Подводный разведчик - Григорий Кириллов

Григорий КИРИЛЛОВ

Художник Лыков В. М.

ПОДВОДНЫЙ РАЗВЕДЧИК

БИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА

Кириллов Григорий Иванович родился в 1906 году в деревне Будовежь, Псковской области, в семье рыбака. В юношеские годы помогал отцу в рыбном промысле.

Затем был призван в армию. Служил на Черноморском флоте (там окончил водолазный техникум) и в Днепровской военной флотилии). По окончании службы учился в Политехническом институте, потом занимался инструкторской и преподавательской работой.

Во время Великой Отечественной войны был инструктором в аварийно-спасательных отрядах Военно-Морского Флота.

Литературной деятельностью занимается с 1945 года Его рассказы печатались в журналах «Советский воин», «Работница», «Вокруг света», «Дружные ребята», в газете «Комсомольская правда».

ПОДВОДНЫЙ РАЗВЕДЧИК

На середине бухты стоит большой военный корабль. Из широкой его трубы поднимаются кверху редкие хлопья дыма. А за бортами темнеет вода и в ней золотистыми рыбками отражаются первые звезды.

На носу корабля, помигивая папиросными огонькам, и, густо сидят молодые матросы и молча слушают рассказ бывалого моряка:

— Как-то под вечер вызывает меня командир бригады подводных лодок и говорит:

— Вот что, товарищ Ползунов, ты человек опытный, смекалистый, дело свое знаешь. В одном месте надо на берег взглянуть. Предполагается десантная операция. Для этой цели мы надумали послать с подводной лодки разведчика и, посоветовавшись, решили это дело поручить тебе. Как ты?

— Сделаю, — говорю, — все, как скажете.

— Только смотри, при неосторожности можно немцам в руки попасть.

— Не беспокойтесь, — говорю, — товарищ капитан второго ранга, я здесь в Крыму каждый камень знаю.

— Ну что ж, — говорит, — это хорошо. И еще вот что: сейчас на дне всякой всячины навалено. И немцы топят, и мы топим. Пойдешь по грунту, что увидишь — примечай, какое судно, чье, с чем, как лежит. Немцам здесь не век вековать, сведения эти пригодятся нашим эпроновцам.

В тот же вечер я проверил свой аппарат, зарядил баллоны кислородом. На следующий день «Малютка» вышла в море, прошла заданным курсом, вползла в берег и за полдень легла на грунт.

Командир лодки осмотрел мое снаряжение, хлопнул меня по плечу и через специальный люк выпустил на волю.

На грунт я упал боком. Ил такой мягкий, как шелковый, возьмешь в горсть, а он так между пальцами весь и разбежится. И светло на грунте, хоть книгу читай. «Видно, думаю, берег не очень далеко».

Встал я на ноги, пояс свинцовый поправил, осмотрелся, наметил по компасу, как мне идти, и пошел.

Иду не спеша, по сторонам поглядываю. Рыбешки разной за мною ватага тянется. А на грунте чего только нет: и якорные тележки от мин, и железные бочки, и перевернувшиеся кверху колесами полевые пушки, и даже немецкий бомбардировщик «Ю-88». Ткнулся тупым рылом в грунт, да так и остался лежать с задранным кверху хвостом. Я подошел вплотную, заглянул в кабину пилота: на мягком сиденье дремали два больших рыжих краба. При моем появлении крабы зашевелились и, поднимая пыльцу, сползли с сиденья. Я тронулся дальше и скоро увидел темный силуэт корабля. Лежит он, зарывшись пузом в ил, словно дом стоит. Я подошел и стал соображать, как мне на пароход забраться. Борт, как стена, и нет ничего, за что бы можно было ухватиться. Туда прошел, сюда прошел — ничего нет, только надпись возле кормы увидел, да прочитать не смог: не нашим языком писана.

Стою, ломаю голову, как бы мне на пароход попасть, и вижу: неподалеку от меня, похожий на ручную гранату, медленно опускается лот.

Стоп, думаю, стало быть, наверху какая-то посудина есть, раз глубину измеряют»: Лот дошел до грунта, полежал маленько и пополз кверху. Я проводил его глазами и задумался: «Наши здесь сейчас быть не могут, это, конечно, немцы» Но что они тух делают? И подниматься ли мне на пароход? А вдруг там…»

Все же на пароход я решил подняться, а тут и способ нашелся. Я размотал опоясанный вокруг себя в несколько рядов линь, отстегнул прикрепленный к нему поясной груз, и воздухом меня сразу кверху потянуло.

Поднимаюсь у самого борта, линь помаленьку потравливаю, а сам все время думаю: «Нет ли на палубе кого? Не поджидают ли меня там немцы?» Линь мой кончился, а до палубы еще больше метра подниматься надо.

Вишу так и не знаю, что мне делать. Бросить линь не могу, воздухом меня тут же на поверхность выкинет, но и не побывать на пароходе тоже нельзя: что я потом скажу капитану второго ранга? И тут пришла мне в голову мыслью навязать конец линя за ногу, освободить руки, выпрямиться и руками дотянуться до бортовой кромки.

Прилаживаю я к ноге линь и чувствую: кто-то, берет меня за шиворот и тянет кверху. У меня так мороз по телу и пошел. «Ну, думаю, конец». Подняла эта невидимая рука меня до леера и отпустила. Я ухватился за стойку и вижу: на палубе стоит водолаз в таком же легком костюме, как и я, и рукой зовет меня к себе. «Стоп, думаю, он, кажется, меня за своего принимает». Эта Мысль сразу окрылила меня. И первое, что пришло мне в голову — захватить немца и доставить его живым на лодку. Надо было только придумать, как это сделать.

Я быстро перелез через леер, выбрал по линю свой поясной груз, опоясался, замотал линь вокруг себя и спрашиваю его жестом: «Ну что?» Немец махнул рукой и указал на мостик. «Куда, думаю, он меня зовет? Не хочет ли он мне какую ловушку устроить?» Германец стал что-то показывать, да разве его поймешь! Он и руками-то не по-нашему махает. Все же я решил с ним идти.

Идем по палубе к мостику. Он первым, я за ним. Рыбы от нас во все стороны разбегаются. Гляжу я ему в затылок и думаю: «Как бы мне тебя половчее к рукам прибрать?»

Немец подводит меня к открытой каюте и показывает: «заходи». «Ишь, думаю, какой вежливый, нет погоди», — и показываю ему, чтобы он первым заходил.

Как только немец вошел в каюту, я тут же захлопнул дверь, накинул наметку, перерезал ножом идущий от него наверх тонкий сигнальный конец и поднялся по трапу на мостик, чтобы посмотреть, нет ли на пароходе еще немецких водолазов.

Оглядывая палубу к носу и к корме, я убедился, что немцев на пароходе больше нет, и тут же, видя, как уходит кверху обрезанный мною сигнальный конец, понял, что сделал ошибку.

Конец бросать нельзя было. Гитлеровцы, выбрав его, встревожатся и сейчас же пошлют на помощь второго водолаза, а с двумя мне труднее будет бороться.

«Что же, думаю, делать?» Стою и нервничаю, А запертый мною в каюте немец должно быть догадался, что я не свой, и, громыхая на весь пароход, отчаянно бьет в дверь чем-то тяжелым; «А вдруг наметка отскочит?» — подумал я, видя, как от каждого удара дергается дверь.

Я решил спуститься с мостика и зажать наметку покрепче. Но только взялся за поручень, чтобы сойти на палубу, дверь, громыхнув, открылась, и немец, вырвавшись из каюты, заметался по палубе от борта к борту, размахивая кулаками как сумасшедший.

Гляжу я на него и думаю: «Меня ищет. Ох, и злой же он сейчас как черт».

Я выбрал местечко поудобнее, чтобы встретить его как следует, если он на мостик кинется, и вижу: от носа второй идет.

Заметив его, первый метнулся к каюте, встал за дверь и ждет. «Ишь, думаю, гадюка, все исподтишка норовит».

Думать думаю, а все же мне интересно, как это он вместо меня да своего же немца дубасить начнет.

Как только второй прошел в каюту, первый, крадучись, вылезает из-за двери, настигает его и со всего размаху вгоняет ему в спину нож. Тот перегнулся и замертво повалился на палубу.

«Вот это, думаю, так!» Признаться, я и сам такого не ожидал. Стою, молчу. «Что же, думаю, он дальше будет делать?» А он тем же ножом распорол ему комбинезон, сорвал шлем и, точно ударенный по голове, отшатнулся и застыл. Из правой руки выпал нож и, блеснув лезвием, лег на палубу. Долго стоял он над трупом что каменный. Потом, вижу, нагибается и начинает отвязывать от убитого сигнальный конец. Отвязал, дернул три раза и стал подниматься наверх. Я проводил его глазами, помахал на прощанье рукой. До свиданья, мол, спасибо за подмогу.

«Ну, думаю, теперь надо тикать, а то как бы худа не было. Немцы могут догадаться, что на пароходе советский подводный разведчик, и разбомбят меня вместе с пароходом».

Я посмотрел кругом. От лебедки шел кверху туго натянутый пеньковый конец, на котором, по всей вероятности, стоял катер или баркас.

Не теряя времени, я перерезал этот конец, спустился на грунт и пошел своей дорогой.

Скоро ил кончился, грунт стал тверже и светлее, начали попадаться камни. Все говорило о том, что берег близко.

Когда до поверхности осталось метров пять, я припал к большому мохнатому камню и стал обдумывать, как мне поспособнее из воды высунуться, чтобы все можно было разглядеть и чтобы немцы не могли меня заметить.