Тайна Нереиды - Роман Буревой

– Невозможно, – сказал Элий вслух, проверяя силу этого слова. Но не ощутил его веса. Пустота. Колебание воздуха.

– Значит, ты позвал меня сюда, чтобы я раскрыла тебе будущее? – Голос Летиции задрожал от обиды. – Ты все время думаешь о своих важных государственных делах. Даже когда со мной здесь наедине! – Она вдруг заплакала. Легко, по-детски, как прежде смеялась. – Я знаю, ты презираешь меня, считаешь развратной, потому что я легла с тобой в постель! Потому что сама попросила об этом! Да я, шлюха! Я целую твой портрет и ласкаю себя и воображаю, что предаюсь с тобой Венериным удовольствиям. Я не могу ни о чем думать – только о тебе. Каждую минуту, каждую секунду. Сижу одна в комнате и шепчу: «Элий, Элий…» Я просто-напросто сошла с ума. Только и всего! – Она не знала, что заставило ее признаться в подобном. Ей хотелось вывернуться наизнанку, лишь бы приблизиться к нему.

– Мы должны быть рядом, чтобы было не так страшно. – Это все, что он мог сказать.

– Рядом или вместе?

Он обнял ее за плечи, привлек к себе. Она прижалась к нему так порывисто, что повалила на ложе, будто собиралась устроить веселую детскую возню. Ребенок, совсем еще ребенок.

– Почему ты ко мне так относишься, а? Почему?

Он хотел ответить шутливо, и не смог. Вместо ответа положил ее ладонь себе на грудь. Хотел сказать что-нибудь нежное. Сказать нетрудно. Слова обрадуют Летти, как погремушка ребенка. Но напрасно он набирал раз за разом в легкие воздух – произнести не мог ни звука – только губы беззвучно шевелились.

– Считай, что ты все сказал, – засмеялась она и стала целовать его в губы.

– За что ты меня любишь, Летти? Ведь я калека, настоящий антиганимед [13], ты должна испытывать ко мне отвращение.

Летиция покосилась на его изуродованные ноги. Да, наперегонки с Элием не побегаешь. Но при этом Цезарь надел на пир тунику без рукавов, будто невзначай желал покрасоваться мускулатурой плеч и рук.

Летти погрозила ему пальцем:

– Ты кокетничаешь, как девчонка! Ты позировал Марции для ее Аполлона, и все знают об этом. Для доблестного мужа это неприлично.

Элий смутился:

– Мне кажется, что ты старше меня, Летти. И одновременно – ты – ребенок. Но знаешь ли ты меня? Ты клялась, что любишь. Я верю. Но не знаешь – это уж точно.

– Зачем мне знать тебя, если я тебя люблю? – Ей и самой хотелось узнать его и понять, но сейчас она принялась ему противоречить. Каждую минуту она чувствовала себя другой. Не могла нащупать нужный тон. Хотелось все время говорить, неважно что – лишь бы слова звучали напевно, лишь бы фразы были особенно музыкальны.

Она погладила его волосы. Он перехватил ее руку и прижал к щеке. Физически он желал ее. А сердцем? Она не знает, каков он. А он знает – какова она? Что у нее на душе? Он видит юную девчонку, прежде – испуганную, ныне – самоуверенную. И только. Но кто она? Пророчица, наполовину гений, наполовину человек. Порой ему казалось, что ее детская наивность и кокетство – лишь неумелое притворство. А на самом деле она в тысячу раз умнее его. Но это предположение его не оскорбляло. Отнюдь. Ему нравилось думать так.

– Считаешь меня капризным ребенком? – вызывающе спросила она. – А я не капризная, нет. И не избалована. Да, я росла в богатстве. Но мама никогда не исполняла того, что я хотела. Если я просила подарок, я его не получала. Если выбирала платье, Сервилия тут же покупала другое, самое безобразное, какое только имелось в лавке, но при этом непременно крикливое, заметное. Чтобы все обращали на меня внимание и видели, как я безобразна. Меня заставляли чинить электрическую проводку в доме и прибирать в комнатах. Поэтому я ненавижу метелки, а еще больше – электроприборы, а они непременно ломаются у меня в руках. У нас, так сказать, взаимная вражда. А еще меня заставляли прясть шерсть.

– Прясть шерсть? – переспросил Элий. – Разве этим еще кто-то занимается?

– Конечно, нет! Но ты помнишь старинные эпитафии? «Матрона была добродетельна и пряла». Так вот – я тоже пряла. По теории Сервилии человек должен учиться преодолевать невзгоды, занимаясь неинтересным, унизительным делом. Именно так рождается воля к жизни. Умение постоять за себя. А я не желаю больше прясть шерсть! Ясно?

– Бедная моя, – шутливо вздохнул Элий и погладил ее по голове. – Я не буду заставлять тебя прясть шерсть.

У Летиции вспыхнули щеки. Намек Элия был более чем прозрачен. И все же он был так далек от нее… Как пробиться к нему? Как? Вновь принадлежать ему и ни на йоту не приблизиться. Вот только зачем? Разве может любовь удовлетвориться нелюбовью? Лучше не искать ответа на вопросы. По крайней мере, в эту ночь. Лишь прикасаться губами к коже, и впитывать в себя тепло и дышать теплом и дарить тепло. Потому что скоро, очень скоро наступит холод и поглотит весь мир.

Фабия отыскала их в полутемной аллее. Они шли рядом вполне целомудренно и чуточку старомодно – Элий, хромая, опирался на руку Летти. Если Фабия хотела обмануться, то у нее была такая возможность. Но Фабия даже не заметила их соединенных рук, и того, как они смотрели друг на друга. Впрочем, было темно. Но даже не это было причиной. Фабия вся кипела от возмущения.

– Руфин женится на Криспине! Это решено. О, боги! Он разводится с женой, с которой прожил столько лет ради смазливой дуры. Элий, ты должен предотвратить это безумие!

– Зачем? С бесноватыми надо бесноваться, разве ты не знаешь старой поговорки?

– Мы сейчас же уезжаем! Летти, я иду за авто. Жду тебя у ворот.

Летти вздохнула, глядя ей вслед.

– Бедная бабушка. Она слишком близко к сердцу воспринимает каждое событие в Риме. Надо посоветовать ей исполнить какое-нибудь желание. Пусть пожелает безумной любви или невероятных приключений. Это отвлекло бы ее от реальности. Правда, Элий?

– Летти, я тебя попрошу сейчас об одном.

– О чем, милый?… – он провела ладонью по его лицу. Пальцы замерли на его подбородке. О боги, неужели пора расставаться? Летти готова была упасть на колени и умолять Элия позволить ей остаться. Служанкой, любовницей – неважно кем. Лишь бы рядом с ним.

– Не бери гладиаторских клейм.

Летиция его не слушала. Она сейчас уедет – ни о чем другом Летти не могла думать. Пока они рядом… как хорошо! Быть все время рядом и ни на миг не расставаться – вот счастье! Неужели он не чувствует, как сильно она влюблена!

– Обещай мне не брать клейм.

– Ладно. Я маленькая девочка и не могу взять клеймо. Или ты забыл? Клейма предоставляются лицам, достигшим двадцати лет, – и она захихикала, старательно пытаясь убедить его в том, что она глупа.

Еще минута! Еще минута вместе! Она не выдержала, обвила его шею руками и прильнула к его губам. Пусть видят. Ей плевать. Быть мудрой – невыносимо!

Элий смотрел, как гости покидают поместье. Летти сидела в последнем авто. Когда «кентавр» уже выехал за ворота, девочка обернулась и махнула рукой. Ее любовь ему льстила – так гладиатору льстит поклонение влюбленных нимфеток. Не более того. В глубину ее чувства он не верил – в этом возрасте принято влюбляться безумно и кратко, она выбрала его, и теперь играет в любовь. День придет – все пройдет, и игра, и безумие.

– Милая девочка, – сказал Квинт, становясь за плечом Элия. Он сказал это слишком многозначительно. – К тебе неравнодушна. К тому же соблазненная. Разве теперь ты не должен жениться?

– Дело не в этом…

– А в чем же? Не волнуйся, я заглянул в историю ее болезни. Она только что прошла обследование в Эсквилинской больнице. После травмы не осталось осложнений. Вер добросовестно заклеймил желание ее матери.

Странно, но Элий только что подумал именно о ее недавней болезни. Мысли, что ли, читает Квинт!

– Сервилия меня терпеть не может. Она никогда не согласится на этот брак.

– Так и говори: нужна помощь в щекотливом деле. Я дам отличный совет, друг мой. Обратись к императору. Он – твой приемный отец. Намекни, что было бы неплохо сыграть одновременно две свадьбы – твою и его. Он не глупый человек и сразу поймет, что твой брак сделает его женитьбу не такой смешной в глазах вечно насмешничающих римлян. Ты тоже намного старше своей невесты. На сколько – не имеет значения. И не разводился спешно, чтобы заполучить в постель девчонку.

«А Марция?…» – хотел спросить Элий.

При мысли о Марции Элию сделалось тошно, захотелось лечь прямо на дорогу в пыль, и лежать не двигаясь. Умереть… Или хотя бы позабыть обо всем.

И опять Квинт угадал его мысль.

– Марция – конкубина. О конкубинах римляне быстро забывают. А Летиция – милая девочка, – повторил свой довод Квинт. – Если сватом выступит император, ни одна мамаша не посмеет перечить. Видишь, как все просто.

– Почему ты решил, что я хочу жениться?

– Ты не хочешь, ты – должен, – поправил его Квинт. – Ты – Цезарь. В твоем возрасте Цезари всегда женаты. Ты несколько припозднился.

– Наследников нарожает Криспина.