Рассвет нового мира - Ярослав Коваль

Но с другой стороны — почему бы нет? Иногда можно и так пожить.

Можно поспать и на пышной, слишком короткой кровати, на которой нельзя позволить себе поваляться днём, потому что она каждое утро убирается руками Нелевер, искусно, как в музее. Можно сидеть на жёстких пафосных стульях с золотым шитьём на обивке и опасаться шаркнуть их ножками по драгоценному наборному паркету. И с отсутствием перекусов можно смириться: любая трапеза превращалась в церемонный обряд, в манипуляцию десятком прибором и поеданием крохотных порций кулинарных шедевров с антикварных фарфоровых тарелок. Для разнообразия можно и помучиться по-господски.

Зато какое наслаждение рассматривать отделку столешниц, резьбу на стенках и дверках шкафов, вышивки, кружевные вставки на покрывалах и занавесях, гобелены и великолепно украшенные деревянные своды комнат! Да и сама прислуга, нанятая по всем правилам и потому отлично ориентирующаяся в обстановке и протоколе, была частью этого произведения искусства.

Я любовался точными и плавными движениями Нелевер, когда она подавала мне завтрак или ужин, горделивыми и бесшумными шагами Йорвоэта, моего дворецкого, по совместительству камердинера, протягивавшего мантию столь безупречно, как, небось, и дипломаты свои грамоты не вручают… В общем, чтоб быть слугой такого уровня, нужно иметь и знания, и навыки, и отменный вкус. Такая прислуга — тоже знак статуса.

— Скажи им, что я выхожу.

— Хорошо. Следует ли ждать вас к ужину?

— Что-то я сильно в этом сомневаюсь. Всё будет зависеть от хода событий. Я сообщу, если решу переночевать где-нибудь в городе или в гостях, и мне не нужен будет завтрак.

— Благодарю.

Заседание было приурочено к какому-то из значимых праздников Мониля, в них я пока разбирался плохо. Так что нас ждала торжественная церемония, а вечером — празднества, наверное, даже пиршество. Даст бог, на фоне запланированного разудалого веселья хватит времени, чтоб обсудить дела — по традиции заседания Курии не должны были длиться дольше недели, предполагалось, что куриалы за это время способны решить все насущные вопросы. Подобная традиция была призвана гарантировать отдалённым провинциям Мониля более или менее бесперебойное присутствие своего правителя на «рабочем месте», то бишь на вверенных ему землях. Если он и уезжал на заседания, то скоро возвращался. А то, что куриалам трудно было уложиться в положенное время, обывателей мало волновало.

Я же успокаивал себя соображениями, что если Курия не поспеет всё решить сейчас, то скоро соберётся снова. Правда, мне это будет не очень удобно, я ведь должен успевать заниматься энергетической системой Мониля, обучением своих учеников и проблемами родного мира.

Арранарх был разукрашен на славу — немногим хуже, чем в тот день, когда я получил цепь и мантию куриала. Улицы были полны празднично разодетого народа, яблоку некуда упасть, но меня это волновало мало — мне ведь в любом случае зарезервировано место в первых рядах. Куриал я или не куриал? Экипаж очень быстро доставил меня на главную площадь, и здесь я встал среди самых молодых полноправных представителей местного парламента — не по возрасту, а по положению.

— Добрый день, — сказал мне Моранган, вставший рядом, по правую руку.

Он был наследником недавно скончавшегося правителя области Кадашта в Хастарете, сравнительно молодой провинции Мониля. В Курию ввели ещё его дядю, бездетного и потому передавшего власть племяннику. Парень был чуть старше меня, тоже новичок, и, может быть, поэтому охотно шёл на контакт.

Правда, все остальные куриалы тоже меня не игнорировали. Я был им любопытен — кому-то из-за своей «одержимости демоном», кому-то из-за происхождения, из-за того, что родился и жил в немагическом мире, а теперь представлял собой реальную чародейскую силу. Ну и, конечно, по чисто деловым причинам. Для своего соседа Земля, то бишь Терра, оставалась incognita, и это выражение нынче переживало среди моих соотечественников свою вторую молодость и второй этап популярности.

— Приветствую. — Я степенно кивнул ему, а потом и другим куриалам, стоявшим поблизости.

Неподалёку горделиво запрокидывала голову Нуамере, чародейка, державшая под своим контролем добрую половину монильских транспортных транзитов, точек перехода из мира в мир или из области в область: они магически сближали отдалённые области пространства и значительно сокращали время в пути. Она относилась ко мне с вежливым любопытством и всё время смотрела выжидательно, будто всерьёз ждала, что вот сейчас я выдам универсальный рецепт, и она, чей бизнес на сто процентов зависел от стабильного потока энергии, в результате ничего не потеряет.

Она мне нравилась как женщина и не нравилась как человек. Успокоить её, да и других куриалов, чьё могущество стояло на энергетическом фундаменте, мне пока было нечем.

Трубы и цитали (так именовались местные струнные инструменты, из которых каким-то образом удавалось извлекать звуки, по громкости не уступающие трубным, но притом мелодичные; потому-то эти инструменты использовались на парадах) возвестили начало шествия. Сперва нам и, разумеется, столичной бедноте и среднему классу, предстояло любоваться на богатых обитателей Арранарха, идущих целыми семьями к ступеням храма с цветами, перевитыми золотыми и серебряными лентами. С них свисали монеты — пожертвования храму. На самом обряде чествования могли присутствовать только куриалы, но минимально поучаствовать-то хотели все.

Нам приходилось улыбаться и махать руками. Через полчаса лицо у меня жутко устало. Я ведь не был так-то уж закалён жизнью торгового агента и не умел улыбаться рефлекторно, так же незаметно, как дышать. Но мне, как одному из младших, приходилось стоять ближе всех к проходящим мимо горожанам. Меня они видели особенно хорошо и смотрели с особенным вниманием — само собой, ведь я слыл кейтахом, хоть и обелённым по решению Храма. То есть опасности нет, любопытство ничто не сдерживает. Хорошо хоть тыкать в меня пальцами или останавливаться и трогать за одежду не позволяли приличия и протокол.

Потом начался парад. Облачённые в старинные доспехи солдаты выглядели настолько потрясающе, что казалось, будто находишься в самом сердце высокобюджетного голливудского фильма. Местные умели показать избранные полки так, что дух захватывало не только у меня, чужака, но и у арранархских обывателей. Ровный, будто по метроному, грохот сапог по брусчатке, звон доспехов и оружия, единые движения и даже, кажется, дыхание — так, по крайней мере, казалось — представляли армию, как единый организм. Такой она ведь и должна быть.