Наследники - Уильям Голдинг

Здесь наконец не стало воды у них под ногами. Вместо этого были высокие ледяные глыбы, которые неотторжимо пристыли к утесу; а со стороны, скрытой от солнца, под боком у каждой глыбы лежал снежный сугроб. Лок опять почувствовал все зимние горести и ужас перед ледяными женщинами, так что жался к Фа, будто к пылающему костру. Над головой у него была узенькая полоска неба, леденяще холодного неба, сплошь усеянная звездами, и там пролетали хлопья облаков, которые взяли в плен лунный свет. Теперь Лок разглядел, что лед цепляется за бока расщелины, как вьюнок, широкий понизу и разрастающийся выше тысячью усиков и плетей, на которых беловато мерцали листья. Лед лежал у Лока под ногами, обжигая их, и они совсем застыли. Вскоре он пустил в ход и руки тоже, и они застыли не меньше, чем ноги. Крестец Фа колыхался впереди, и он неотступно шел следом. Расщелина стала шире, здесь больше света проливалось внутрь, и он увидел прямо впереди голую отвесную крутизну. Внизу, на левом склоне, лежала полоса непроглядной черноты. Фа подползла прямо к этой черноте и нырнула туда. Лок пополз следом. Он очутился в такой теснине, что мог коснуться обеих стен растопыренными локтями. Но он протиснулся.

Свет брызнул ему в глаза — он скорчился и прикрыл глаза ладонями. Моргая, глядя вниз, он увидал валуны, которые ярко сверкали, глыбы льда и густые синие тени. Он увидал ноги Фа прямо перед собой, побелевшие, усеянные льдистыми блестками, и ее тень, изменчивую на льду и камнях. Он посмотрел вперед и увидал облачка пара от их дыхания, которые висели вокруг, как пелена брызг у водопада. Он замер на месте, и Фа затуманилась в облаке собственного дыхания.

Пространство было громадное и открытое. Его сплошняком обступали скалы; и всюду ледовые вьюнки всползали кверху и распространялись вширь по скалам высоко над головой. Там, где они достигали дола святыни, они делались все толще и наконец стали могучими, как стволы вековых дубов. Их высокие плети исчезали в ледяных пещерах. Лок отступил назад и глянул на Фа, которая уже взобралась выше, к другому концу святилища. Там она присела на корточки и подняла сверток с мясом. Не было слышно ни звука, даже шум водопада будто умолк.

Фа заговорила тихо, почти шепотом. Сперва Лок еще разбирал отдельные слова, «Оа» и «Мал», но крутизна отвергла эти слова, они отскакивали назад, а Фа опять бросала их все туда же.

«Оа», — сказали круча и огромный вьюнок, и другая круча позади Лока запела: «Оа, Оа, Оа». Теперь они уже не выговаривали отдельных слов, а выпевали их единым духом. Пение подымалось, как вода во время прилива, и растекалось, как вода, и вот оно уже превратилось в звенящее «А», которое оглушало Лока. «Болен, болен», — сказала крутизна в конце святилища; «Мал», — сказали скалы позади, и весь воздух певуче наполнял безбрежный подымающийся прилив, над которым властвовала Оа. Шерсть на Локе ощетинилась. Он шевельнул губами, будто хотел сказать «Оа». Потом глянул вверх и увидал ледяных женщин. Пещеры, где исчезали плети огромных вьюнков, были их ложеснами. Их бедра и чрева выступали из утеса в вышине. Они нависали так тесно, что небо казалось меньше, чем дол святилища. Тело сплеталось с телом, они клонились, гнулись, и заостренные их главы сверкали под луной. Лок увидал, что ложесна их подобны пещерам, голубым и наполненным ужасом. Они отделялись от поверхности скалы, и вьюнок был водою, которая сочилась меж скалой и льдом. Волна звука нахлынула им по колена.

— Аааа, — пел утес. — Аааа…

Лок лежал ничком, уткнув лицо в лед. Хотя иней поблескивал на шкуре, его прошибал пот. Он чувствовал, что падь сдвигается вбок. Фа трясла его за плечо.

— Пойдем!

В брюхе у него было такое ощущение, будто он обожрался травой и вот сейчас его вырвет. Он ничего не видел, будто ослеп, только зеленые огоньки с беспощадной неотвратимостью плыли в черной пустоте. Голос святилища вошел в его голову и теперь жил там, как голос моря живет в раковине. Губы Фа шевельнулись у него над ухом.

— Покуда они тебя не увидали.

Он вспомнил про ледяных женщин. Не отрывая глаз от земли, чтоб не увидать жуткого света, он пополз прочь. Тело у него было безжизненное, мертвое, и он не мог заставить его повиноваться. Спотыкаясь, он покорно следовал за Фа, а потом они выбрались через расселину в крутизне, и падь перед ними повела их вниз, а там другая расселина тянулась к долине. Он побежал за Фа и стал с трудом спускаться. Вдруг он упал и покатился вниз, перекувырнулся, неуклюже запрыгал средь снега и валунов. Потом ему удалось остановиться, он был слаб, потрясен и скулил, как недавно скулила Нил. Фа подошла к нему. Она охватила его одной рукой, и он склонился, глядя вниз, на тонкую полоску воды в долине. Фа тихонько сказала ему на ухо:

— Там было слишком много Оа для мужчины. Он обернулся и уткнул голову у нее меж грудей.

— Мне стало страшно.

Оба помолчали. Но в них прочно засел холод, и тела их опять дрожали.

Уже оправясь хотя бы отчасти от ужаса, но все еще скованные холодом, они стали ощупью спускаться по склону, который становился все круче, и вот уже шум водопада взметнулся им навстречу. Теперь Лок увидал отлог внутри головы. Он стал объяснять Фа:

— Другой на острове. Он могучий прыгун. Он побывал на этой горе. Подходил к отлогу и глядел вниз.

— Где Ха?

— Упал в воду.

Она оставила позади себя облачко пара от дыхания, и из этого облачка послышался ее голос:

— Никакой мужчина не упадет в воду. Ха на острове. Потом она помолчала. Лок изо всех сил старался думать о том, как Ха прыгает через долину на остров. Но так он не видел. Фа заговорила опять:

— Другой наверняка женщина.

— У него запах мужчины.

— Тогда должна быть еще другая женщина. Может ли мужчина выйти из чрева мужчины? Наверно, была и женщина, а потом другая женщина, и еще другая. Сама собой.

Лок попытался в это вникнуть. Покуда была женщина, была и жизнь. Но что толку от мужчины, кроме как вынюхивать и видеть внутри головы? Утвердясь в своей покорности, он не испытывал желания сказать Фа о том, что видел другого, или о том, что видел старуху и при этом знал, что его самого она не видела. Вдруг все видения и даже мысль о словах ушли из его головы, потому что теперь оба добрались до того места, где тропа была почти отвесной. Молча стали они одолевать спуск, и рев воды захлестнул их, ударяя в уши. Только когда они очутились на уступе и рысцой бежали к отлогу, он вспомнил, что ушел искать Ха, а теперь возвращается без него. Будто ужас святилища все еще их преследовал, оба бежали во весь дух.

Но Мал не сделался новым человеком, как они ожидали. Он все лежал пластом, и дыхание его было таким слабым, что грудь едва подрагивала. Они видели, что лицо у него темное, оливковое и блестит от пота. Старуха поддерживала в костре жаркий огонь, и Лику отодвинулась подальше. Она опять ела печень, медленно и торжественно, не сводя при этом глаз с Мала. Обе женщины сидели на корточках по бокам от него, Нил наклонилась и своими волосами утирала пот с его лба. Казалось, на отлоге неуместно было Локу рассказывать про другого. Нил, заслышав их, подняла голову, увидала, что Ха нету, и опять склонилась над стариком, утирая ему испарину со лба. Старуха осторожно погладила его плечо.

— Будь здоровым и сильным, старик. Фа отдала за тебя приношение Оа.

Тут Лок вспомнил свой ужас, когда над ним нависли ледяные женщины. Он открыл было рот, чтоб заговорить, но Фа, которая сопереживала его видение, быстро зажала ему рот ладонью. Старуха ничего этого не заметила. Она извлекла из желудка, откуда все еще валил пар, лакомый кусок.

— Теперь сядь и ешь.

Лок заговорил с Малом:

— Ха ушел. На свете есть другие люди. Нил встала, и Лок знал, что сейчас она начнет причитать, но старуха сказала, как недавно говорила ему Фа:

— Молчи!

Она и Фа бережно приподняли и усадили Мала, а он почти висел у них на руках, и голова его каталась по груди Фа. Старуха просунула кусок ему между губ, но они вяло выплюнули еду. Он говорил:

— Не разбивайте мою голову и кости. Вы найдете только слабость.

Лок оглядел женщин, разинув рот. Оттуда вырвался невольный смех. Потом он стал скороговоркой втолковывать Малу:

— Но ведь есть другой. А Ха ушел. Старуха подняла голову:

— Принеси воды.

Лок быстро сбегал к реке и принес воду в пригоршнях. Он медленно окропил лицо Мала. Новый человечек выбрался на плечо Нил, зевнул, переполз ей на грудь и стал сосать. Люди видели, что Мал опять силится заговорить.

— Положите меня на теплую землю у костра.

Средь шума водопада наступило мертвое молчание. Даже Лику перестала есть и стояла, глазея. Женщины не пошевельнулись, но не сводили глаз с лица Мала. Молчание переполнило Лока, излилось водой, которая вдруг навернулась ему на глаза. Потом Фа и старуха бережно уложили Мала на бок. Они подтянули его шишковатые, костлявые колени к груди, подогнули ноги, приподняли голову с земли и подсунули под нее его сложенные ладони. Мал лежал у самого костра, и глаза его глядели прямо в огонь. Волосы у него на голове стали потрескивать, но он, казалось, даже не замечал этого. Старуха взяла щепку и очертила на земле круг подле его тела. Потом они приподняли его, лежавшего на боку, в таком же торжественном безмолвии.