Президент не уходит в отставку - Вильям Козлов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Царапается, гад... - проворчал подошедший Гарик. На скуле у него кровоточащая царапина. Он приложил к ней смятый платок.
Сорока не ответил. Задрав голову, он смотрел на просвет меж вершинами деревьев. Вдоль берега залива пролетел вертолет. На нем горели белые и зеленые огни.
Молча дошли они до станции. Не доходя до высокой деревянной платформы, Сорока замедлил шаги. Повернулся к Гарику.
- Я, пожалуй, поеду в город, - сказал он. - Заниматься надо.
- Подумала, что мы за ней подсматривали... - вздохнул Гарик.
- А разве не так? - взглянул на него Сорока.
- Ты тоже хорош, - упрекнул Гарик. - Мне чуть воротник у рубахи не оторвал, а с этим типом... Тары-бары развел!
- Потому что ты не прав, - сказал Сорока и посмотрел вдоль путей. Вдалеке замаячило желтое пятно. - Моя электричка.
- Я с тобой, - сказал Гарик. - Вячеслав завтра утром приезжает...
Глава пятая
Изогнувшись в три погибели, Сорока лежал в тесной кабине "Жигулей" и тыкал отверткой в неподатливые винты механизма опрыскивателя лобового стекла, С подобной неисправностью он столкнулся впервые: стоило нажать на педаль сцепления - и механизм включал "дворники", хотя никакой в этом нужды не было. А через несколько секунд перегорал в блоке плавкий предохранитель. В чем дело, он никак не мог понять. Несколько раз подходил Кузьмин, молча наблюдал за ним. Он ждал, что Сорока спросит совета, но тот даже головы не поворачивал в его сторону: упорно ковырялся в механизме.
Кузьмин усмехался и отходил. Упрямый парень, ничего не скажешь!
Только перед самым обедом Сорока обнаружил неисправность: оказалось, что, когда нажимаешь на педаль сцепления, резиновый коврик сдвигается и включает механизм опрыскивания с принудительной подачей жидкости на сухое стекло. В результате этой нагрузки перегорает предохранитель. Чтобы устранить дефект, не нужно было разбирать механизм, проверять на стенде реле, просто достаточно ножницами расширить отверстие в коврике - и все дела!
Владелец "Жигулей" долго не мог поверить, что из-за такой мелочи он стольько времени мучился! Никто из его знакомых автомобилистов не мог найти неисправность, вот и пришлось из Гатчинского района гнать машину на станцию техобслуживания. На радостях он попытался всунуть мастеру, как он назвал Сороку, трешку, но тот решительно отвел его руку. Владелец удивился, но настаивать не стал, горячо поблагодарил и, счастливый, уехал.
- Гордый ты, - заметил Кузьмин, когда они остались вдвоем. - Или меня стесняешься? Человек дает тебе от всего сердца... Может, не стоит отказываться?
- Вы бы не отказались? - взглянул ему в глаза Сорока.
- В этом случае нет, - ответил механик.
- Я не могу брать деньги... - помолчав, сказал Сорока. - Руку жгут... Такое ощущение, будто добрый дядя тебе, сироте, милостыню подал... Не буду я брать от них деньги!
- Не зарекайся, Тимофей, - усмехнулся Кузьмин. - Вот у меня жена, трое детишек... Маловато мне одной зарплаты. Приходится иногда на стороне подработать: то мотор переберешь, то на старой машине электропроводку заменишь, то новичку-автолюбителю на дому техобслуживание сделаешь... И людям хорошо на станцию-то очередь, сразу не попадешь - и ты не в накладе.
- Это другое дело, - сказал Сорока. - Вы получаете за работу, а не на чай...
- Молод ты еще, - сказал Кузьмин. И непонятно было, осуждает он своего ученика или, наоборот, удивляется ему.
Быстро перекусив в столовой, Сорока с учебником под мышкоП отправился на территорию. Еще оставалось полчаса, и можно было позаниматься. Солнце припекало совсем по-летнему. Трава вдоль дощатого забора ярко зеленела, светились желтые цветы одуванчиков. Усыпляюще гудели большие с изумрудным блеском мухи. Их маршрут к куче прошлогодних листьев пролегал как раз над головой Сороки, пристроившегося с книжкой "Млекопитающие фауны СССР" на старом автомобильном скате у забора. Прочитав, что ежи отличаются массивным телом малозаметным хвостом, что ноги у них короткие, стопоходящие, кисти и ступни не расширены, а голова клиновидной формы с вытянутой в короткий хоботок носовой частью, Сорока вспомнил ежа Кольку, который долго жил с ними на Каменном острове... Кажется, Коля Гаврилов первым заметил в озере рыжеватый колючий комочек, приближающийся к берегу. Острая черная мордочка его с двумя бусинками глаз была вытянута вверх. Удивительно, что он сумел преодолеть такое большое расстояние. И почему он решил покинуть материк и приплыть на остров? Облюбовав среди бурелома местечко, еж проворно выбрался на берег, ничуть не испугавшись столпившихся ребят. Даже когда кто-то из них коснулся его колючек палочкой, не свернулся в ощетинившийся иголками комок, а спокойно потрусил в глубь острова. "Как тебя звать?" - в шутку спросил Сорока. "Крхок-крхок!" - фыркнул еж.
- Колька! - обрадовались ребята. Так его и прозвали. Кольке, видно, на острове понравилось, и он остался там. Частенько наведывался в палатки, всякий раз, когда садились за длинный деревянный стол под навесом, тоже приходил на обед. Ночью поочередно совершал обход всех палаток. Однажды напугал Ваську Темного, уколов его в пятку...
Громкие голоса отвлекли Сороку от воспоминаний. Неподалеку на бревна уселись молодые рабочие. В руках бутылки с молоком, бутерброды. Разговаривали громко, смеялись. Сорока понял, что теперь не позанимаешься. Хотел встать и уйти, но тут услышал сипловатый голос Леньки Гайдышева:
- Тут некоторые субчики на собраниях нас грязью поливают... А руководство вон благодарности нашему брату на доске приказов вывешивает!
Это верно, бригаде Бориса Садовского объявлена благодарность за ремонт "мерседеса" какого-то дипломата. Машину привезли на буксире, отказал мотор. Автослесари сумели быстро найти неисправность и отремонтировать заграничную машину.
- Долларами взял или жевательной резинкой? - поинтересовался Вася Билибин.
- Мы с иностранцев не берем, - пришел на выручку приятелю Миша Лунь.
- И зря, - сказал Билибин. - С капиталистов-то как раз и надо драть три шкуры. Обирают же они своих рабочих?
- А ты грамотный, Вася! - хохотнул Длинный Боб. - Может, проведешь с нами политбеседу?
- У меня обеденный перерыв, - ухмыльнулся Билибин.
- Ишь, сидит с книжечкой! - подначивал Сороку Гайдыщев. - Хочет инженером стать... Я бы на месте нашего начальника заочников-вечерников на пушечный выстрел не подпускал к станции...
- Это почему же? - спросил Саша Дружинин.
- Скоро все станут инженерами да начальниками, - продолжал Ленька. - А работать кто будет? Кто будет ключиками-молоточками орудовать? Руки пачкать да бензиновую гарь нюхать?
- Сейчас многие рабочие больше инженеров заколачивают, - сказал Саша. - А ты небось больше самого начальника зашибаешь?
- А ты бы, Сашок, помалкивал, - заметил Миша Лунь.
- Где вот таким, с книжечками, понять душу рабочего человека? - не унимался Гайдышев. - Паразиты, они нам, работягам, дышать не дают...
У Сороки лопнуло терпение, он захлопнул книжку, стремительно поднялся и подошел к рабочим. Серые глаза его не выражали ничего. Разве только сдвинутые темные брови да вертикальная морщина на переносице выдавали гнев. Остановившись перед Гайдышевым, который стал беспокойно озираться на своих приятелей, Сорока сверху вниз посмотрел на него.
- Повтори, что ты сказал, - не повышая голоса, произнес он.
- Пошел ты... - буркнул Гайдышев. Чувствовалось, что он растерялся. Пожрать человеку не дадут...
Сорока нагнулся: схватил его за грудки и, как школьника, поставил перед собой.
Гайдышев сгорбился, втянул шею в плечи, глаза его смотрели зло и настороженно. Длинный Боб спокойно тянул молоко из бутылки и улыбался, Миша Лунь раскрыл рот, выпуклые глаза его моргали.
- Ты хоть понимаешь, что плетешь? - Сорока встряхнул его, будто мешок с отрубями, и Гайдышев чуть язык не прикусил. Слышно было, как в его карманах звякнули гаечные ключи.
- Ну чего ты? - забормотал он. - Убери руки-то!
- Дурак ты, Гайдышев, - с отвращением сказал Сорока и силком посадил его на бревно. - На твоем месте надо как можно реже раскрывать рот... - Он обвел взглядом рабочих. - А вы сидите и слушаете эту чушь... Только подонки могут так рассуждать, как этот... - Он с презрением взглянул на сникшего Леньку. - Еще причисляет себя к рабочему классу... Какой ты рабочий? За рубль маму родную продашь...
Повернулся и зашагал вдоль забора к цеху.
- Ну, гад! Видали, какой правильный выискался?.. - негроко, чтобы не услышал Сорока, пробормотал Гайдышев.
- А что? - сказал Саша Дружинин. - Правильно тебе врезал Сорокин! Противно смотреть, как вы облапошиваете клиентов! С этими масленками... Что, не так?
С лица Леньки Гайдышева еще не сошла растерянность. Сигарета во рту потухла, и он ее с отвращением выплюнул.
- Руки, сволочь, распускает... - пробормотал он.
- А ты - язык, - поддел его Вася Билибин. - Не на того, Леня, нарвался! Где сядешь, там и слезешь!..