Взлет разрешаю! - Корчевский Юрий Григорьевич

На новом аэродроме и район полетов другой, летчикам пришлось изучать характерные особенности местности. Что хорошо для захода на свой аэродром, так расположение. Протвино на слиянии двух рек – Оки и Протвы. Стоит, возвращаясь с боевого задания, выйти к Оке, как уже не промахнешься.

Уже утром, после бомбежки, командир звена Антонов сказал:

– Плохое место.

– Почему?

– Немцы приметили, теперь не отстанут. Будут бомбить регулярно.

Регулярно не получилось, в Московской ПВО появились ночные истребители. От обычных они отличались мощной фарой под фюзеляжем для освещения противника и прицеливания. Во фронтовых условиях и наши и немецкие самолеты летали без аэронавигационных огней, сокращенно – АНО. Тем не менее в ночном небе бомбардировщик засечь с истребителя можно, но только со стороны хвоста, по огненным выхлопам моторов. В авиации глушителей нет, они отнимают мощность, да и каких размеров и веса должен быть глушитель для мотора в тысячу, две тысячи лошадиных сил? Что наши, что немецкие моторы наддувные, у немцев еще и с механическим впрыском, дающим мощность. Топливо уже догорало в выхлопной трубе, и в ночи светился красный факел. Если в 1941 году ночными истребителями были обычные Як-1 или ЛаГГ, то немного позже появился тяжелый истребитель ПЕ-3, как вариант бомбардировщика ПЕ-2. Очень похож был на немецкий «Мессершмитт-110». Этот МЕ-110 применялся в основном на западном фронте против английских и американских бомбардировщиков, бомбящих Германию.

В полк прибыло несколько девушек после школы специалистов, бортовые стрелки в звании сержантов. Их поселили в отдельной избе, стоящей на отшибе. В полку летного состава – летчиков, штурманов, бортстрелков – немногим более полусотни, а технических специалистов и прочих около трехсот. И все мужчины, большинство из которых стали оказывать девушкам внимание, иногда назойливое.

Комиссар на построении пригрозил наказанием для тех, кого заметит возле жилья девушек.

Одну из них, хохотушку Катю, определили в экипаж Павла. Штурман расстроился.

– У моряков поверье есть, женщина на корабле – к несчастью.

– Сергей Иванович, это пережитки и суеверия прошлого, тем более у нас не флот.

– Самолет-то воздушный корабль!

И махнул рукой. Павел посмеялся над суеверием штурмана, а зря.

Уже следующим утром эскадрилья получила приказ на бомбардировку танков. Морозец градусов пять, легкий ветерок, на небе высокие перистые облака, за ними не спрячешься.

Взлетели. Перед линией фронта к эскадрилье пристроились истребители прикрытия на «яках». Истребители вселяли надежду вернуться без потерь. Авиаразведка вчера доложила, что колонна немецкой техники расположилась в Перхушково. Вылет ранний, думали успеть до выхода колонны из деревни.

У немцев жизнь по расписанию. Сначала завтрак, потом прогрев моторов, подготовка техники. Успели. Танки, бронетранспортеры, грузовики на деревенской улице, окутаны сизым дымком. Первая «пешка» комэска на боевой курс легла. И тут же в небе, по курсу самолета многочисленные разрывы снарядов. Немцы для прикрытия подразделений сосредоточили мощное зенитное прикрытие – и крупнокалиберные 88-мм пушки и малокалиберные автоматы. Первое звено сбросило бомбы удачно. Комэск по рации приказал Павлу подавить зенитки. Павел видел, откуда ведется огонь, по трассирующим очередям. С пологого пикирования обстрелял позиции зенитчиков из курсовых пулеметов, а на выводе из пикирования сбросил две бомбы-«сотки».

Разворот с креном, во время которого увидел позицию пушки. Пикирование и сброс еще двух «соток» точно в цель. Штурвал на себя, вывод из атаки и в это время взрыв, самолет подбросило. Обернулся, а одного вертикального руля практически нет, в фюзеляже зияет дыра. По внутренней связи вызвал бортстрелка и не получил ответа. То ли тяжело ранена, то ли убита. Сбросил разом оставшиеся бомбы, чтобы облегчить самолет. Яковлев за плечо тронул:

– Командир, похоже – горим, дымом пахнет.

И в самом деле. Ощущается едкий запах горелой проводки или чего-то похожего. По рации доложил Антонову о повреждении самолета. Дотянут ли? До линии фронта немого более ста километров, четверть часа полета. Но дотянут ли, если каждая минута длится как вечность?

Яковлев снова.

– Командир, горим, вижу пламя.

Открытый огонь на бомбардировщике это приговор машине. На истребителе иногда удавалось сбить пламя крутым пикированием. На «пешке» опасно, она может из пикирования не выйти, руль поврежден. Выход один – покинуть горящий самолет. Страшно, потому что внизу оккупированная территория. Если удастся избежать плена, то пройти по немецким тылам сто километров – тяжелая задача, как и пересечь линию фронта. О ситуации доложил по рации Антонову, потом приказал штурману:

– Покинуть машину!

И сам отстегнул привязные ремни сиденья. Штурман уже выпрыгнул, а Павел медлил. Впереди видел густой лес, ельник. Лучше приземлиться там. Перевернул самолет на левое крыло и вывалился из кабины. Помедлил с открытием парашюта, наблюдая за удаляющимся горящим самолетом. Наверняка его видят и немцы, сейчас начнут поиски экипажа. Земля стремительно приближалась. Павел рванул кольцо, легкий рывок вытяжного парашюта, потом чувствительный удар. Он поднял голову – купол расправился. Осмотрелся. Далеко позади, в нескольких километрах виден парашют Яковлева. Садится в чистое поле, слегка припорошенное снегом. Деревья надвинулись стремительно, ветки хлестнули по ногам, Павел успел прикрыть ладонями лицо. Треск веток, потом удар ногами о землю. Сразу прислушался к себе. Нет ли боли, не сломал ли какую-нибудь кость? Вроде цел. Парашют – куполом на небольшой елке. Сначала освободился от подвесной системы, попытался сдернуть купол с дерева. После нескольких попыток это удалось. Скомкал, бросил под дерево. От места приземления успел пройти немного, метров двести, как сзади раздалось:

– Руки вверх, чтобы я их видел.

Что обрадовало, говорили на русском. Однако мог быть полицай. Павла холодный пот пробил. Так глупо влипнуть! Медленно повернулся. В нескольких шагах молодой парень, его сверстник, в телогрейке, шапке, в руках трехлинейка. Брюки цивильные, заправлены в сапоги.

– Пистолет из кобуры вытащи, только медленно и брось.

Павел пистолет достал, мгновение помедлил. Выстрелить в незнакомца? Надо успеть передернуть затвор. Если у парня патрон уже в патроннике, можно не успеть.

– Не балуй, брось!

Бросил оружие Павел.

– А теперь пять шагов назад!

Отошел, парень поднял пистолет, сунул в карман брюк.

– А теперь шагай. Не туда, назад.

Назад, это на запад, от линии фронта. В деревню ведет, в немецкую комендатуру? Решил – как увидит немца, бросится на парня. Застрелят – так тому и быть. Лучше смерть, чем плен. Однако пришли к землянкам. Павла завели в одну из них. За столом, сбитым из жердей, сидел мужчина средних лет в советской военной форме, но без знаков отличия.

Появилась надежда выжить. На полицая мужчина не похож.

– Документы! – сразу потребовал военный.

То, что кадровый, сомнений не вызывало – прическа короткая, выправка. Годы службы не скрыть.

– Нет, перед полетом сдал.

– Кто такой?

Павел назвал звание, фамилию, имя, отчество, номер полка и дивизии.

– Немцы сбили?

– Зенитками. Штурман вместе со мной самолет покинул, а бортстрелка, похоже, убило. А вы кто?

– Тебе знать не положено. Считай – партизаны.

Да какие партизаны с выправкой и в военной форме? И у бойца, его задержавшего, чувствуется выучка. Команда разведчиков или диверсантов из ГРУ или НКВД, не иначе. Оружие Павлу не вернули, но и под замок не посадили. Однако выходить за периметр расположения запретили.

– Снег уже лег, следы оставишь, – коротко сказал боец.

Кормили скудно, утром чай с сухарями, в обед перловка и чай, вечером ржаной сухарь каменной плотности. А все потому что костер лишний раз разводить опасались. Если и разводили, то маленький и под лапником, чтобы дым рассеивался. С самолетов костер в лесу хорошо заметен, а немцы периодически пролетали.