Стеклянная карта - Гроув С. И.
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но я же понятия не имею, как…
– А я, – сказал Шадрак, – тебя и не тороплю. У тебя развитое воображение, значит догадаешься.
Я лишь поясню тебе, с чего начать. В этом вся суть нашего первого урока, посвященного бумаге. – И он сел на соседний стул. – Бумажные карты недаром ценятся во многих эпохах. Они долговечны, неизменны – и понятны любому, взявшему их в руки. Это, конечно, весьма полезные свойства. Карты же иного рода более трудны для чтения и зачастую крайне уязвимы, зато куда лучше работают и надежнее сохраняют секреты. Качества, как ты понимаешь, взаимосвязанные. Бумажная карта всегда к твоим услугам, другие же большую часть времени, скажем так, находятся в спящем состоянии. Иногда, представь себе, их нужно будить, и только тогда они могут быть прочитаны!
София тряхнула головой. Сколько всего нового – и чем дальше, тем непонятнее!
– Поверь, тебе это пригодится… – сказал Шадрак, поднимаясь, и направился к двери. – Пойду доканчивать письма, касающиеся документов миссис Клэй… Надо их отправить с утренней почтой. И еще нужно справиться, как там Карлтон. – Он подмигнул. – Вернусь – проверю, что у тебя получилось!
Оставшись одна, София набрала полную грудь воздуха и еще раз обвела взглядом предметы, разложенные перед ней на столе. Книгу она трогать не стала, сосредоточив свое внимание на четырех «чистых прямоугольниках». «Бостон, 1831, февраль», – гласила надпись на каждом, в уголке справа внизу. Что говорил Шадрак о том, что некоторые карты нужно сперва разбудить? И каким образом карты отображали не только место, но и время? Возможно ли такое вообще?..
София нерешительно потянулась к металлической пластине, взяла ее в руки. Она холодила ладонь, но казалась на удивление легкой. Девочка увидела на буровато-желтой полировке собственное отражение… Но это было все, что ей удалось разглядеть, сколько она ни напрягала глаза.
Отложив пластину, София взялась за глиняную табличку. Ее обратная сторона была такой же чистой, как и лицевая. А вот стеклянная пластинка оказалась не настолько прозрачной, как ей показалось сначала. Но и тут оставалось только пялиться в молочно-мутную толщу, наблюдая, как проступают в ней собственные смутные черты… В самую последнюю очередь София взяла льняную ткань и поднесла к лицу, держа за уголки.
– Что у тебя внутри, платочек? – пробормотала она. – Скажи что-нибудь, что молчишь? Проснись, слышишь? Ну-ка, проснись…
Ответа не последовало. У Софии вырвался разочарованный вздох. Клочок льна затрепетал от дыхания, а когда она положила его на стол – кое-что произошло.
Поверхность лоскута стала меняться. На ней начали сами собой медленно возникать линии. У Софии округлились глаза. Края «платочка» украсились завитками, а посередине обнаружилась карта…
5. Учимся читать
15 июня 1891 года, 9 часов 22 минуты
После Разделения минули целые десятилетия, прежде чем картология утвердилась на Новом Западе как важнейшее из научных направлений. Зато, вобрав в себя сферу истории и став неотъемлемой частью государственной программы исследований, она прочно заняла место в авангарде науки. При этом изучение практической картологии иных эпох оставалось дисциплиной узкоспециальной и даже периферийной…
Шадрак Элли. История картологииСофия уронила лоскут на стол и помчалась к лестнице.
– Дядя Шадрак, посмотри! – закричала она. – Там такое!..
– Иду, – отозвался он сверху. – Ну-ка, ну-ка…
Она побежала обратно к столу, желая убедиться, что карта никуда не делась. Рисунок был по-прежнему на своем месте. Вот они, тонкие, цветные, словно перышком вычерченные линии. Легенда была представлена двумя бледно-голубыми циферблатами справа. На первом были цифры от одного до двадцати восьми, на втором – самые обыкновенные часовые деления. Посередине куска ткани вилась тонкая и сложная сеть зеленых и коричневых линий, сплетавшихся в знакомые очертания Бостона. Карту обрамлял узор, выполненный золотом. Завитки, таинственные символы…
– Ну и как ты это обнаружила? – спросил Шадрак, подсаживаясь к племяннице.
Он принес с собой стакан воды, который поставил на почтительном удалении от карт.
– Я… я не уверена. Кажется, я на него подышала…
– Что ж, неплохо для начала. – Дядя улыбнулся и потер подбородок. – Мы многое случайным образом открываем… Матерчатые карты реагируют на воздух, будь то ветерок, буря или дыхание. Причина же в том, что они являются погодными картами. То есть на ткани можно изобразить что угодно, но наилучшим образом она будет показывать изменения погоды. Эта, например, отражает метеоусловия в Бостоне в феврале тридцать первого года…
– А выглядит как обыкновенная карта, – сказала София. – Вон те линии – они обозначают погоду?
– Это невозможно прочесть, пока не назначены день и час, – ответил Шадрак.
И он указал на циферблаты легенды. Между прочим, стрелок на них не было.
– Так это дни и часы? – догадалась София.
– Верно. Выбери что-нибудь.
– А как?
– Самым традиционным образом – пальцами. Можно, однако, использовать любые предметы – бусы, булавки… да что угодно. Мне, к примеру, нравится вот это…
Он потянулся к ящику конторки и вынул небольшую кожаную коробочку. Внутри лежали ничем не примечательные голыши. Не больше ноготка величиной, гладкие.
– Ясно! – обрадованно воскликнула София и положила один камешек на цифру «восемь» дневных делений, а другой – на девятку почасового циферблата.
Ничего не произошло.
– Девять утра восьмого февраля тысяча девятьсот тридцать первого года, – пробормотал Шадрак и отпил воды.
София прищурилась, изучая карту.
– Ничего не происходит!
Шадрак наградил ее пристальным взглядом:
– Прежде чем ты увидишь погоду, которая стояла восьмого февраля, дай-ка я объясню тебе принципиальную разницу между этими картами и теми, к которым ты привыкла. Это карты памяти. В них запечатлено не только мнение о данном месте и времени одного отдельно взятого картолога – они хранят совокупные воспоминания реальных людей, то есть историю. Просто одни карты отражают впечатления одного человека, а другие – то, что могли бы рассказать многие. В этой, например, заключены реминисценции сотен людей, проживавших в Бостоне в феврале тридцать первого года.
– И как такое получается? – выдохнула София.
– Это ты постигнешь, когда будешь учиться сама карты делать. Заранее скажу лишь, что исследовательской работы здесь хватает. Сейчас постарайся понять вот что: чтение подобной карты – все равно что приобретение воспоминаний. Ты будешь переживать жизненный опыт тех людей, которые были очевидцами событий.
У Софии округлились глаза.
– А можно попробовать прямо сейчас?
Шадрак нагнулся над картой, не снимая рук со стола.
– Можешь показать мне Бостонские общественные земли? Видишь их на карте?
София даже фыркнула:
– Проще простого!
И прижала пальцем зеленый пятиугольник в правой части лоскута.
Стоило коснуться ткани, как в памяти буквально сверкнуло. Воспоминание было таким ярким и красочным, словно принадлежало ей самой. Она увидела общественный луг при свете раннего утра, над головой летели облака. Пейзаж кругом выглядел несколько нечетким, размытым, зато откуда-то всплыли ощущения резких ударов холодного ветра и сырости, витавшей в воздухе. По спине даже озноб пробежал. София ахнула и оторвала палец от карты. Картинка сразу начала меркнуть.
– Ух ты! – вырвалось у нее. – Все как наяву.
Я как будто в самом деле вспомнила.
Шадрак с довольным видом откинулся на спинку стула.
– Да, – сказал он. – Это соответствует замыслу. Так эти карты и работают.
– Но чьи же это воспоминания? И кто их туда заложил? Ты?
– Как тебе сказать… И да и нет. Я разузнал, кто был в тот день в том месте и что именно запомнил, ведь карта заключает в себе лишь сведения, известные ее составителю. Это же не всевидящий глаз какой-нибудь… А воспоминания исходят от реальных людей, живших в то время, когда я делал карту. Ну и письменные мемуары в ход пошли…