в реку. Быть может, именно это обстоятельство и отвлекло в какой-то момент немцев от горстки бойцов старшего лейтенанта Нелюбина, которая под прикрытием тумана и пулемета, длинными прицельными очередями бившего с острова, успела выскочить из воды, покинув плотики, и укрыться в мертвом пространстве.

— Уходим в овраг! Передать по цепи — в овраг! — скомандовал Нелюбин.

— Живее, ребята! Живее! Сейчас опомнятся, закидают гранатами!

— Занимай овраг! Глубже продвигаться!

И тотчас несколько длинных «толкушек» шлепнулись на песчаной косе. Раздались взрывы. Прижавшихся к обрыву обдало камешками и мокрым песком. Вскрикнули раненые.

Вскоре рота сосредоточилась в овраге. Немцы постреляли еще немного, бросили несколько десятков мин, которые разорвались чуть дальше косы, в устье оврага, в болотине, и замолчали.

А правее, и уже вроде как вверху, шел бой.

Удивительным оказалось то, что ни берег, ни овраг не были заминированы. Немцы просто не успели это сделать. Так что прав оказался комполка, выдвинув Седьмую вперед и приказав ей с ходу форсировать реку.

День прошел относительно спокойно.

К вечеру прекратился бой и возле города. То ли сбили наших назад, в Днепр, то ли они все же закрепились, и немцы взяли паузу, чтобы перегруппироваться. Понять пока ничего толком было нельзя.

Тем временем Седьмая рота окапывалась по склонам оврага. Нелюбин сам расставлял пулеметы. Снова пригодились трофейные минометы. Для них Кондратий Герасимович приказал копать отдельный окоп, внизу, в самом укромном месте. Там, возле ручья, и установили все три «трубы». Жаль только, что мин к ним оказалось маловато. Оба плотика, на которых переправляли ящики, перевернуло. Оставалась надежда, что затонули они на отмели, и их можно еще поднять.

— Вы утопили, вы, ектыть, и вытаскивайте, — сказал Нелюбин минометчикам. — Как хотите, а чтоб мины к утру были на позиции. Хотите к немцам ползите, а хотите в речку лезьте…

До ночи они заминировали все подходы к оврагу. На тропинках, возле деревни, установили растяжки. Ночью Нелюбин отправил три группы разведчиков — во все три стороны. Минометчики отправились на берег. А сам Кондратий Герасимович приказал радисту связаться со штабом полка и доложил обстановку.

— Почему долго не докладывал? — спросил полковник Колчин, и в голосе его чувствовались и раздражение, и удовлетворение действиями Седьмой роты, и беспокойство о дальнейшей их судьбе.

— Соблюдал радиомолчание. Проявлял военную хитрость, — ответил Нелюбин.

— Ладно, хитрец, держись. Как себя ведет противник?

— Пока тихо. В километре или двух выше по течению почти весь день шел бой. Выясняю, что там и кто там. Вернется разведка, доложу. Думаю, им пока не до нас. Но дольше ночи они нас тут терпеть не будут.

— Держись, держись, Нелюбин. Удержишь плацдарм, звездочка тебе обеспечена.

Несколько дней назад, еще на марше, в ротах зачитали приказ: кто первым ступит на правый берег Днепра, закрепится, удержит плацдарм и обеспечит переправу вторых эшелонов, получит высшие награды, вплоть до звания Героя Советского Союза. Когда рота пошла вперед и появился шанс действительно первыми в дивизии перебраться на тот берег, у Нелюбина нет-нет да и вспыхивал внутри честолюбивый огонек утереть всем нос и прицепить к гимнастерке какой-нибудь солидный орден. Но теперь, оказавшись в овраге, окруженном с трех сторон противником, силы которого пока были неизвестны, а с тыла рекой, ротный об орденах уже не вспоминал. Думал о другом.

Если ночью его усилят хотя бы батальоном, да с орудийной поддержкой. Если помогут штурмовики и тяжелая артиллерия. Если подбросят боеприпасов и эвакуируют раненых. Тогда они, пожалуй, смогут расширить плацдарм и удержать его до прихода дивизии. Но для этого нужно, чтобы сюда прибыли офицеры связи и корректировщики из артиллерийских и авиационных частей. А то ведь лупанут и «горбатые», и «боги войны» по своим, как это не раз случалось.

Первыми вернулись минометчики. Шли, часто перебирая босыми ногами и оскальзываясь на сырой стежке, как дети после рыбалки, в пути застигнутые дождем. Нагруженные ящиками, они радостно дышали в темноте, посмеиваясь над тщедушным подносчиком Степиным.

— Ну, самоварщики, что там у вас?

— Да вон, Степин чуть не утоп.

— Косануть решил. Как налим под камень. Воевать не хочет.

Минометчики отыскали боеприпасы на глубине около трех метров. Ныряли, хватали ящики и волокли их под водой к берегу. Степин ухватил свой ящик и долго не выныривал. Астахов и Тарченко бросились за ним. Но тут с берега ударил пулемет, хлестнула на голос потревоженной воды дежурная очередь, плеснула в черное непроницаемое небо электрическим светом ракета, потом другая. И, пока они не отгорели над кромкой правого берега, минометчики не выныривали. Степина, чтобы не вынырнул под пули, притопили, а потом вытащили за ноги. Лежал потом под обрывом, блевал тиной и илом, пока его товарищи перетаскивали ящики. Там же отыскали и противотанковое ружье погибшего расчета.

— Молодцы, — сказал Нелюбин. — Объявляю вам благодарность. Награды выдаю немедля: ступайте к старшине, он вам нальет по сто граммов. Для сугреву и в порядке поощрения.