Карма - Андрей Максимов

– Я уже тоже думаю: может, хрен с ним, с материалом? Цветкову я все объясню, да он и сам не очень-то этой темой загорелся. Про пятьсот долларов уже забыл наверняка. Я лучше еще какую-нибудь фигню придумаю… – Наташа вздохнула: – Что-то я, подруга, сентиментальной становлюсь. Для моей профессии – это кранты.

Рита подскочила к подруге, поцеловала:

– Молодец, Наташка! Тебе Бог за это «спасибо» скажет каким-нибудь своим, Божеским способом.

– Бога понять нельзя, – сказала Наташа. – Я в душ пойду, пока чайник греется. А ты звони.

Рита снова начала тыкать в кнопки, не очень веря в удачу.

И вдруг – длинные гудки. Долго никто не подходил. Но Рита решила ждать до победного.

И услышала усталый женский голос:

– Алло.

– Здравствуйте, – залепетала Рита. – Добрый день. Я хотела узнать результаты теста. На СПИД. Да-да. Как фамилия? Моя? Моя-то? Или того, кто тест проходил? Ой, простите, глупости говорю. Волнуюсь. Как же фамилия-то ее была… Смешная такая. Ветер, что ли?

И тут в трубке спросили:

– Может, Сквозняк?

– Ага, – обрадовалась Рита, – Сквозняк. Какие вы хорошие! Все знаете: Сквозняк. Да-да.

А Наташа в ванну не пошла. Услышала, что Рита дозвонилась, и вошла в комнату, прислонившись к дверному косяку.

Наташа видела, как побледнела Рита и как повторяла:

– Положительный. Точно? Последняя стадия? Точно? СПИД? Точно? И не может быть ошибки? У вас не бывает ошибок? Никогда не бывает? А… Сколько ей… мне… осталось? Месяцы… Точно? Запустили? Можно к вам прийти… и вы посоветуете, как лечиться… Алло… Не может быть ошибки? Не бывает? Алло…

Холод поднялся и залил всю Наташу – от кончиков пальцев до затылка.

Она села на диван. Слез не было, и крик не рождался. Холодная пустота внутри – и все.

– Они сказали, что ты запустила… Что лечение продлит жизнь на несколько месяцев… Как же так, Наташка? – закричала Рита. – Как же так?

Часть вторая

ОЩУЩЕНИЕ СМЕРТИ

И почему это нам кажется, что жизнь лучше смерти? Может быть, потому что к жизни привыкли, а к смерти – нет? Ведь все люди знают, что когда-нибудь умрут. Все. И – ничего. Живем. И мысль о смерти вовсе не мешает течению жизни. Вся тайна в этом «когда-нибудь»… Это нечто очень далекое. Это почти «никогда».

Как все-таки правильно распорядился Господь, что никто из нас точную дату своего ухода не знает. А то бы такой хаос начался…

Наташа приняла свою болезнь как данность, словно была готова к ней. Почему-то не хотелось думать ни о том, чтобы сделать повторный анализ, ни о том, чтобы попробовать лечиться. Болезнь – а тем более болезнь серьезная – вынимает человека из жизни раньше, чем это делает смерть. Жажда жизни – это то, что заставляет нас существовать вопреки всему. Болезнь эту жажду утоляет мгновенно.

Наташа сдалась сразу. Не с радостью, конечно, но с готовностью. Подумала даже: «А что, собственно, мне жаль оставлять в этой жизни?» Долго думала, в окно смотрела, курила, коньяк пила. Ничего не надумала. Расстроилась. И запретила себе размышлять на эту тему.

Думать вообще было невозможно. Поэтому Наташа послала Риту в магазин за коньяком – и весь день пила. Падала на кровать, забывалась сном и снова пила.

Мозг затуманивался, жить становилось бессмысленней, а потому – легче.

Утром Наташа проснулась от телефонного звонка:

– Квартиру сдаете?

Повесила трубку.

Телефон снова зазвонил, голос был другой, но вопрос тот же:

– Вы квартиру сдаете?

Снова повесила трубку.

Пошла в душ.

Стоя под душем, она думала: «Зачем я тут стою? Зачем теперь вообще что-то делать?» Ведь что остается? Ждать, пока тебя положат в гроб, а на страницах «Желтого тупика» появится портрет с красиво-печальными словами.

«Интересно, на первой полосе напечатают некролог или внутри газеты?» – подумала Наташа, хотя ей это было совершенно не интересно.

Теперь казалось, что горло болит невыносимо. И насморк казался бесконечным. Тут еще менструация началась некстати. А во всех книжках про СПИД написано: «Нарушается менструальный цикл».

Телефон звонил, не переставая. Она перестала поднимать трубку.

Достала книжки про СПИД. Начала читать. Заплакала.

Пошла за коньяком – кончился.

Оделась. Открыла дверь и тут же наткнулась на клочок газеты. Подняла.

Фломастером было обведено объявление: «Сдаю квартиру в хор. состоянии на длительный срок. Дешево». И – ее телефон.

Тем же фломастером рядом было написано крупно: «Извинись!»

Порвала объявление, подумала: «Зря порвала. Может, все-таки милиция вмешается хоть с помощью Цветкова. Был бы вещдок». И тут же: «Зачем? Ну, накажут Артура или не накажут – какая теперь разница?»

На двери висела пара записочек. Наташа порвала их, не глядя, и подумала: «Вот бы переспать с вами в моем нынешнем положении. Смешно…»

По дороге в магазин рассмеялась, да так громко, что прохожий отшатнулся.

Подумала: «Если верить книжкам и фильмам, мне бы надо размышлять о том, что я умру, а мир этот останется. И люди так же будут бегать, и солнце светить, и гаишники брать взятки. А меня не будет. Но об этом почему-то не размышляется. Совсем».

Мысль показалась смешной. Вот и рассмеялась.

Вернулась домой. Поставила варить курицу. Странно, но хотелось есть.

Выпила.

Подумала: «Ну, ведь живут же люди – и раком больные живут, и СПИДом. И в хосписе люди живут. Да, кстати, может, съездить в хоспис?»

В хоспис ехать было нельзя: почему-то совсем не хотелось раскрывать свою болезнь. Никому. Хотя какая разница: знают или нет?

Может, все-таки поехать в какую-нибудь другую «Обдирочную», поприличней, и еще раз тест сдать? А потом – что? Ждать неделю? А как эту неделю жить? Это же не надежда будет, а какая-то тень надежды. Зачем нужна эта тень? Надо смириться и не рыпаться. Она же чувствовала, что так произойдет? Вот и произошло. И надеяться не на что. Только на Бога. Все-таки когда есть надежда на ошибку – жить легче. Это как будто темное-темное небо, а крошечная звездочка все-таки светит.

Не пойдет она проверять. И лечиться не станет. Пускай все идет, как идет. У нее нет ни сил, ни желания рыпаться.

Потом пришла Рита. Начала причитать, что, мол, с утра звонит, а трубку никто не берет и она уже подумала… а вдруг Наташа решила из окна… Или еще какую глупость…

Рита даже перекрестилась, чего раньше никогда не делала.

Рита была выгнана незамедлительно. Но она натолкнула на мысль, которая Наташе в голову не приходила.

Открыла окно – посмотрела вниз. Седьмой этаж.

Подумала одно: «Бред!» Дальше думать было лень.

Выпила коньяка. Стало чуть легче, то есть безразличней.