Поединок над Пухотью - Александр Коноплин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Чувствует, — поспешил заверить ее Покровский. — Все он, конечно, чувствует, только не всегда может это выразить.
Девушка снова что-то записала.
— Ну а в личном? — спросила она уже уверенней, взглянув на Сашку.
— Что в личном? — спросил ом.
— У вас есть дети?
— Думаю, что нет.
Девушка перестала писать и даже немного откинулась назад.
— То есть как это, думаете? Вы что, не знаете? — Сашка молчал. — А, понимаю! У вас, может быть, родился сын или дочь, а вы об этом не успели узнать. — Она торопливо и радостно принялась нанизывать строчку за строчкой. Покровский укоризненно покачал головой.
— Ну вот, теперь вам легче будет сказать мне, что вы чувствуете, вспоминая свою семью.-. — Она сложила руки в кулачки и прижала их к груди. — Вы не удивляйтесь, но нам, то есть газете, это очень важно знать!
— В личном плане я ничего чувствовать не могу, — сказал Сашка, — не положено.
Майор крякнул от досады и отвернулся.
— Я понимаю… — Трофейная авторучка отказывалась служить. То ли в ней кончились чернила, то ли девушка в волнении открутила не то. — Здесь много всяких тайн, но ведь личные чувства воина — это же не военная тайна! Об этом же можно! — Она с мольбой взглянула на Сашку. — Ну, пожалуйста, хоть что-нибудь! Видите ли, у нас редактор… Ему вынь да положь очерк о разведчиках, а у меня без лирики не получается… — Она склонила голову и стала рисовать на бумаге квадратик. — И вообще я в газете вторую неделю.
Покровский присел на скамейку.
— А до газеты где служила? Или, может, прямо с гражданки?
— Нет, до газеты я в политотделе работала. А туда прямо из института. Только начала привыкать, а тут: «Вы нужны в газете…»
Металлический колпачок авторучки звякнул, покатился и исчез под столом. Девушка поспешно нырнула за ним и здесь встретила Сашку.
— Знаете, я понял, что я чувствую, — шепнул сержант, в темноте ловко схватив ее тонкое запястье, — я чувствую, что полюбил вас с первого взгляда. Если вернусь живым…
— Пустите руку! — попросила она.
— Обещайте, что выйдете за меня замуж!
— Вы что, не нашли более подходящего места для объяснения?
— Не нашел. При свете я краснею.
— Что-то не заметила… Да пустите же меня! Ах!
— Ну что, нашли? — как-то уж слишком заботливо спросил Покровский, заглядывая под стол. — Ну-ка, Ошурков, посвети им фонариком!
— Спасибо, не надо, — испуганно ответила девушка, встала, скомкала исписанные листы, сунула блокнот в карман.
— У меня все, товарищ майор, разрешите идти? — Лицо ее пылало.
— Как, уже? — удивился начштаба. — А я слышал, будто все корреспонденты ужасно надоедливые люди. Простите великодушно…
— Значит, не все… Разрешите идти?
— Ну что вы заладили, идти да идти! Оставайтесь, чайку попейте. Я вас вареньем угощу. Клубничным.
— Спасибо, меня машина ждет.
— Подождет, ничего не случится. Ошурков, неси чай!
Длинный нескладный Ошурков в помятой, кое-как заправленной под ремень гимнастерке принес большой алюминиевый чайник и две кружки. Потом снова нырнул в угол, занавешенный плащ-палаткой, и появился, держа в руках двухлитровую стеклянную банку, завязанную чистой белой тряпочкой.
— Вот, все тут…
— Ты что, не видишь? Три кружки! — сказал, не слушая его, начштаба. — Садись и ты, сержант. Наверное, давненько домашнего варенья не пробовал.
— Так точно, товарищ майор, — согласился Стрекалов, — третий год казенное варенье едим, надоело.
Майор добродушно засмеялся, едва заметная улыбка тронула губы девушки. Она все еще стояла возле двери, только теперь слегка прислонилась к косяку. Майор взял ее за руку, усадил за стол.
— Нечасто и нашему брату приходится вот так, по-домашнему… Ошурков, а колбаса где? Ты что же, а? Сам не дошурупил?
— Я-то дошурупил, — сказал, выходя из-за плащ-палатки, Ошурков, — да только нету ничего. Одна казенная питания осталась. Был давеча шматок сала, так вы его тому беженцу отдать приказали.
— Да, верно! — подумав, сказал майор. — Такой, понимаете, забавный парнишка. «Я, — говорит, — товарищ красный командир, скоро сам немца бить стану, только вот на ноги поднимусь. Отощал малость…»
Несговорчивый Ошурков все-таки сжалился и принес немного домашней, пахнувшей чесноком бараньей колбасы, сдобных сухарей, козьего сыру и, главное, шоколадных конфет. Девушка-корреспондент понемногу оттаяла, оживилась, глаза ее подобрели. Обхватив кружку обеими руками, она дула в нее, близко поднося к лицу, и от этого на ее коротком, чуть вздернутом носу появились капельки пота. На Стрекалова она больше не взглянула ни разу, зато он не спускал с нее глаз. Ему нравилось, как она держит кружку, как пьет — беззвучно и незаметно, — как откусывает от конфеты крошечные кусочки мелкими и белыми как снег зубами.
— Из сорока двух учеников моего класса, — говорил, расчувствовавшись, майор, — предвоенного выпуска только шестеро не поступили в институт. Остальные блестяще сдали экзамены и, если бы не война… Да вы ешьте, не смотрите на меня. Мне ни баранины, ни шоколада нельзя… Да, а его вы сфотографируйте обязательно. Может, с точки зрения женщин и не больно красив, но как военный могу сказать: этот юноша далеко пойдет. Если, конечно, с ним ничего не случится…
— Здесь мало света, — сказала она, — и вообще… поздно. Разрешите мне уехать, товарищ майор. Меня ждет редактор.
Сашка ее не провожал. Он презирал интеллигентские штучки…
— Дикарь ты, брат! — сказал, вернувшись, майор. — Даже не проводил!
— Приказа не было, товарищ майор…
— Каждый уважающий себя обязан уважать и других. Тем более если это женщина!
РАДИОГРАММА
«Секретно!
В штаб 10-й Отдельной механизированной бригады СС
х. Великий Бор, 7 декабря 1943 г.
Довожу до вашего сведения, что операция по прорыву на запад утром 7 декабря не состоялась. Несмотря на наличие во всех подразделениях достаточного количества автомашин, 430-й полк прибыл в район сосредоточения с опозданием на 1 час 10 минут, а 277-й отдельный саперный батальон на 1 час 42 минуты. Во избежание напрасных потерь я вынужден был отменить наступление. Напоминаю: успех всей операции возможен только под покровом темноты или в сильный туман. Только паника в рядах большевиков, растерянность, вызванная внезапностью нашего наступления, могут обеспечить нам победу. В данном случае эти важные факторы были утеряны.
Вину за несвоевременный выход в район сосредоточения пехотных подразделений отношу целиком за счет халатности бывшего командира 430-го пехотного полка майора Лернера и бывшего командира 277-го отдельного саперного батальона гауптмана Байера.
Приказываю: обоих передать военно-полевому суду.
Требую от всех командиров частей: впредь назначать командирами рот и взводов только офицеров СС.
Командиром 430-го пехотного полка назначаю своего заместителя, штурмфюрера СС Эрвина Ченчера.
Бригаденфюрер С С Шлауберг».
РАДИОГРАММА
«Совершенно секретно! Командующему 2-й армией фельдмаршалу фон Бушу
х. Великий Бор, 7 декабря 1943 г.
Согласно вашему приказу от 24 ноября с. г. продолжаю удерживать позиции в треугольнике Платов — Ровляны — Окладино, находясь при этом в полном окружении. Насколько я понимаю, ваши планы — прорвать фронт русских — изменились. Произошло ли это в результате недавнего наступления большевиков или по какой иной причине, судить не смею. Верные долгу и фюреру, мы продолжаем выполнять ваш приказ. Вероятно, до вас доходят сведения, кроме тех, которые я посылаю регулярно, о боевых действиях, проводимых нами, крупных и мелких диверсиях в тылу русских. Считаю долгом напомнить, что именно в результате этих действий русские продолжают удерживать в районе Платова и Ровлян в общей сложности около дивизии, которая, не будь нас, была бы поставлена против 2-й армии.
Считаю долгом сообщить, что у вверенных мне частей на исходе бензин и боеприпасы, нет медикаментов, продуктов питания.
Все вышеизложенное заставляет меня заявить следующее: если в течение ближайшей недели мы не получим действенной помощи, Германия лишится своих лучших солдат!
Бригаденфюрер СС Шлауберг».
Глава третья. Этого не знает никто
В полночь Сашкину группу подняли, и младший лейтенант Сулимжанов еще раз проверил не столько экипировку — это, он знал, будет как надо, — сколько карманы: вчера вечером была почта и кто-нибудь мог сохранить конверт с номером полевой почты.
Из землянки Стрекалов вышел первым. Недалеко от входа стоял старшина Батюк.