Федя и Данилка - Любовь Федоровна Воронкова

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

— Он был такой чистый-чистый, — сказал Данилка, — не то розовый, не то жёлтый. А внутри — будто огонёк горит. Даже руку освещает.

Петруша Огородников в камнях понимал.

— Я знаю, что это за камень был. — сказал он. — Это был сердолик. Эх, жалко, что потерял!

— А я знаю, где этих сердоликов хоть граблями греби! — сказал Васятка. — Перейти через перевал, спуститься на ту сторону и идти по берегу до Лисьей бухты. Они там по всему берегу валяются!

— Эй, товарищ, — сказал ему Петруша, — ты ври, да не завирайся.

— Ничего не «ври»! — ещё громче закричал Васятка. Он терпеть не мог, когда с ним спорили. — А что, Костя Семёнов нам не рассказывал на сборе, что в Карадаге сердоликовая жила есть? Море её размывает да размывает, помаленьку отламывает по кусочку и на тот берег выкидывает. И ничего особенного тут нету!

— Сергей Матвеич тоже рассказывал, — проворчал Федя.

Правду сказать, Феде было очень не по себе.

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

Данилка пришёл домой, достал свою коробку из-под ягодной пастилы и сел на лавочку под тополем. Он открыл коробку и стал разглядывать камушки, которые в ней лежали. Это были красивые камни, хорошо отшлифованные морем, расписанные разными красками. Вот светло-серый камень, а по нему, словно волны по заливу, кривые полоски — жёлтая, зелёная, белая. Вот совсем зелёный, блестящий, с жёлтыми разводами. Вот ярко-чёрный с голубыми и розовыми крапинками. Вот нежно-лиловый с одного края и розовый с другого, как вечернее небо над морем. А вот горбатенький, как бобок. Бока у него синие, с оранжевыми пятнышками, а по спинке и по брюшку проведены оранжевые полоски. Словно сам царь морской долго сидел и расписывал этот камень тоненькой кисточкой, а потом бросил его на берег — Данилке.

Много их. Но такого, который сегодня ушёл от него в море, у Данилки не было.

И друга не было. Уж теперь-то Данилка ни за что не помирится с Федей. Что это за друг, если он такие камушки из рук выбивает?

Данилка поднял голову и долго глядел на тёмную Большую гору, на зубчатую Кок-Кая. Кок-Кая стоит над самым морем, и сейчас виден только гребеш, её, совсем синий в сумерках. Там, между Большой и Кок-Кая, — южный перевал. Через этот перевал идёт дорога в Лисью бухту.

Есть и другой перевал — северный. Тогда надо будет идти мимо каменного человека, который сидит много веков на скале и всё думает о чём-то, склонив голову. Он и сейчас виден. Вон он — высоко поднялся к потемневшем у небу, а сзади, над его плечом, висит лёгкое золотое облачко. Но солнце гаснет за дальними горами, и облачко гаснет тоже. Вот оно уже и не золотое, а жёлтое… Вот уже и не жёлтое, а чуть-чуть розовое. А вот его уже и нет совсем.

— Данилка, сынок, что же ты не отвечаешь? — вдруг услышал Данилка голос матери.

Мать подоила корову во дворе, пока светилось золотое облачко, а теперь провожала её в хлев.

— Кричу, кричу тебе! — продолжала мать. — Ступай за телёнком, вон он слоняется по улице, а домой не идёт.

Данилка загнал телёнка. А сердолики всё светились у него перед глазами:

«Хоть граблями греби»… Неужели правда?»

Сергей Матвеич пришёл поздно. Но Данилка дождался его.

Сергей Матвеич умылся, сел ужинать, а Данилка примостился около него на низенькой скамеечке.

— Дай человеку поесть спокойно, сынок, — сказала мать. — Сергей Матвеич и так устал.

Данилка тотчас начал отодвигаться от стола со своей скамейкой. Но Сергей Матвеич остановил его:

— Сиди, сиди, Данилка, мне с тобой веселее. Какие новости у тебя?

— Сердолик нашёл, — сказал Данилка.

— Ну? Давай сюда, посмотрим!

— А я его… опять потерял. Море унесло.

— Жалко.

Сергей Матвеич съел суп и налил себе молока в большую кружку.

— Ты вот сердолик нашёл, — сказал он, — а я воду никак найти не могу.

— Наверно, ушла глубоко, — ответил Данилка.

Электрическая лампочка над столом чуть покачивалась от ветра.

Розовые цветы олеандра то появлялись из темноты, то опять скрывались, будто играли с Данилкой в прятки.

— А может, воды у нас в земле совсем больше нету, — добавил Данилка.

— Э, нет, товарищ! — сказал Сергей Матвеич и, как будто рассердившись, строго постучал пальцем по столу. — Это разговор не деловой. А деловой разговор такой: вода есть, и мы её найдём. Понял?

— Понял.

— Значит, всё в порядке. Пойдём спать.

— Ладно, — согласился Данилка, — только вот… а сердолики в Карадаге правда есть?

— Правда.

— А правда, что море сердоликовую жилу размывает и сердолики кидает на берег?

— Правда.

— А почему же их не найдёшь никак?

— Потому что упорства у тебя мало…

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

В горах

⠀⠀ ⠀⠀

По гребню идти было жарко, и Данилка скоро устал. Он нашёл куст боярышника и уселся в его скупой тени. Уселся и увидел прямо перед собой высокую вершину горы Кок-Кая, похожую на петушиный гребень.

Никогда ещё не был Данилка так высоко в этих местах, никогда ещё не видел он так близко эту гору Кок-Кая. Но что такое творится на этой горе? Сколько же на ней всяких окаменелых чудовищ!

Огромный ящер — Данилка видел такого в книге — напал на другого ящера, впился зубами ему в загривок. Из-за острого камня выглядывал лев с квадратной головой. Дальше чудились какие-то непонятные фигуры — похожие то на медведя, то на черепаху, то на огромных лягушек. Все они неподвижно сидели и лежали на широкой вершине горы, такие же серые и жёлтые, как сама гора. А кругом стояла тишина. Ни собаки, ни коровы, ни человека… Только Данилка сидит одни на горе под колючим зелёным кустом.

Данилке стало жутко. И чем дальше он глядел на безмолвную вершину Кок-Кая, тем отчётливей видел этих зверей — и головы их, и лапы, и хвосты. Тоска охватила Данилку. Он вскочил и бросился бежать по склону, по жёсткой траве, подальше от Кок-Кая.

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

Данилка шёл по белой тропе, среди побелевших от зноя высоких трав. Высоко поднялся. Оглянулся назад —